 |
| Кремль.org | Протодиакон Андрей Кураев | 27.12.2008 |
В 50 дней между кончиной Патриарха Алексия и выбором нового предстоятеля Русской Православной Церкви вместится и Новый Год и Святки. То есть — неизбежный разгул гаданий и прорицаний.
На этот раз часть из них будет замаскирована под «аналитику». С видом посвященных вполне светские «аналитики» будут раскладывать пасьянс с фотографиями митрополитов, гадая, кто из них кому «конкурент» и у кого «шансы предпочтительнее». Просто «Семнадцать мгновений зимы». Но у Штирлица по воле сценариста был доступ к личными делам изучаемых субъектов, и он знал, кто из «истинных арийцев» — обладатель «нордического характера».
У нынешних же религиоведов такого доступа нет. И винить их в этом даже не стоит. Это измерение церковной жизни и в самом деле закрыто для постороннего взгляда. Как выяснить, в чем отличие одного митрополита от другого, если публично они сами никогда об этом не говорят?
Когда близятся выборы нового римского папы, западным наблюдателям проще. Статус католического епископа требует, чтобы он постоянно комментировал все события церковной и светской жизни. В итоге можно составить достаточно подробный «фоторобот» его предпочтений. Поэтому экспертное сообщество с цитатами и фактами в руках может говорить: «если такой-то „папабиле“ станет папой, то в его политике появятся такие-то акценты… Он связан с таким-то университетом, таким-то монашеским орденом, такая-то его позиция поддерживается епископатом таких-то стран, и поэтому его шансы таковы…».
Но православный епископ совсем не обязан (по ожиданиям своей паствы и собственным представлениям о своем служении) выступать в роли комментатора текущих событий. Он — образ Вечности, а не «зеркало недели». Он говорит о церковных традициях и церковных праздниках, вновь и вновь повторяет святые библейские прописи. И под Иродом он имеет в виду именно Ирода, а не президента.
Если католический епископ не реагирует на политические события — он кажется неадекватным. Если православный епископ начинает говорить о политике — он кажется неуклюжим. И прихожане и наипаче светские люди в ответ пожмут плечами и в сердцах скажут — «батюшка, тебе молиться что ли надоело, коль ты в политику полез?».
Единственный православный епископ, который все же высказывается по всему спектру общественных дискуссий -митрополит Кирилл. Но это работа у него такая, его церковное «послушание». Он (на протяжении уже 20 лет) — куратор ВНЕШНИХ связей Патриархии. Этот его статус уникален. Но оттого и сравнивать его просто не с кем. А, значит, и именовать именно его «модернистом», а кого-то иного — «консерватором» неуместно. Сравнивать можно два слова, а не слово с молчанием.
Тем более трудно заметить и сопоставить взаимные личные отношения епископов (как «претендентов» между собой, так и меру их поддержки епископатом и духовенством). Как определенный недуг нашей церковной жизни я расцениваю то очевидное обстоятельство, что у наших иерархов практически нет личного выражения лица. В ситуации выборов это означает, что на выборы идут люди без внятных программ.
То, что все они православные, — понятно. Что все они любят Церковь и не собираются ее ломать, предавать, травматически «реформировать» — тоже понятно. Что все они желают блага Церкви -тоже понятно. Непонятно лишь одно — на каком основании именно архиерей N считает, что именно он лучше других сможет управить церковный корабль. Никому (в том числе, возможно, и самому епископу N), непонятно, ради чего он идет в патриархи, какие именно акценты он желает привнести в церковную жизнь, причем такие акценты что, в случае избрания патриархом другого епископа, эти акценты не будут найдены и реализованы, что, в свою очередь, приведет к негативным последствиям для Церкви… И опять единственное исключение — митрополит Кирилл. Значит, опять нет основания для сопоставления и анализа — кто же может быть ему «конкурентом» и ради чего.
Так что на предстоящем соборе будет выбор между именами («имя Церкви»), но не между программами.
Вторая сложность для не совсем бесшабашного аналитика — заметить эти самые имена. Как это ни странно, но претендентов на патриарший престол просто нет. Никто из епископов не выдвигал себя в кандидаты. Никто не заявлял о своем желании или хотя бы согласии занять высшее место. Так что церковные выборы не похожи на светские. Никто не подает заявок в Центризбирком: «выбери меня!».
Ну, на каком основании с первого же часа кончины Патриарха Алексия, светские СМИ стали говорить о том, что «борьба развернется между митрополитом Кириллом и митрополитом Климентом»? Помнится, 4 года назад те же газеты писали, что назначение владыки Климента на пост Управляющего делами Патриархи — большая победа митрополита Кирилла. Мол, ему удалось поставить своего заместителя и единомышленника на ключевой пост в другом церковном департаменте.
Так на каком же основании человека, который 15 лет был правой рукой митрополита Кирилла, теперь объявляют его соперником и идейным оппонентом? А также — на каком основании глава Отдела внешних связей предстает как «экуменист и модернист», а его многолетний первый заместитель получает ярлык (или звание) «ортодокса»?
Третья особенность церковных выборов состоит в том, что в них исключена критика «конкурента». Не то что сейчас, до Собора, но и по ходу заседаний Собора никто из выдвинутых кандидатов не станет выступать с критикой других. Единство Церкви — выше личных амбиций. Хочет епископ А. выдвинуть кандидатуру епископа Б — он может о нем говорить хорошо. Но он не может при этом говорить плохо о епископе Г. Кстати, у католиков на конклавах, избирающих Папу, запрещено даже это. Люди говорят о погоде и голосуют тайно, не объясняя мотивов своего голосования. Все равно ведь мир епископата (как православного, так и католического) довольно закрытая корпорация, внутри которой надо будет работать при любом избранном Кормчем. Так же и Поместный Собор 1990 года решил исключить любые критические отзывы о кандидатах.
Итак, к неудовольствию аналитиков, никто из потенциальных кандидатов не скажет «Я не такой как прочие люди».
В этих условиях просто не может быть «компетентного прогноза».
Мое же, не-компетентное мнение, таково.
Кажется, чаша весов склоняется в пользу митрополита Кирилла. Но это отнюдь не означает, что все решено. То, что так нравится в митрополите Кирилле светским людям, может вызвать настороженное отношение к нему у людей слишком церковных. У него не-общее выражение лица. Он не равен своему титулу и сану. Не растворился в нем. Это крайне редкое в России сочетание: интеллектуал, облеченный властью. Властная мысль. Даже телезритель при слышании речи митрополита Кирилла не сможет не вспомнить евангельское определение: «он говорит как власть имеющий».
Он пашет сам и несомненно заставит думать и работать других. Возглавляемый им департамент внешних церковных связей, по правде говоря, — единственная и в самом деле работающая структура церковного управления.
Захотят ли епископы поставить над собой характерного человека, у которого помимо общей для всех них православной веры есть и свои личные взгляды на многие проблемы церковной и светской жизни, и есть очевидная жажда работы?
Вот главный выбор соборян: преодолеют ли они соблазн избрать «боярского царя»? В России так мотивированные выборы кончились Смутным временем. Речь Посполитую они вообще довели до могилы. Россию спасло лишь, что Михаил Романов, избранный за то, что казался тихим провинциальным мальчиком, стал (не без помощи своего отца — патриарха Филарета) твердым правителем.
Вот и сейчас выбор предстоит между личным комфортом некоторых избирателей — и судьбой страны… Вероятность того, что Собор изберет митрополита Климента — в районе нуля.
Причина в том, что Патриарх Алексий сам в течение 25 лет был управляющим делами Патриархии при двух стареньких или пассивных патриархах. Он прекрасно понимал значение этого ключевого поста и потому с крайней осторожностью доверял его кому-то другому. В середине 90-х эта должность просто была вакантной, а патриарх сам тянул эту столь привычную для него лямку в дополнение к своим новым обязанностям. Затем же этот пост занимали митр. Сергий (ныне Воронежский) и митр. Климент — люди тихие, скромные, непубличные и весьма скованные (в т.ч. патриархом) в своих словах и действиях.
4 года своей работы в Патриархии митр. Климент потратил прежде всего на реализацию проекта «Основы православной культуры — в школу». По причинам, в значительной степени не зависящим от него, итоги этой активности оказались неутешительными. Из министерства образования и науки за это время были уволены все те, кто мог бы симпатизировать этому проекту. Близость министра Фурсенко к Путину является секретом Полишинеля", и потому приходится признать, что с высшей светской властью отношения владыки Климента сложились не самые лучшие.
А высшая церковная власть вряд ли хотела появления рядом с собой своего же дубликата. Потому калужский митрополит ни через Кремль, ни через Патриарха практически не мог оказывать реальную помощь провинциальным епископам и тем самым приобретать симпатии будущих выборщиков.
В свое время митр. Алексий реально помогал провинциальным владыкам защищаться от произвола местных коммунистических чиновников — и эта тихая помощь и вознесла его на патриаршую кафедру.
Митр. Кирилл также имел возможность оказывать эту ежедневную помощь архиереям. Она могла быть небольшой, но все равно памятной (помощь в организации виз и зарубежных поездок). Но она бывала и весьма серьезной — потому что региональные светские власти уже давно воспринимают его как человека, входящего и вхожего в самые высокие московские элиты, а потому его визиты в далекие епархии становились событиями в местной церковно-общественной жизни. А губернаторы прислушивались к его просьбам о нуждах местных церковных общин.
Также надо учесть, владыка Климент получил свое новое назначение в 2004 году — когда главной темы жизни страны было «укрепление вертикали власти». Тем же ему поручили заниматься в Патриархии. Соответственно, стиль его общения с региональными князьями Церкви был достаточно жестким и требовательным. Понятно, что симпатий к нему это также не прибавляло.
Поскольку же митрополит Климент тесно связал себя с продвижением проекта «Основ православной культуры», а прогресса в его реализации нет, то церковными избирателями он будет восприниматься на данный момент скорее как неудачник, а не как удачный лоббист стратегических церковных интересов. Более того, в ходе переговоров с Минобром митр. Климент проявил очевидную и неожиданную уступчивость: «основы православной культуры» задумывались как культурологический светский предмет, предназначенный (в силу своей светскости) для всеобщего школьного изучения, а в последние годы митр. Климент говорит о нем лишь как о «духовно-нравственном» предмете, изучать который будут только «дети из православных семей». Но такая возможность и так предусмотрена законодательством аж с 1990 года… Так что вряд ли на соборе выбор будет совершаться именно между двумя митрополитами К.
Альтернатива митр. Кириллу может быть не личностной, а «корпоративной». Единственная возможность у кого-то из епископов собраться до собора для разработки плана совместных действий на соборе есть лишь у зарубежных епископов. Могут быть проведены заседания Синодов (а, может, и архиерейских соборов) Украинской и Русской Зарубежной Церквей.
Зарубежная Церковь вряд ли станет выдвигать кандидата из своей среды. Из русских же архиереев им наиболее знаком и митрополит Кирилл — именно он вел с ними переговоры о воссоединении. Он смог их убедить их в 2007 году, так что вполне возможно, что именно ему они отдадут голоса и в 2009-м.
Украинская делегация (треть голосов на Соборе) может выдвинуть своих кандидатов. Но тут есть ряд неясностей.
Первая — согласится ли сам митр. Владимир, обремененный серьезными болезнями, на склоне лет к принятию столь серьезной и новой для него нагрузки, пожелает ли он вживаться в проблемы другой страны?
Вторая — готова ли Украинская Церковь двигать своего человека в Москву ценой собственной дестабилизации? А именно это ждет ее при переезде Киевского митрополита Владимира в Москву. Он был кандидатом еще в 1990 году и набрал голосов почти столько же, сколько ставший патриархом Алексий. И сегодня он пользуется безусловным уважением во всем епископате и духовенстве Украинской Церкви, и даже у оранжевых властей. Другого же столь явного лидера — даже для самой себя — Украина дать сегодня не может. Перед лицом неотвратимого дефолта, самоликвидации правительства и вообще всей светской власти в стране, может ли она рискнуть еще и тем, что вышлет за свои пределы единственного общенационального лидера?
Третья — готова ли будет Россия проголосовать за иностранца (увы, Украина пока все еще заграница) в качестве своего патриарха?
Наконец, не неясностью, а, напротив, очевидностью, является нежелание российских епископов голосовать за епископа Александра (Драбинко). Этот совсем молодой епископ с детских лет был ближайшим помощником и келейником митр. Владимира. Еп. Александр — человек талантливый, но, значит, и «идейный». И свои представления о том, что является благом для Украинской Церкви, он очевидно и эффективно проводит через киевского митрополита, с годами все более прислушивающегося к его советам. При переезде в Москву митр. Владимир не оставит своего «сына» в Киеве. Значит, голосуя за митрополита Владимира, члены собора будут понимать, что по сути они ставят над собой Александра Драбинку. И вряд ли в этой ситуации соборяне не вспомнят термин «временщик».
Попытка же выдвинуть другого консолидированного кандидата на московский престол будет выглядеть неэтично — по сути это будет номинация «преемника» при еще живом митрополите Владимире. Тот же еп. Александр этого не допустит.
20 декабря совещание украинских епископов в Киеве составило обращение к митр. Владимиру с просьбой не отказываться от выдвижения его кандидатуры на московском соборе. Мне представляется, что в свете вышесказанного это серьезный ход УПЦ, направленный на облегчение пути к патриаршеству для митрополита Кирилла. Объединив весь украинский епископат вокруг своего имени, митрополит Владимир заблокировал выдвижение других кандидатов с Украины и от Украины. А в решающую минуту, вероятнее всего, он передаст свои голоса владыке Кириллу.
Можно перебирать шансы других членов Синода, но аргументы, работающие против них, будут из числа вышеперечисленных. У них не было возможностей реально помогать провинциальным епископам. При этом как люди, находящиеся на виду, они совершали те или иные поступки, становившиеся достоянием внутрицерковных и светских пересудов. А поскольку при активной работе нравиться решительно всем столь же решительно невозможно, то и отношение к ним соборных избирателей будет разным.
В итоге я могу предположить только одну альтернативу митрополиту Кириллу. Это архиепископ -ский. Нет, я и сам не знаю его имени. Все синодальные кандидаты — люди, относящиеся к другому поколению, нежели большинство епископата. Синодалы свой епископский (и даже синодский) путь начали в советские голы. Большинство же провинциальных епископов рукоположены уже патриархом Алексием в постсоветское время (120 из 180). Они более консервативны и внутренне более свободны. Старые синодалы для них — слишком «классики», те, чьи портреты приелись еще в школьно-семинарские годы.
В общем, на соборе возможен «епископский бунт». Молодые епископы могут отдать свои голоса не-столичному не-синодалу не-публичному не-политику, которого выдвинут из своей среды. Причем этот архиепископ даже и не будет знать, что ему прочат. Это может быть тихий, светло-монашеского облика человек, сам и не помышлявший о собственном возвышении. Но если имя такого человека окажется в списке, то у него может оказаться изрядное и даже победное количество голосов. Именно в нем соборное большинство может узнать лицо Церкви таким, каким оно и грезится во внутрицерковных мечтах.
Когда-то императоры Византии и России вызывали из глубинки отшельников и подвижников и ставили их на патриаршее место (последний такой случай был в конце 19 века со св. Иннокентием Вениаминовым: он всю жизнь был миссионером для камчадалов и алеутов, и в награду за свои многолетние подвиги, ставшие известными императрице, был вызван на престол московских митрополитов). Вдруг такой же окажется судьба епископа Томского или Сахалинского?
Сжатые сроки подготовки собора не позволят региональным владыкам договориться между собой. Поэтому такой вариант событий возможен лишь как «инсайт». Перенасыщенный раствор вдруг встряхивает волна — и происходит мгновенная кристаллизация. Так может произойти и на архиерейском соборе. Кто-то может назвать такое имя, что многие участники собора, порывшись в своей памяти, не найдут в прошлом этого епископа никакого негатива. Лицо доброе. Личные отношения с ним — спокойно-благожелательные. Православие и благочестие — несомненные.
В глазах многих избирателей митрополит Кирилл имеет огромные плюс, но и минусы: слишком ярок, слишком рационален, слишком убедителен и неопровержим в очных дискуссиях, слишком «экуменичен». И возникнет выбор: личностный портрет или «икона» без видимых изъянов и без предъистории…
Впрочем, в тихом омуте могут и черти водиться. Среди благочестивых архиереев, умиляющих людей своим «градо-китежским» видом и говором, могут быть люди трех весьма разных складов.
Первый — это настоящий монах, искренне полагающий, что верность древним образцам поможет преодолеть сегодняшние трудности.
Второй тип — постник-каннибал, сочетающий личный аскетизм с дикой безжалостностью к подчиненным им священникам.
И третий тип — актер. Лицемер, который, зная, что церковный майнстрим хотел бы видеть на высшем посту тихого молитвенника-печальника, сознательно конструирует этот образ из себя (сам-себе-имиджмэйкер).
Кстати, на Украине епископов такого склада я не знаю. Тут если некий епископ — «жизнелюб», то он этого не скрывает. А вот в России есть епископы с полным разрывом частной и публичной жизни. Полное отсутствие запретов для себя в своей келье и в своем кругу, — и печально-атеистическая маска для посторонних (в том числе прихожан и Патриархии).
Надеюсь, Собор сможет отличить одно от другого. А вообще Избиратель только Один. И Он уже свой выбор сделал. И кто бы ни был избран — он будет от Бога. Просто Он может быть благословением, а может быть наказанием Божиим.
Для будущего Церкви, кстати, почти безразлично, кто из этих трех «консервативных» типов станет патриархом. Все три склада характера исключают интерес к миссионерству и молодежи.
Искренний монах слишком погружен в молитву и самоощущения, чтобы тратить свой внутренний покой на вторжение в мирские бури.
Лицемеру все неинтересно, кроме его карьеры и имиджа.
У каннибала интерес лишь потребительский.
Забудем про последние типажи. Но и в первом, лучшем, случае есть опасность, что патриарх «иконического» склада будет считать себя исключительно пастырем уже православных людей, решать чисто внутрицерковные дела, не рассчитывая на обращение страны вообще и молодежи в частности.
Уже дважды я упомянул про молодежь. А речь вроде бы идет о выборе «старца» (патриарх в переводе — «глава отцов»)+ Дело в том, что выбор Собора определит не просто судьбу одной из сотен религиозных организаций России. Речь идет обо всей стране. Не «имя России», а судьба России выбирается в этом январе.
Выборы придутся на «дни начала конца» (ставшего привычным за последние годы уклада жизни). Финансовый кризис в 2009 году перерастет в социальный, социальный — в политический, а в ряде регионов мира (не без помощи США) и в военный. В шторм Церкви понадобится сильный кормчий («кормчий» — слово из церковного лексикона, не из сталинского. С «кормом» оно не имеет ничего общего. Скорее оно связано с кибернетикой. «Кормчий» — калька с греческого «кибернетис» — управляющий. В русском оно связано со словом «корма», т. е. местом, где находится рулевой, правящий ладью).
Но самый серьезный кризис России 21 века — это кризис демографический.
На вопрос «что же будет с Родиной и с нами», ответ прост: будущее у России ясное, короткое и печальное. России осталось не больше 50 лет. И этот ответ я беру не из видений «старцев», а из математики.
При рождаемости 1,2 ребенка на семью прогноз очевиден: у четырех бабушек и дедушек останется один внук. Люди оставляют по себе вдвое меньшее число своих детей и вчетверо меньшее число своих внуков. Вот лишь один камешек из этого демографического обвала: данные о числе школьников в богатейшем Краснодарском крае: 2000/2001 учебный год — 690 817; 2001/2002 — 663 816; 2002/2003 — 633 337; 2003/2004 — 593 481; 2004/2005 — 551 376; 2005/2006 — 518 157; 2006/2007 — 492 870. За семь лет школьников стало меньше почти на треть+ И это за годы самого стремительного роста ВВП!
После 20-ти лет перестройки и реформ наконец обозначилась наша долгоискомая национальная идея: выжить бы… Страна тихо умирает под громкие звуки рекламных пауз.
Уже в 90-е годы Россия приняла 11 миллионов мигрантов (в среднем по 781 000 человек в год) — это третий показатель в мире после США и Германии .
«По прогнозам, на середину нынешнего столетия число иммигрантов и их потомков в России, нравится нам это или нет, превысит половину ее населения. В результате к 2050 году Россия превратится более чем наполовину в мусульманскую страну. Выражение „исламская опасность“ — не наш лексикон». Это демонстрирует дивную «диалектическую логику» Владимир Дергачёв. Мол, трамвай нас все равно задавит, но именно поэтому мы с рельса сходить не будем и поприветствуем вагоновожатого!
Россия (если в нее не переедут жить китайцы) будет или мусульманская или православная (и в том и в другом случае будет значительная и влиятельная вторая религиозная община). Но она уже не будет атеистически-либеральной. Атеисты вымрут как мамонты и причем по собственному желанию. Не хочешь «нищету плодить»? — Что ж, твой единственный ребенок в родном городе станет иноязыким меньшинством… А вот один московский батюшка на вопрос о демографическом кризисе ответил недоумением: «Кризис? Какой кризис? Где кризис? Не вижу его! У меня на приходе рождаемость выше, чем в Египте!».
Но если многодетные семьи почти исключительно у религиозных семей, то, значит, именно в их убеждениях — шанс на спасение России. И эти дето-творные убеждения должны быть распространены как можно больше. Убеждать в этом бабушек (наших традиционных прихожан) — поздновато. Значит, вера должна оказаться убедительной для детей и молодежи.
И кто же из наших епископов может влюбить молодежь в Православие? Кто сможет дать ей понять, что православие — это и их мир, что православие не только прошлое, но и будущее России?
В 21 веке патриарх должен быть миссионером. Да, я не просто «анализирую расклад сил». Я мечтаю о том, чтобы патриарх стал моим коллегой (или чтобы мой коллега стал Патриархом). Патриарх должен быть не просто далеким телевизионным образом или именем, возносимым за Богослужением. Его слова и аргументы должны быть запоминающимися. Таким, чтобы студенты могли бы потом пересказывать друг другу содержание случайно услышанной патриаршей речи. Это означает, что слово должно быть таким, чтобы его хотелось запомнить и передать другим. Для этого оно должно быть смысло-наполненным и в этом смысле самостоятельным, т. е. независимым от личного обояния говорящего и от обстановки, в которой он его произнес.
В дни прощания с патриархом Алексием все издания искали что-то яркое в его служении. И при этом не смогли дать записи какой-то запоминающейся речи или проповеди. Не нашлось и людей, которые сказали бы о том, что именно проповедь Патриарха пронзила их сердце. Говорили о его замечательно светлых глазах, о внутренней (как бы до-революционной) культуре, о человеческом обаянии, которое раскрывалось через личное общение+ Но не о том, что должно быть важнейшим у преемника апостолов и служителя Слова.
Солженицын говорил, что Россия исчерпала свой лимит на революции. Верно. Но и Церковь исчерпала свой лимит на застой. Вполне по-горбачевски митр. Кирилл сказал студентам Московской Духовной Академии: «У нас с вами нет времени для раскачки и благодушествования, для лени и разгильдяйства, для прожигания жизни. Нам Господь этого времени — не дал». Понимаю, что сравнение с Горбачевым не очень лестно, но все же митрополит очевидно умнее упомянутого государственного мужа, а потому он не приведет Церковь к итогу столь же печальному, какой «перестройка» обрушила на страну по имени СССР.
Понимаю, что вымирание русского народа (а наипаче его нынешнего либерально-неверующего большинства) тревожит не всех. Но члены православного собора воспринимают эту демографическую мутацию именно как катастрофу. Выбирая нового патриарха, они должны понимать, что могут просто вычеркнуть русский народ из списка государство-образующих наций. Они выберут патриарха на ближайшие 20 лет (столько обычно правили русские первоиерархи в 20 веке). И если это будут годы благочестивого скольжения по рельсам внутрицерковных преданий, если и за эти годы Церковь не сможет влюбить в себя и свою веру молодежь, то потом у России уже не будет возможности, времени и сил что-то радикально поправить в своей ставшей столь короткой судьбе.
В дни прощания с патриархом Алексием в интернет-блогах выплеснулось невероятное и неожиданное количество совершенно немотивированной ненависти к ушедшему. Матерная ругань, карикатуры, злорадство… И это — в адрес 80-летнего старика, который никогда с этими юзерами не встречался и ничего плохого им не сделал. Немотивированная, а потому — бескорыстная, чистейшая ненависть.
Обитатели интернета — это молодежь. Это люди с деньгами и с образованием. Со стабильным социальным статусом и карьерными перспективами. Становой хребет пост-индустриального информационного общества. Вот они и подставили нам зеркало: «Так, вы, попы, нами смотритесь! Так мы о вас думаем и вот туда мы всех вас посылаем!».
И это злое улюлюканье вслед ушедшему патриарху — это тоже итог «второго крещения Руси». Итог, который весьма заглушает фанфары официальных цифровых отчетов: «столько храмов возрождено, столько монастырей отстроено!».
Комсомольцы 80-х, если бы у них был свободный интернет, так не отзывались бы на смерть тогдашнего патриарха… А, значит, это уже задача для патриарха нового — найти слова и аргументы, которые смогли бы совершить ментальную революцию. Я имею в виду переход от выражения «ваша Церковь» — к «наша Церковь».
«Иконический» епископ скажет: «благочестие всегда гонимо», и тем самым замажет острейшую проблему универсальным ответом. Болезненно переживает отторжение молодежи от Церкви, кажется, только 62-летний митрополит Кирилл+ И, наконец, третий кризис, которого не избежать нашей Церкви. Имя ему — глобализация. Мир интернета и цифрового телевидения -это мир свободного перемещения идей, а, значит, их конкуренции. Царь не вырвет язык у еретика и интернет-полиция не завалит сайт ёрника-антиклерикала.
На той же встрече со студентами Местоблюститель сказал: «Россия вступает в очень опасную эпоху глобализации. В эту эпоху выиграет тот, кто будет сильнее, потому что уничтожаются существующие границы, и в будущем их будет еще меньше. Никого нельзя будет силой лишить возможности говорить, убеждать, использовать средства массовой информации. Придет цифровое телевидение, оно предоставит возможность иметь сотни телевизионных каналов. Ну, кому вы запретите говорить? Это будет прямое столкновение идей и духа. Все это может кончиться апокалипсисом, если мы с вами будем слабы, если мы проиграем это реальное соприкосновение сил и идей. Мы не должны этого допустить. У нас с вами нет права проиграть историческую битву за Россию. Как мы говорим, что есть часть вины у Русской Церкви за трагедию 17 года, так не дай Бог, если будущие поколения скажут, что у Русской Церкви снова была часть вины за разрушение духовной традиции Святой Руси. Мы исторически уже многие битвы проиграли как страна и даже как церковь. Но нам предстоят очень серьезные духовные сражения»
И кто же еще из наших епископов имеет мужество и честность говорить о возможном поражении Церкви? Не чаще ли звучит заклинание о том, что «Россия возродится и всех победит!»? Ну, а раз Россия и Церковь обречены на историческую победу, то и напрягаться особо не стоит, пусть все течет от юбилея к юбилею+ И кто из епископов (кроме Кирилла) сможет быть публичным защитником Церкви и ее веры? Не просто молитвенником, не просто сокровенным переговорщиком («мистиком» в придворно-византийском смысле этого слова — «тайным советником» императора)?
Вся жизнь митрополита Кирилла — это дискуссия. Когда ему было 9 лет, весь его класс «вступали» в пионеры. Будущий митрополит отказался. Его уговаривают, и в ответ слышат: «Марь Ванна, да я согласен! У меня только один вопрос: а можно я в этом галстуке буду в храм ходить?». На этом вопрос о пионерстве был снят. И в этой реплике — весь будущий митрополит. Он отстоял ортодоксальную позицию, но с помощью неожиданно-нового аргумента.
Затем как ректор Духовной Академии 10 лет он ведет непубличный диалог с железобетонными большевиками, которые пробовали управлять церковной жизнью Ленинграда (в итоге его в 1985 году снимают с ректорства и из Ленинграда посылают в Калининград — при том, что в Калининградской области просто не было ни одного действующего православного храма). Он вел дискуссии с католиками и протестантами, либералами и «зарубежниками». И в итоге стал единственным человеком, в присутствии которого даже Познер ведет себя прилично… Да, митрополит Кирилл властен. Это видно даже через телеэкран. Но в шторм уступчивый и тихий капитан просто опасен для всего экипажа. И властность бывает разная. Митрополит Кирилл свою жизнь подчинил идее и ради этой, церковной идеи он готов идти вверх.
Среди же тех, кого молва считает его оппонентом, есть не менее властные люди. Но, честно говоря, в некоторых случаях невооруженным глазом видно, что этот человек делает карьеру только ради самого себя. Он и сам не знает, зачем бы именно ему становиться патриархом, не знает, что он хочет и мог бы сказать миру и ради чего он использовал бы патриаршую власть. «Зачем тебе патриарший жезл? — А шоб було!».
И еще, для того, чтобы сохранить корабль в шторм, надо честно этот шторм видеть и предвидеть. В других епископах слишком много благодушия+ А митрополит Кирилл мог бы стать «кризисным менеджером». Не в том смысле, что сама Церковь в кризисном состоянии (хотя и тут болезней немало, и о болезненном состоянии церковной жизни честно говорил сам Местоблюститель на встрече с семинаристами). Шторма придут на Церковь из светского мира.
Поразительно, но уже в речи при погребении патриарха Алексия митрополит Кирилл сказал нечто совсем непривычное для нашей иерархической риторики. Он говорил не только о молитве, мудрости, опыте Церкви, красоте и глубине веры… Он говорил о силе Церкви, а, значит, о Церкви как силе. «Патриарх Алексий принял церковь, ослабленную десятилетиями гонений, притеснений, церковь, которая неспособна была раскрыть весь свой духовный потенциал, чтобы обратить слово жизни ко всему народу. Подобно больному человеку, который долгое время лежал в кровати и которому потом предложили встать, Церковь наша, вставая, была слаба. Но в то же самое время огромные исторические вызовы обрушились на нашу страну и слабая русская церковь должна была принять на себя эти вызовы, не потерять свой народ. И сегодня патриарх Алексий оставил другую Церковь. Она больше не немощная, не слабая, у нас не дрожат больше руки и ноги, потому что миллионы людей осознали, что без Бога и правды Его не может быть и человеческой правды. Русская Православная Церковь — единственная, кто сохраняет традицию память и ценности Святой Руси, духовную красоту и СИЛУ той традиции, которая нас всех воспитала».
И говорил это митрополит без бумажки, а, значит, из глубины своих убеждений.
В иной ситуации такие слова, сказанные с такой интонацией, да еще и в присутствии высших властей страны, могли бы означать скорую ссылку дерзкого иерарха. Но признаков негативно-властной реакции не наблюдается.
Светская власть подчеркнуто стоит вдали от церковных выборов и явно не собирается отказываться от принципа свободы совести.
Кроме того, в преддверии неизбежного социального кризиса власти нужны сильные союзники. А опираться можно только на то, что сопротивляется. Если патриарх будет назначен Кремлем, если он будет откровенно уступчив, если он будет малоизвестен народу, то как его слово сможет поддержать гражданский мир в случае обострения кризиса?
