 |
| Православие.Ru | Бывший епископ Рашко-Призренский Артемий (Радосавльевич) | 23.12.2008 |
И не отыми от уст моих словесе истинна до зела.
(Пс. 118: 43)
Для каждого члена Церкви Божией вопрос Предания является вопросом жизни и смерти, вечной жизни или вечной смерти. Вопрос о Предании испокон веков имел огромное значение для Церкви потому, что и ее апостольство в мире, и само существование ее непосредственно связаны с ее отношением к Преданию. Он и сегодня, может быть, важнее всякого другого вопроса, сегодня, когда мы вольно или невольно оказались в тупиках различных современных движений, как-то: экуменизма, гуманизма, бесплодных диалогов и других общественных недугов нашего времени, к которому по праву могут быть отнесены слова святителя Василия Великого, что в нем «сдвинуты с места все пределы отцов, приведены в колебание все основания и все твердыни догматов».
Значимость Предания проистекает из самой сути его, ибо Предание является наидрагоценнейшим даром неба земле — даром, превращающим и землю в небеса.
Тайна Предания столь же объемна, сколь и тайна богочеловеческого организма Церкви, объемлет собою все, что есть в Церкви, и остается неисследима, подобно самой Церкви. Предание есть апостольское наследие Церкви, воспринятое ею от преемников святых апостолов. Рассматриваемое под этим углом зрения, Предание неотделимо от Священного Писания, так как они составляют одну нераздельную двуединую целостность в рассуждении как происхождения и содержания, так и значения обоих. Можно было бы сказать, что и Священное Писание принадлежит Преданию как его записанная часть (а оно и есть предание, так как передано Церкви), и наоборот, Предание — это не записанное апостолами Священное Писание. Таковые их взаимоотношения были известны и святым апостолам, о чем свидетельствует сам апостол Павел: «Темже убо, братие, стойте и держите предания, имже научистеся, или словом, или посланием нашим» (2 Фес. 2: 15). Этими словами святой апостол указывает, с одной стороны, на то, что Предание, или предания, содержат в себе все письменное и устное учение апостолов, а с другой стороны, на равную важность обоих видов передачи учения. Так понимают взаимоотношения Священного Писания и Священного Предания и все отцы Церкви, поскольку, говоря о предметах веры, всегда одновременно упоминают и Священное Писание, и Священное Предание.
Так, Ориген, толкуя слова премудрого Соломона: «Слыши, сыне, наказание отца твоего, и не отрини заветов матере твоея» (Притч. 1: 8), пишет: «Отца — слушаем слово Писания, а матери — неписаные предания Церкви», и, продолжая, наставляет: «Не рассчитывай узнать все только из писаний». Подобно и святитель Епифаний Кипрский учит: «Необходимо и Предание использовать, поскольку невозможно узнать все из Божественного Писания. Ибо святые апостолы что-то передали в писаниях, а что-то в преданиях». Потому и греческий богослов Мацукас утверждает: «Священное Писание и Предание православные рассматривают как живую плоть церковной жизни. Вот почему главным критерием истины Откровения надо считать жизнь Церкви».
Отсюда связь Предания с верой, с догматами, с жизнью и со всеми таинствами Церкви. Так, например, святой Ириней учит нас, что Предание тождественно вере, говоря: «Итак, веруем, блаженные братия, по Преданию апостолов, что Бог Слово сошел с небес в Пресвятую Деву Марию, дабы, воплотившись от Нея. спасти падшего [человека]». Следовательно, и сама вера в воплощение Бога Слова является верой по Преданию, есть сие самое Предание. Согласно святителю Григорию Нисскому, то же самое относится и к святым таинствам Церкви, а именно к таинству крещения как закону Господню, переданному ученикам, «ибо закон есть Предание божественной мистагогии». Брат же его, святитель Василий Великий, в 27-й главе своего знаменитого сочинения «О Духе Святом» приводит многочисленные примеры неписаного Предания, составляющие, по его толкованию, неотделимую часть самой записанной полноты апостольского Предания (то есть Священного Писания). Так, в упомянутом труде святой отец приводит следующие примеры того, что воспринято из Предания: знаменование крестным знамением, обращение на восток во время молитвы, слова эпиклезы (в Божественной литургии), благословение воды крещения и елея помазания, троекратное погружение, отречение от сатаны и ангелов его при крещении и т. д. и т. п. Также и по священномученику Иринею (как и вообще согласно всем святым отцам Церкви), «апостольское предание обымает целокупную Церковь и все, что в Церкви: пресвитеров или епископов, истинную веру (Православие), дары Святого Духа, церковный порядок и устройство, истинные церковные таинства, то есть евхаристию, крещение, правую церковную жизнь и все другие составляющие, имеющиеся повсюду в Поместных Апостольских Церквах и представляющие ипостась (сущность) Церкви Божией в мире». Подобным же образом богословствует о Священном Предании и отец Иустин (Попович), толкуя известное место из апостола Павла: «Темже убо, братие, стойте и держите предания, имже научистеся, или словом, или посланием нашим» (2 Фес. 2: 15). На вопрос «Что представляют собой предания наши?» он отвечает: «Все, чего Господь Иисус Христос Сам и через Духа Своего Святого заповедал нам держаться и в согласии с чем жить; все, что передал Церкви Своей, в коей пребывает Он присно с Духом Своим Святым (ср.: Мф. 28: 19−20). Предания наши — это вся благодатная жизнь наша во Христе Боге Духом Святым; христианская жизнь наша, начавшаяся в Церкви Христовой сошествием Святого Духа на апостолов. Вся эта жизнь наша не от нас, но от Господа Иисуса благодатью Святого Духа. Или точнее: вся эта жизнь наша от Отца чрез Сына в Духе Святом. Человек тут ничего не создает и не может создать, но все то может усвоить, принять, в свое претворить; все ему в Господе Иисусе Христе и в Церкви Его дается благодатью Духа Святого, преподается и передается. Тут от человека одно только требуется — Предания эти принять и по ним жить. Все, что апостолам передано Господом Иисусом и Духом Святым, и есть Предание, священное Предание. Все сие они нам передали „или словом, или посланием“. Так и святой Златоуст говорит: „Коль скоро существует Предание [Церкви], ничего более не ищи“, ибо в нем все, что необходимо для спасения человека и для его жизни на этом и на том свете. Одним словом, божественное, богочеловеческое Предание есть преподание сквозь века и поколения самого Господа Иисуса Христа вкупе со всеми божественными истинами и заповедями, всеми добродетелями и благодатью (таинствами) Его как живого Бога и Спасителя — в Церкви и как Церкви. Поистине и есть Церковь Христова как богочеловеческое тело Его не что иное, как живое и длящееся во веки веков Священное Предание, вечно живущий Богочеловек Христос и все, что Он имеет в Себе и несет с Собою».
Со всем тем трудно, лучше сказать — невозможно обозначить границу Преданию, то есть соответствующим образом определить Предание, поскольку Предание не просто некая теория или собрание логических заключений, но жизнь, притом жизнь богочеловеческого тела Церкви. И все же нам представляется, что определение преподобного Викентия Леринского «quod ubique, quod semper, quod ab omnibus creditum est» («во что верили повсюду, во что верили всегда, во что верили все») было и остается наиболее удачным. Толкуя эту свою позицию, сам святой отец продолжает: «Следовать всеобщности значит признавать истинною ту только веру, которую исповедует вся Церковь по всей земле; следовать древности значит ни в каком случае не отступать от того учения, которого неизменно держались наши святые отцы и предки; следовать, наконец, согласию значит в самой древности принимать те только вероопределения и изъяснения, которых держались все или по крайней мере почти все пастыри и учителя».
О том, что этому принципу следовали все святые отцы, свидетельствуют они сами в своих сочинениях, где часто ссылаются на Предание апостолов, на Предание Церкви, на согласность с более ранними отцами, подчеркивая всегда и везде единство Предания и единство веры, а через это — единство Церкви в качестве носителя и хранителя и правой веры (Православия) и истинного Предания. Так, уже священномученик Климент Римский писал в своем послании коринфянам: «Не оставляй „заповеди Господа Бога нашего“ (Втор. 4: 2), но сохрани то, что принял от Него, „да не приложиши к сему, ни отъимеши от него“ (Втор. 12: 32); „не приложи ко словесeм eго, да не обличит тя, и ложь будеши“ (Притч. 30: 6)». Подобно учит и святитель Кирилл Иерусалимский, говоря: «Держите сии предания без отступлений, и тем избавите себя от преткновений». Вообще говоря, слова святителя Василия Великого: «Посему, что говорили отцы наши, то говорим и мы», — могут быть усвоены любому святому отцу.
Таковое следование отцов отцам нагляднее всего проявилось на Вселенских Соборах, почти все догматические решения которых начинаются словами: «Следуя святым отцам..». Говоря об этом, протоиерей Георгий Флоровский подчеркивает, что «Церковь действительно провозглашает с самого начала тождественность веры своей на протяжении веков. Эта тождественность и непрерывность со времен апостольских является наияснейшим знаком и свидетельством правой веры».
Сие единство в вере, осуществленное в единстве Предания, является основой единства Церкви. Это единство есть первичный факт, некая изначально заданная действительность: «Eдин Господь, eдина вера, eдино крещение, eдин Бог и Отец всех» (Еф. 4: 5−6). Одновременно оно есть и цель всех христиан, «дондеже достигнем вси во единение веры и познания Сына Божия» (Еф. 4: 13). Такое устремление к основополагающему единству в вере осуществимо, между тем, лишь через Предание. Отец Иустин (Попович), толкуя приведенный отрывок из апостола Павла, говорит: «К единству веры и познанию Христа можно прийти только в согласии „со всеми святыми“, только через соборную (??? ???) жизнь „со всеми святыми“, под верховным руководством всех апостолов, пророков, евангелистов, пастырей и учителей. А их ведет и с высоты святости руководит ими Дух Святой от Пятидесятницы до скончания века и Страшного суда. В Нем и от Него и „единение веры и познания Сына Божия“, Господа нашего Иисуса Христа». Подлинное единство веры и познание Сына Божия может существовать только когда «православствуем в догматах и живем в любви».
Речь здесь идет, разумеется, о правой, истинной вере в Господа Иисуса Христа как основе единства Церкви. Для самих святых апостолов, равно и для всех святых отцов, «Церковь Христова основана на правой спасительной вере Истины. Соответственно такому апостольско-отеческому пониманию, правая вера отождествляется с истиной, а истина с Христом. Предание в этом случае есть не что иное, как именно преподание сей вечной тайны истины в Церкви и о Церкви». Потому и Церковь есть по преимуществу христологическая действительность, христологическая тайна, одновременно носящая и неизгладимую апостольско-отеческую печать, будучи, по словам отца Георгия Флоровского, «исполнена апостольской проповедью и догматами отцов». Об этом свидетельствует и церковный песнословец: «Апостол проповедание и отец догматы Церкве eдину веру запечатлеша: яже и ризу носящи истины, истканну от eже свыше богословия, исправляет и славит благочестия великое таинство» (Кондак 7-й недели по Пасхе).
Единственно сия и таковая Церковь Христова, Церковь живота была, есть и будет во веки веков «столп и утверждение истины» (1 Тим. 3: 15), согласно божественным словам божественного апостола. Ей предана от Господа чрез апостолов и их преемников вся благодатная сокровищница веры и жизни. Чтобы сохранить доверенное ей благо, Церковь на протяжении всей истории своей проливала кровь своих святых мучеников и исповедников и собирала пот и слезы своих святых подвижников, потому, по словам одного песнописца-богослова, «вся кровию омыта, и вся славою увита». Предание, будучи апостольским, отеческим и церковным, живет в таковой Церкви и сохраняется в ней.
То, что Церковь воистину является хранительницей Священного Предания, вновь свидетельствует преподобный Викентий Леринский, толкуя слова апостола: «O Тимофее, предание сохрани» (1 Тим. 6: 20). Кто есть сегодня Тимофей, вопрошает святой отец, если вообще не целокупная Церковь или в особенности не собор предстоятелей? «Предание, говорит, сохрани. Что такое Предание? То, что тебе вверено, а не то, что тобою изобретено; то, что ты принял, а не то, что ты выдумал; дело не ума, но учения, не частного обладания, но всенародной передачи; дело, до тебя дошедшее, а не тобою открытое, в отношении к которому ты должен быть не изобретателем, но стражем, не учредителем, но последователем, не вождем, но ведомым. Предание сохрани. Залог (то есть Предание) вселенской веры сбереги без порчи и ущерба; что тебе вверено, да останется у тебя, ибо о том с тебя спрошено будет. Злато ты принял, злато и возвратишь; не желаю, чтобы ты предлагал мне одно вместо другого. мне потребен не вид золота, но его естество». Держась этого принципа, Церковь смогла сохранить свое Предание неповрежденным сквозь века.
Такое стояние Церкви в Предании представляет собой основной признак всей ее истории. Вот несколько примеров для доказательства сего. Святитель Савва, первый архиепископ Церкви в Сербии, наставляя своих преемников-епископов в православной вере, среди прочего говорил: «Приемлем все святые Соборы по Божией благодати в различные времена и в разных местах сошедшихся святых отцов ради утверждения благочестия и евангельского живота, кои приемлет вселенская [то есть Православная] Церковь. Кого они отрекались, отрекаемся и мы, и кого они прокляли, и мы анафематствуем». «Сие духовное учение, то есть вера православная, — продолжает святитель Савва, — не игра и не безумие мыслей человеческих, но святая проповедническая вера, на коей были основаны все святые истины об Иисусе Христе Господе нашем, что пророки Святым Духом Божиим прорекли, апостолы научили, мученики исповедали, и все святые сберегли, и преподобные отцы безупречно сохранили». В исповедании веры Собора в Царьграде 1727 года находим такое же свидетельство: «Долг всякого благочестивого христианина. ценить и принимать все церковное Предание, записанное и незаписанное, так же как и сама Восточная Церковь Христова с начала от самих апостолов восприняла и наследовала и хранит неизменно по сей день».
Не значит ли это тогда, что Предание являет собой ревниво охраняемое Церковью окаменелое ископаемое, безжизненное и неподвижное? А Церковь, таким образом, — некий археологический музей? Ни в коем случае. Утверждать нечто подобное было бы крайне неразумно, ведь это противоречило бы всей реальности и жизни Церкви. Предание, как видно из вышеизложенного, есть сама Церковь, а Церковь — живой богочеловеческий организм, непрерывно живущий и развивающийся, не меняя ни в чем своей сущности и своего содержания. Сам преподобный Викентий, который, как мы видели, всемерно укрепляет Предание, одновременно подчеркивает идею жизненного совершенствования и развития Церкви. Прогресс, согласно его воззрениям, позволителен даже и весьма великий, однако с тем, что «это должно быть действительно преспеянием, а не переменою веры. Преспеяние состоит в том, когда тот или другой предмет усовершается сам по себе; а перемена в том, когда что-нибудь перестает быть тем, что оно есть, и превращается в другое». Необходимо с течением времени развиваться и возрастать в зрелости, в познании и мудрости как обществу, так и индивидам, при этом, однако, всегда укорененным в той же мысли, в той же вере, в том же Предании Церкви.
Естественно, сочетание двух этих составляющих в жизни Церкви — сохранения в точности Предания, с одной стороны, и всемерное развитие в понимании его — с другой, — представляет немалую трудность, в особенности для того, кто покушается сию воображаемую антиномию разрешить свои умом. Для такового всегда существует двоякая опасность, опасность Сциллы и Харибды: или желание искусственно прервать и остановить жизненный процесс и развитие в Церкви, или соскальзывание в бездну еретического уродования Предания и апостольско-отеческой веры Церкви. Для христианина, а следовательно, и для богослова, свой ум смиренно подчиняющего уму Церкви, совести Церкви, этой опасности нет, как и для Церкви не существует упомянутой антиномии, поскольку и то и другое (то есть и сохранение Предания, и его развитие) суть естественное выражение ее собственной жизни как богочеловеческого организма. «Никто не может и никому не позволено разделять эти две составляющие; лишь сама жизнь церковного организма в новых обстоятельствах излагает то же самое содержание веры языком данного времени. Любой живой организм так развивается и приспосабливается; единственно мертвый организм не способен к приспособлению. В данном случае изменяется не морфология (внешние формы жизни) как нечто чуждое или то, что может быть отделено от содержания веры, но сам живой организм проявляет в каждой фазе своей жизни собственную сущность».
Так Церковь Божия, водимая Духом Святым, Которого святитель Кирилл Иерусалимский называет Великим Учителем Церкви, застрахована от заблуждений, но только как целостность, а не какой бы то ни было ее член, или собрание, или часть. Отсюда вопрос внешнего критерия для Предания в Церкви не ставится вообще. Мерилом является сама Церковь как целостный организм, со своим Богочеловеческим Главой — Господом Иисусом Христом, и Духом Святым, обитающим в ней и питающим ее всеми благодатными дарами Своими. Ибо, как говорит священномученик Ириней, «ubi ecclesia, ibi et Spiritus Dei; et ubi Spiritus Dei illic ecclesia et omnis gratia» («Где Церковь, там Дух Божий, а где Дух Божий, там Церковь и вся благодать»). В каждом отдельном случае, когда появляется требующий разрешения вопрос, возвышается глас и суд Церкви и указывает решение в соответствии с ее духом. Виды проявления ее голоса разнообразны и всегда зависят от данного исторического случая. В одних случаях сей глас Церкви выражается решениями Соборов, в то время как в других — через творения святых отцов и учителей, иерархов и подвижников, по мнению Церкви право изложивших ее веру. Порой — в культе и литургических формах; иногда же — в молчаливом и пассивном противлении верующего народа чему бы то ни было отличному от его согласной Преданию вере. Приятие или неприятие со стороны соборной совести полноты церковной играет решающую роль в ее жизни и сохранении истинного Предания.
Эту свою истину, что лишь само тело Церкви является критерием, носителем и хранителем Предания, Церковь выразила в ответе папе Пию IX православных восточных патриархов с Собора, состоявшегося в Царьграде в 1848 году: «У нас ни патриархи, ни Соборы никогда не могли ввести нечто новое, ибо защитником веры является тело Церкви, то есть сам народ, держащий свою веру вечно неизменной». А примером того, какой ценой сей простой народ может оплатить защиту своей веры, пусть нам послужит один единственный среди многих прочих случай из истории православного села Грбаль недалеко от Котора: «За время неурожайных лет под тяжким гнетом венецианцев четыре чужеземных [папистских] церкви в Которе были наполнены хлебом. И грбляне умирали [с голоду], но в храмы ни ногой, а тем более за пищей».
Как же примирить таковое стояние в Предании с обновлением Церкви и с развитием Предания, о чем, как мы видели, говорит преподобный Викентий Леринский? Постановкой этого вопроса мы затрагиваем одну из важнейших проблем жизни Церкви. Развитие Предания происходит самопроизвольно в истории Церкви. Жизнь Церкви подобна тому евангельскому семени, что «человек вметает в землю. и семя прозябает и растет, якоже не весть он» (Мк. 4: 26−27). Ее исторические формы, в отличие от ее догматического учения, в большой мере обусловлены общими условиями исторического существования. Догматическое учение ни в коем случае не зависит от исторического процесса, но само воплощение сего учения в историческую ткань подлежит известным изменениям. Церковь изменяет формы своей исторической жизни не случайно и не произвольно, не потому, что приспосабливается к современным условиям и пассивно следует за каждой эпохой. Перемена совершается в качестве ответа Церкви на вызов любой эпохи, и этот ответ проистекает изнутри, согласно с вечной сущностью ее. Эти изменения облика жизни Церкви на протяжении ее истории яснее всего заметны на внешнем порядке ее и на развитии форм обрядов. Появление, например, митрополичьего, а позднее патриаршеского устроения в Церкви явилось некоей новой формой по отношению к прежнему церковному устройству. Вместе с тем, догматическое строение трехступенчатой иерархии осталось неизменным во всех возможных исторических формах, пройденных Церковью в ее истории. Подобные перемены еще очевиднее на примерах развития внешних форм (ибо сущность всегда остается той же) церковных обрядов. Обряд есть «свободная поэзия символов и слов, которые использует Церковь (не индивид) для выражения своего познания о Божественных истинах, своей безграничной любви к своему Создателю и Спасителю и, наконец, любви, взаимно соединяющей членов Церкви (то есть христиан) между собой на небе и на земле. Обряд может меняться (по форме выражения), ибо является неким прозрачным покрывалом неизменного по сути догмата. Иначе говоря, может, не существует (по праву утверждает Хомяков) во всей Церкви ни одного обряда, чья современная форма возникла бы во времена апостольские; но нет ни одного догмата, который бы не происходил из тех времен». Однако церковная жизнь и обряды не могут принимать какие угодно формы, но единственно лишь те, что отвечают сущности Церкви и ее Преданию и способны выразить ее догматическую суть и Предание в данных исторических условиях. Несомненно, все эти и подобные изменения в Церкви естественным образом проистекают из церковной жизни, но никогда и ни в коем случае из канцелярского богословия или некоего пристрастия к «новому», «современному», из угождения страстям и слабостям человеческим. Любая попытка такой принудительной, искусственной, извне навязанной перемены в Церкви неминуемо ведет к заблуждениям, к ереси, к расколу. Святые же отцы, строго осуждавшие легкомысленные перемены и твердо державшиеся Предания, все-таки и сами не могли избежать введения чего-то «нового», если оно отражало сущность церковной жизни.
Вопрос отношения между вечным в Предании и изменяемым в формах церковной жизни чрезвычайно остро стоит в наши дни. Многие утверждают, что проблемы нашего времени столь разнообразны и столь «новы», что требуют коренных перемен в Предании Церкви для своего решения. Потому вопрошают: что делать? как Церкви разрешить эти вопросы и помочь современному человеку? Мы отвечаем вопросом: что это за «новые» вызовы, не существовавшие для Церкви вплоть до настоящего времени? Не подвержен ли и сегодня человек тем же плотским и духовным слабостям, тем же страстям и грехам, которым рабствовал и современник апостолов, современник Вселенских Соборов, преподобного Симеона Нового Богослова, святителя Григория Паламы? Душа и теперь не дороже ли всей вселенной для человека? Христос и сейчас не единственное ли Спасение всякой плоти? Не действительно ли и сегодня для апостольства Церкви то, что было сказано апостолам после Вознесения Господня: «шедше научите вся языки, креcтяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, учаще их блюсти вся, eлика заповедах вам» (Мф. 28: 19−20)? Сие «блюсти вся» относится ли ко всем, как и к апостолам? А когда все так, тогда что это за «новые» требующие от Церкви решения проблемы современного человека, с которыми в прошлом она не встречалась и которые не смогла решить? Да не обманываемся! Наше время, в сущности, не труднее и не «новее» какой угодно предшествующей эпохи. Каждый период в истории Церкви был сам по себе «новым» и сталкивался со своими вызовами.
IV век, к примеру, считается самой блистательной эпохой Церкви. Святитель Василий, однако, описывает его весьма мрачными красками, говоря о трагическом «обуревании Церквей», когда «зыблется и потрясается все поставленное на гнилой опоре». Извращается «правый догмат благочестия» и апостольское Предание вообще. Ощущая, таким образом, столь живо современные проблемы любой эпохи, Церковь постоянно их решала и разрешала, несмотря на обилие и серьезность их, всечасно руководствуясь одним методом и принципом: держась Предания и живя по нему, являясь одновременно и спасеньем, и судом для каждого времени. Примером тому служат все святые отцы, всегда глубочайшим образом укорененные в Предании, с одной стороны, и потому лучшие толкователи Предания, с другой стороны, и тем самым и через то дававшие наилучшие решения вопросов современной им эпохи. И сегодня единственно таким образом, стоя твердо укорененной в Предании, Церковь сможет — не говорим, решить все современные проблемы (многие из них и не в ее ведении), но — исполнить свое апостольское предназначение в мире.
Так, ни святитель Василий и никто другой из отцов, замечая, без сомнения, вызовы времени более всех других своих современников, никогда не ставили вопрос подобным образом: сегодняшний человек не желает того или иного (возьмем, скажем, догматы и жизнь по ним), но ищет чего-то «нового»; не должна ли в таком случае Церковь удовлетворить его «современные» требования? Представьте, например, апостола Павла, проповедующего всем одного и того же «Иисуса Христа, и Сего распята» (1 Кор. 2: 2), хотя Он «иудеeм убо соблазн, eллином же безумие» (1 Кор. 1: 23), представьте его вопрошающим своих слушателей, чего бы они «хотели» и «желали» услышать, и именно то им и проповедующего! Или лучше возьмем пример Иисуса Христа. Когда Он говорил «жестоко слово» (Ин. 6: 60) о преподании Своей плоти в пищу и крови в питие людям и «от сего мнози от ученик Eго идоша вспять и ктому не хождаху с Ним» (Ин. 6: 66), Он вследствие этого не только не сменил тему, но также не изменил и образа возвещения истины, — мол, вот, люди слышать не хотят, — но, напротив, «рече же Иисус обеманадесяте: eда и вы хощете ити» (Ин. 6: 67). А коль скоро «Иисус Христос вчера и днесь, Тойже и во веки» (Евр. 13: 8) и истина Его неизменна, как и Он Сам («Аз eсмь Истина» — Ин. 14: 6), то и для нас сегодня нет необходимости объективировать проблему, что и как проповедовать миру. Христос преподал, а апостолы и Церковь Его приняли и далее передают не только истину, но и образ проповедования истины. А сей есть: «Изволися бо Святому Духу и нам» (Деян. 15: 28). Сначала Дух Святой, а после и мы (не я), то есть Церковь как богочеловеческое тело Христово, как соборное Предание, — вот мерило всего и основание истинного образа действия ее в мире. Сие мерило и сей способ приняли и применили все святые мученики, святые отцы и Вселенские Соборы. Отступив от него, отступаешь от святых апостолов и мучеников, от отцов и Вселенских Соборов; отступаешь от единства, святости, соборности и апостольства богочеловеческой веры Христовой; одним словом, отступаешь от Церкви, то есть от самого Христа Господа. Православная Церковь eдиная святая, соборная и апостольская именно потому, что не отступает от этого критерия и этого метода. Таким образом, Церковь преображает эпохи и времена, а никак не приспосабливается к ним, оставаясь верной заповеди апостольской: «не сообразуйтеся веку сему, но преобразуйтеся обновлением ума вашего» (Рим. 12: 2). Вот единственное спасительное, необходимое и подлинное обновление — обновление не Церкви, ибо она остается вечно новой и юной Невестой Христовой, но обновление мира и составляющих Церковь людей. Христос есть мера всех вещей и всех ценностей, и поэтому все по Нему обновляется и равняется. Потому и наказ апостола Павла: «Якоже убо приясте Христа Иисуса Господа, такоже в Нем ходите, укоренени, и наздани в Нем, извествовани верою, якоже научистеся» (Кол. 2: 6−7), — действителен для всех учеников Христовых на все времена. Это, согласно толкованию отца Иустина, есть заповедь над заповедями. «„В Нем ходите“, не Его приспосабливая к себе, а себя к Нему; не переиначивая Его на свой манер, но себя на Его лад; не меняя Его по-своему, но себя по Его образу; не Его пересоздавая по своему облику, но себя по Его. А совершенный Господь Иисус Христос во всей полноте евангельской богочеловеческой действительности весь во Своем богочеловеческом теле — в Церкви Своей, как во времена святых апостолов, так и теперь, так и до века. Живя в Церкви, мы в Нем живем».
Так определяется и упорядочивается мнение Церкви по животрепещущим вопросам каждого времени касательно ее миссионерского служения, отношения к заблудшим еретикам и ко всем находящимся вне ее ограды. Если Церковь отбросит этот принцип и эту позицию ради угождения миру, если согласится быть ведомой, а не ведущей, если станет заниматься навязанными моментом вопросами, как-то: социальными, национальными, военными и т. д. — за счет спасительной проповеди и научения истине и воцерковлению, веруя, что тем свидетельствует присутствие в себе Духа Святого, тогда она теряет (как очень удачно говорит Хомяков) всякое право на доверие людей. Отсюда и единственно правильное и евангельское отношение Церкви как к еретикам, так и к неверующим: стараться просветить их светом истинного богопознания путем апостольско-отеческого образа наставления в истине и так сотворить их своими чадами.
Потому, прежде всего, приношение от нас, православных, как настоящих носителей величия Церкви и ее истинного Предания этому заблудшему миру, наш вклад в решение многих современных проблем, в том числе и «обновления» Церкви, состоит в труде собственного воцерковления, да живем во Христе Боге, «укоренени, и наздани в Нем, извествовани верою, якоже научистеся» (Кол. 2: 7). И для нас имеют великое значение слова святителя Василия: «Мы должны быть крещаемы, как нам преподано, веровать, как мы крещены, славить Бога, как мы поверовали». И со своей стороны прибавим: учить других, как сами научены. Ибо замалчивание истины под отговорками сентиментальных фраз о «духе времени» или о «духе экуменизма», господствующем в мире, или о «диалоге любви», якобы воспламеняющем сердца наших современников наперекор бывшим до сих пор «векам ненависти», есть, мягко говоря, предательство истины, измена Преданию Церкви, есть, таким образом, измена самому Христу. К Преданию относится, если хотите, и «жестокосердие» и «ненависть» к ересям и безверию, если кто-то посмеет назвать так ревнование отцов за истину и чистоту Предания или помыслит о себе, что имеет больше любви, чем святые Божии. «Ибо я не называю любовью, но человеконенавистничеством, — говорит преподобный Максим Исповедник, — и отпадением от Божественной любви то, когда кто-либо утверждает еретиков в их заблуждении на неминуемую погибель этих людей». А ведь именно то, что святой называет человеконенавистничеством, творят сегодня, даже и во имя любви, многие чада Церкви, вплоть до высших сановников, соблазненные неправославным экуменизмом. Их бы следовало вопросить словами Хомякова: «Прилично ли нам, сыновьям Церкви, говоря от ее имени, не говорить ее языком? Можем ли мы принуждать Церковь изъясняться тонким, каким-то слащавым голоском?.. Для разговора с людьми, для их наставления и исправления нет надобности истине смиренно молить заблуждение о сотрудничестве».
В самом деле, сейчас в мире наблюдается кризис во многих областях жизни, в том числе и у нас, православных. Этот кризис, однако, не решается изменением нескольких форм, фраз и выражений или даже установлений в Церкви и заменой их на другие, «более понятные для современного человека». Корни этого кризиса намного глубже и кроются во всеохватном жизненном отношении нас, членов Церкви, к Преданию, к истине, к Церкви и, в конце концов, к спасению нашему и ближних. Сегодня одно необходимо и спасительно — искренно исповедать устами преподобного Максима Исповедника: «Увы нам, несчастным, ибо оставили мы путь святых отцов, и оттого бесполезны мы для всякого дела духовного». А потому да исправимся и возвратимся на православный путь святых отцов во всех отношениях и на всяком поприще церковной жизни и деятельности. Это будет лучшее приношение от нас, православных, сегодняшнему миру, благодаря чему разрешатся и многие современные вопросы, ибо то будет правое свидетельство и преподание истины, которая необходима человеку сегодня, как и всегда.
Если же кого-то и далее обуревает дух обновления и перемен в Церкви, пусть пробует, пусть делает, что ему совесть велит, не забывая лишь, что коль скоро не исповедует веру по Преданию Церкви, подпадет под страшное прещение апостола, из коего апостол не изымает ни себя, ни ангела с неба: «Но и аще мы, или ангел с небесе благовестит вам паче, eже благовестихом вам, анафема да будет» (Гал. 1: 8).
Посему Церковь живет своей жизнью по Преданию, и если явится необходимость, она может, водима Духом Святым, выразить эту свою жизнь — как поступала и ранее — и в некой другой форме, всегда меж тем органически связанной со своим извечным Преданием. Об этом свидетельствует вся ее история. Ибо ни одно изменение, которое Церковь усвоила себе, не произошло просто из желания перемен, но, напротив, Церковь искони самой борьбою за сохранение Предания открывала новые способы для его выражения и сбережения. Все изменения в выражении церковной жизни всегда имели исключительно и единственно сотериологическое значение. Начатые и производимые с любой другой целью перемены Церковью никогда не были приняты. Церковь ничего не меняет без великой нужды; однако, когда потребуется, она изрекает слово, остающееся в наследие для будущих веков и поколений.
Зададимся вопросом: чего хотят достигнуть ныне искусственным изменением чего бы то ни было (выражения, формы и т. д.) в Предании? Станет ли этот безбожный мир религиозным и обратится к Церкви всего лишь из-за нескольких выражений, которые хочет слышать в Церкви по-иному? Я лично весьма сомневаюсь. Вот и перемены такого рода суть не что иное, как уродование Предания без каких бы то ни было положительных последствий. Приведем недавний пример. Слышал я о проповеди одного «хорошего» афинского проповедника на слова Христовы «покайтеся, приближися бо Царcтво Небеcное» (Мф. 4: 17). Он без конца повторял: ибо приблизилось Царcтво Небеcное, и ни разу не упомянул слово покайтесь, ведь, правда, зачем пугать людей грехом? — того нынешний человек и слышать не желает. Пусть кто угодно величает это обновлением, у меня же нет других слов, как назвать это крайним безумием, поскольку здесь речь идет о сознательном уничтожении Евангелия Богочеловека Христа, Церкви; об отрицании необходимости пришествия Спасителя в мир, Его страдания, Креста, живоносной смерти и Воскресения. Что пользы в такого рода обновлении современному человеку или человеку любой другой эпохи? Что мне с того, что приблизилось Царcтво Небеcное, когда, по слову Христову, без покаяния не могу войти в него? А вот «новые апостолы» выбрасывают это слово из Евангелия и не проповедуют его.
Независимо от всех подобных извращений Предания Православная Церковь остается непоколебима, имея принципом своей деятельности следующие слова преподобного Викентия Леринского: «Eadem tamen quae didicisti doce, ut cum dicas nove, non dicas nova» («Учи тому же, чему сам был научен, дабы говоря по-новому, не говорил нового»). Ни одному православному богослову не позволено преступить этот принцип, покуда, разумеется, желает оставаться православным. Если и мы, современные христиане, останемся верными сему началу, равно и словам святого Дамаскина: «Да не поколеблем вечных границ, кои поставили отцы наши, но да будем держаться Предания, как мы приняли», тогда по праву, с мирной совестью исповедуем вместе с отцами VII Вселенского Собора: «Как пророки видели, как апостолы научили, как Церковь приняла, как учители преподали догматы, как вселенная согласилась, как благодать заблистала, как истина утвердилась, как ложь прогнана, как Премудрость смело явилась, как Христос подтвердил — так говорим, так проповедуем Христа, истинного Бога нашего». «Сия вера апостольская, сия вера отеческая, сия вера православная, сия вера вселенную утверди!» (Последование в неделю Православия).
Перевела с сербского Мария Мелькова
