Русский дом | Сергей Пыхтин | 16.01.2006 |
Нужны ли французам Корсика, испанцам Баскония, немцам Шлезвиг и Саар, англичанам Северная Ирландия? Зачем китайцам горы Тибета и нагорья Синьцзяна, индийцам Кашмир? С какой стати марокканцы держатся за пески Западной Сахары, аргентинцы — за пампасы Патагонии, датчане — за снег и лед Гренландии? Они что, сплошь неадекватны и умственно неполноценны? Да нет, конечно. Скорее неполноценны те, кто измышляет подобные вопросы. И невежды те, кто с ними соглашается.
Наши либералы внушают русским и другим коренным народам исторического Российского государства мысль о том, что пора бы им смириться с границами конца XIV века. С состоянием политической раздробленности. Отказаться тем самым от результатов пяти столетий трудов и побед. И каяться, каяться, каяться. До посинения. До полного истощения.
Но их пропаганда избирательна. От остальных наций того же самого они не требуют. У североамериканцев, к примеру. Чего бы им не возвратиться к первоначальным границам? К так называемой Новой Англии, взбунтовавшейся в 1775 году против Британии короля Георга. Остальное же вернуть коренным народам — племенам сиу, ирокезам, дэлаверам, алгонкинам, мускогинам и всем остальным, кого благочестивые квакеры и богобоязненные пилигримы не успели истребить…
Вернёмся к Кавказу. Географически он есть стратегический перекрёсток на стыке Европы, Азии и России. За обладание им боролись между собой все граничащие с ним государства — Османская империя, Персия, с XVIII века Российская империя. И Британия, наш извечный враг, чье место теперь занимают Со- единённые Штаты.
Когда Русское государство, обретя суверенитет в 1480 году, но утратив из-за татаромонгольского ига обширные русские земли на Западе и Юге, вновь приблизило свои владения к Кавказу, положение там коренным образом отличалось от предшествующих столетий. Ушли в прошлое централизованные государства, созданные в раннем средневековье грузинами и армянами. Теперь эти народы, политически раздробленные, были под гнётом персов, турок и даже горских племен. Для христианских народов Кавказа, численность которых снизилась на порядок, стоял вопрос выживания. Вот почему, как только в России было покончено со Смутой начала XVII века, Восточная Грузия, Мингрелия, Имеретия, Кахетия просили принять их в русское подданство. Армяне запросили о покровительстве в 1724 году, после того как победно закончился Персидский поход Петра I, присоединившего к русским владениям западное и южное побережье Каспия.
У русского правительства на этот счет не было возражений. Тем более что логика событий превратила турок в главного противника России, стремящейся восстановить свое положение на Черном море и на Балканах. Победные результаты русско-турецких войн, составивших целую эпоху в XVII, XVIII и XIX столетиях, упрочивали позиции России на Кавказе.
Настоящий геополитический прорыв, принципиально решивший вопрос о том, кому владеть Кавказом, произошел в 1783—1784 годах. Это был период, когда русская промышленность опередила другие страны в производстве чугуна, железа и меди, а русская торговля стала отправлять на экспорт зерно. В очередной раз победив турок, Россия в апреле 1783 года возвратила в свой состав Крым, Тамань и Кубань, в июле установила протекторат над Восточной Грузией (по Георгиевскому трактату), тем самым перейдя через Кавказский хребет и разрезав своими владениями Закавказье надвое, а годом позже заняв север Дагестана.
Непосредственное продвижение на Кавказе началось с присоединения Восточной Грузии к Российской империи, провозглашенное манифестами императора Павла I 18 декабря 1800 и 12 января 1801 годов. В течение следующего десятилетия владения России расширялись в сторону Каспийского и Чёрного морей. В 1804 году были присоединены Имеретия, Мингрелия и Гурия с портом Поти, а в 1806 — Бакинское ханство и прилегающие территории. Освоение нового края было трудным и противоречивым. Предшествующие нашествия и войны его обескровили и разорили. Значительная часть местных племен находилась на низком, варварском уровне. Процветали рабство и работорговля. В горах грабеж и бандитизм были привычной формой существования. Господствовали родоплеменные отношения. Предстоял длительный период превращения Кавказа в неотъемлемую часть России, освоения туземным населением русского языка, его вовлечения в хозяйственную и культурную жизнь страны. Все это стало возможным «за сенью дружеских штыков» русской армии.
Проблемой на долгие годы оставались небольшие, но труднодоступные горные анклавы Северного Кавказа, где полыхали вооруженные мятежи. В Дагестане и Чечне их главарём был Шамиль, в Черкессии — Мухаммед-Амин. За мятежами стояли Османская и Британская империи. Более тридцати лет шли военные действия, которые завершились русской победой лишь в 60-е годы XIX века.
В целом приход России на Кавказ потребовал не только привлечения значительного числа войск, но и творческой административной деятельности русских властей по освоению присоединенных территорий, прокладке дорог, созданию крепостей, строительству городов и казачьих станиц, налаживанию экономической деятельности. Если вспомнить, что одновременно с Кавказом к России в XIX веке были присоединены Бессарабия, Западный и Привислинский края, Приморье и Туркестан, то объем задач не может не поражать.
Что оправдывало эти усилия? Прежде всего стратегические соображения. Великорусский центр без широких пространств, окружающих его, слишком уязвим. Лишь достигнув Ботнического залива, Вислы, Карпат и Прута на Западе, Аракса и Карса на Кавказе и Памира и Гундукуша в Азии, русские могли почувствовать себя в относительной военной и экономической безопасности. Последующая история оправдала эту экспансию. И войны, в которых России пришлось участвовать, четырежды становясь жертвой европейской агрессии, и революция начала XX века, когда интервентов деморализовали бесконечные русские пространства.
Удалось ли по-настоящему русифицировать Кавказ, то есть воспитать из его жителей патриотов России? Лишь отчасти. История отвела для этого не больше пятидесяти лет. В жизни народов — мгновение. Не успев толком принять русские порядки, народы Кавказа, как и вся Россия, оказались ввергнутыми в революцию 1917 года. Она обрушила на народы России идеи этношовинизма и сепаратизма и выгоды отделения от России. Затем под маской интернационализма — высокомерное презрение к русским. Вот что содержали официальные «советские» работы о приходе России на Кавказ:
«В 1801 манифестом Павла I о присоединении Грузии была завершена аннексия ее царизмом». «Военная оккупация Грузии, проводящаяся под предлогом защиты ее от персидских нападений». «Царизм стремился к колониальным захватам в Закавказье». Это о России и ее усилиях по защите Кавказа от геноцида турок, от набегов персов, от бандитизма горцев. А вот что писалось про мятежников: «Народы Закавказья яростно боролись против нового ярма, которое несло им самодержавие». «Восставшие выступали против русского царизма, против царского владычества». «Героическая борьба трудящихся горного Кавказа против царских завоевателей и местных феодалов-эксплуататоров».
Четыре поколения было отравлено этим ядом, разжигавшим рознь между кавказцами и русскими. Надо ли удивляться тому, что у народов Кавказа чувство уважения сменилось чувством вражды к России, что ответной реакцией русских стала неприязнь к «лицам кавказской национальности»?
У противников русской цивилизации в конце прошлого столетия появился шанс отторгнуть Кавказ от России руками самих русских. Играя на их настроениях, создаваемых подрывной пропагандой, и спекулируя на их «усталости» от своих «национальных окраин», которых «архитекторы перестройки» лживо изображали «нахлебниками». Лозунг «Уходим с Кавказа» нашел у русских, даже сейчас увлеченных ельцинизмом, горячих сторонников. Но за всепоглощающим западничеством проглядели угрозу для национальной безопасности России, которая возникает при отторжении от нее Кавказа. Перестав быть русским, Кавказ, как все другие окраины Российского государства, не может стать ничьим. Его тут же приберут к рукам, уже прибирают, исторические противники России.
К сожалению, русское общественное мнение не прозрело, а Кремль делает вид, что не понимает, что чем дальше уходишь от Кавказа, тем он становится ближе, потому что нельзя уходить из дома, который стал своим и родным, даже если соседи за забором не по душе. Но дом еще не до конца разграблен, не захвачен пришельцами и все еще пригоден для жизни. И поэтому у России и Кавказа есть еще время, чтобы опомниться.