Игра идентичности

Проблема ксенофобских и экстремистских социальных настроений в среде российской молодежи растет из нескольких «корней», каждый из которых заслуживает отдельного и глубокого анализа. Молодежный возраст — время окончательного формирования и закрепления социальной, культурной и личностной идентичности человека. Что и как сегодня формирует идентичность?

Проблема ксенофобских и экстремистских социальных настроений в среде российской молодежи растет из нескольких «корней», каждый из которых заслуживает отдельного и глубокого анализа. К таким «корням» следует отнести проблематичность жизненных перспектив для значительной части молодых людей, не имеющих достаточных финансовых возможностей для получения хорошего образования; отсутствие социального престижа и связанных с ним жизненных благ у целого ряда общественно значимых родов занятий и профессий, с которыми связываются жизненные стратегии многих представителей молодого поколения; невостребованность молодежи в социетальном масштабе, явный недостаток больших и малых социальных проектов, в которых значительное количество молодых людей могли бы «найти себя» и реализовать свою творческую энергию, интересы и способности.

Тем не менее, мы, вслед за А. Тарасовым, склонны не выделять эту группу актуальнейших проблем в категорию «собственно молодежных», поскольку они являются проблемами «образа жизни тяжело больного общества» и требуют мер, направленных не столько на молодежь, сколько на оздоровление социальной среды в целом. Ближе к ювенологической категории, на наш взгляд, стоит другая группа проблем, носящая не социально-институциональный, а социально-культурный характер.

Молодежный возраст — время окончательного формирования и закрепления социальной, культурной и личностной идентичности человека, оформления его «габитуса», от которого всю последующую жизнь будет зависеть траектория его социальных действий и поступков. Окончательный выбор ценностных приоритетов, жизненных принципов и установок практического поведения определяется именно идентичностью — т. е. тем набором устойчивых типических смыслообразов и их легитимаций, посредством которых человек определяет самого себя. И в этой связи склонность к экстремистскому и ксенофобскому образу мыслей и действий, так же, как и неприятие их, непосредственно вытекает из «карты идентичности» личности.

Что и как сегодня формирует идентичность?

В значительной степени современному молодому человеку свойственно ощущение внутреннего «вакуума», неопределенности: «Я не знаю, кто я..», усиливаемое нынешней «текучестью устоев», но изначально вызываемое ощущением недостаточности привычных повседневных ролей: «сын», «дочь», «школьник», «студент», член группы (секции, кружка, студии, клуба, компании) и т. д. Молодому человеку зачастую хочется быть большим, чем он есть, чем ему предлагают наличные обыденные схемы базовых социальных отношений.

За удовлетворением этой важной, смысложизненной в своей основе потребности он обращается к культуре. Культура в данном случае понимается как «предельно обобщенные ценностно-нормативные образцы, фигурирующие как условные, т. е. так или иначе принятые индивидом в качестве значимых и тем самым действующие на правах реальных». Культура, которая, в отличие от «традиции», не является символическим прототипом (и в этой связи «двойником») реальной наличной социальности, но создает ситуацию символической избыточности, дает выход из тесного пространства скучной реальности в новые миры, гораздо более яркие и многообразные, чем повседневность, а главное — дающие возможность «расширенной», хотя и виртуальной, самореализации, выбора и творчества, так или иначе ограниченную в «обычной жизни».

Здесь можно говорить о двух базовых факторах формирования идентичности молодого человека: социальном, представленном реальными схемами отношений со значимыми другими, и культурном — представленном символами, «свободно парящими» в виртуальном пространстве массовых коммуникаций и произвольно выбираемыми личностью по своему вкусу. Взаимодействие между этими факторами может складываться по-разному, в диапазоне от полного противодействия до полной синергии и от доминирования первой до доминирования второй.

В этой связи мы утверждаем, что современные молодежные экстремизм и ксенофобия являются преимущественно культурными по происхождению феноменами, связанным с формированием и утверждением идентичности через культурное творчество, — при том, что важной предпосылкой, направляющей это творчество в деструктивное русло, может выступать деградация социальности. Но это необязательно.

Механизм культурной «игры идентичности» легче показать на примере ксенофобии, как явления более простого. Ксенофобия — это негативная социально-психологическая реакция на «чужих», в качестве которых обычно выступают представители других национальностей, религиозных и культурных традиций. В ситуациях системного социокультурного кризиса обычно на поверхность «всплывают» глубинные архаичные версии идентичностей — прежде всего этнические или квазирелигиозные. Человек, еще вчера исходивший из незыблемого «я — гражданин Советского Союза», теперь бросается с головой в то, что «я — чеченец (украинец, татарин, казах, грузин) и начинает активно и неразборчиво впитывать и культивировать разнообразную символику, подтверждающую эту «новую» идентичность.

Но утверждение своей этничности лежит в плоскости «бинарной логики»: оно всегда сопряжено с отрицанием, отталкиванием от других этнических (религиозных) групп, которые сразу ассоциируются со стереотипом «чужого» — странного/непонятного/опасного/неприятного/худшего по определению. А подростки с их максимализмом, как утверждают социологи, «очень чувствительны к „этническим“ нюансам. Собственная национальность для подавляющего большинства из них имеет очень важное значение». Отсюда — все те или иные степени и проявления ксенофобии, от неприязненных взглядов и реплик («Понаехали тут!») до покушений на убийство людей с определенными чертами лица и цветом кожи.

Экстремизм, понимаемый как «форма радикального отрицания существующих в государстве общественных норм и правил» - явление более сложное, предполагающее развитую идеологию и элементы структурной групповой самоорганизации. Тем не менее, культурный механизм его воспроизводства, как представляется, в принципе тот же.

Практика показывает, что экстремистами становятся не только обездоленные, но и молодые люди «из хороших семей», получившие добротное образование и имеющие неплохой «стартовый капитал» в социальном плане. Мотивации ухода в экстремизм в данном случае могут носить двоякий характер.

В первом случае они преимущественно витальны: молодому человеку не хватает остроты ощущений, романтики, силы переживаний — того, что обозначается емким словом «адреналин». Сегодняшнее массовое увлечение молодежи и не только молодежи разного рода «экстримом» — это, с одной стороны, индикатор, а с другой — канал для реализации данной потребности в относительно приемлемых для общества формах. Риск перехода «экстрима» в экстремизм, с нашей точки зрения, связан с двумя факторами: подпаданием молодого человека под влияние сильного антиобщественно настроенного лидера или/и подпаданием под влияние определенного рода доктрины либо социального настроения. «Классический» случай — увлечение молодых людей сатанизмом и тяготеющими к нему стилевыми поветриями («эмо», «готы»), в ряде случаев приводящее к десоциализации, психическим расстройствам и совершению страшных преступлений.

Во втором случае — при более зрелой и осмысленной личностной позиции — предпосылкой ухода в экстремизм может послужить неудовлетворенная потребность человека в жизненной самореализации и смысле жизни «по большому счету». Говоря словами старой песни, желают такие ребята «своими руками историю делать». Но метанарративы нашей социальной жизни разрушены, и максимум, что сегодня предлагается «свыше» на уровне одобряемой идеологии — это идеал самодовольного «успешного» типа, сытно чавкающего у той или иной «кормушки». В глянцево-рекламном варианте такой «обобщенный другой» может иметь также признаки «трудоголика», человека одаренного, профессионала, иногда даже культурного, и зачастую — хорошего семьянина, но на счет всего этого антуража не следует обманываться. Опыт реальной жизни говорит, что все это второ- и третьестепенно, поскольку отнюдь не сами по себе данные качества сегодня определяют получение благосостояния и общественного признания.

Думается, именно вследствие этого в нынешней России, как отмечают социологи, «У респондентов нет представлений о биографическом проекте, который однозначно соответствовал бы понятию успеха, иллюстрировал его, как нет представлений и о линии жизни, которая однозначно приводила бы к успеху». Успех — важнейшая социализационная категория — сегодня расщеплена и девальвирована, оторвана от какого бы то ни было высокого идеализма, от подлинно социальных ориентиров и низведена до пошлых слабоумных клише в духе «главное — чтобы „бабки“ были».

Естественно, что человеку мыслящему и меряющему себя серьезной духовной и социальной меркой долго следовать таким «ориентирам» просто невозможно. И он ищет себе идеал и биографический проект в иных измерениях, обещающих ему возможность ощутить себя полноценным историческим субъектом. И такой человек, отталкиваясь от пошлости расхожих версий «успешности» со всей силой подросткового и юношеского максимализма, находит его — не в последнюю очередь — в той или иной версии идеологии экстремизма, дающего возможность «делать историю», хотя и с черного хода.

Здесь молодой человек осознанно бросается с головой в некую доктрину, утверждающую и подкрепляющую его новую «героическую» идентичность. Он тщательно, осмысленно и «со вкусом» ищет и отбирает символы, образцы и идеи, из которых выстраивается его новый «Я — образ». И это сопряжено с отрицанием и отторжением уже не какой-то группы, маркируемой как «чужие», но всего социального порядка, позиционируемого им (и здесь уже не важно, справедливо или нет) как ненормальный и подлежащий исправлению любыми средствами, вплоть до «могилы». Отрицая «ползучую антисоциальность» торжествующих сегодня в обществе эгоизма, коррупции и архаичного культа силы, он не замечает, как порабощается последним из них и поворачивает оружие против социальной нормы как таковой — против того, что призван защищать. «Весь мир насилья мы разрушим до основанья..»

Казалось бы, подобные социальные настроения — очередная игра с примериванием масок, которая в силу своей инфантильной природы не может быть опасна. Но идентичность имеет свойство закрепляться на уровне паттерна мышления и поведения, и в какой-то момент человек оказывается уже не свободным «творцом себя» (self-made — тоже весьма модное сегодня понятие), а субъектом, подчиненным логике этой идентичности. И если ее идеология носит характер жесткий и тоталитарный, либо молодой человек успевает вступить в соответствующее объединение единомышленников, где культурные символы получают социальное подкрепление, либо он подпадает под идейно-психологическое влияние мощного лидера, то у него есть все шансы от мыслей и эмоций перейти к делу (например, к терактам). Это тот случай, когда «высокие» культурные смыслы, взращенные человеком в своей душе, оборачиваются против социальности, разрушая ее иной раз в самом буквальном значении. И такая ситуация особенно трагична.

Таким образом, проблема ксенофобии и экстремизма молодежи в современном обществе, имея предпосылки в глубинном кризисе социальности, носит, на наш взгляд, социокультурный характер. Она возникает из характерной для подросткового и юношеского возраста игры идентичности, когда молодой человек увлеченно «примеряет» на себя различные «маски», доступные благодаря карнавалу массовой культурной коммуникации, что удовлетворяет его потребность в необходимых для самореализации символах и смыслах. Ксенофобские настроения связаны, в первую очередь, с чрезмерным увлечением личности конструированием своей этнической или квазирелигиозной идентичности. Экстремистские ориентации — глубже и серьезнее; они носят интегральный смысложизненный характер и связаны с поиском полноты и насыщенности жизни в сочетании с высокими, сверхценными идеями, дающими конечный смысл существованию. Парадокс и трагедия такого экстремизма состоит в том, что, рождаясь как протест против искажения нормальной социальности человеческих отношений девиантными и деструктивными образцами и практиками, он в итоге оборачивается против нормы. Ударяя не по болезням общества, а по самому обществу, экстремистская идеология и деятельность на деле усугубляет его кризисное состояние и осложняет разрешение его насущных проблем.

http://www.pravaya.ru/look/16 690