 |
| Литературная газета | 12.12.2008 |
В прошлую среду страна впервые отметила День юриста, а накануне в Колонном зале Дома союзов начал работу VII Всероссийский съезд судей, на котором, в частности, шла речь и о необходимости выделения в отдельный институт ювенальной юстиции.
В России ювенальные суды существовали с 1910 по 1918 год. Последние десять лет ведутся попытки их возрождения, однако соответствующий закон до сих пор не принят. Причина не только в том, что это потребует реформирования всей судебной системы,
но и в отсутствии в обществе консолидированного мнения о способах решения проблемы детской преступности. О несомненных плюсах специального правосудия для несовершеннолетних мы уже писали («Ребёнок и тюрьма», «ЛГ», N48, 2006 г.; «Дети на нарах», «ЛГ», N15, 2008 г.), сегодня — слово противникам предлагаемых законопроектов, принявшим участие в работе круглого стола «Ювенальная юстиция и социальная безопасность».
Итак, почему же многие против такого, казалось бы, однозначно положительного явления, как специальное правосудие для детей?
КТО ГЛАВНЕЕ? КУРИЦА ИЛИ ЯЙЦО
Ирина МЕДВЕДЕВА, психолог, директор Общественного института демографической безопасности. Завёрнутая в яркий гуманистический фантик, ювенальная юстиция, с моей точки зрения, опасна прежде всего тем, что её негативные стороны видны далеко не сразу. Большинство людей любят детей и очень хотят им помочь. А когда такое желание выражает само государство, большая часть общества это поддерживает, поскольку, с одной стороны, дети будут защищены от насилия и несправедливости, а с другой, для этого не надо ничего делать самим.
Никто не сомневается в том, что детей надо защищать от насилия и жестокого обращения, что малолетних преступников, которые за какую-то ерунду попали под суд, надо пытаться исправить, не сажая сразу в тюрьму. Но Уголовный кодекс это предусматривает и без ювенальной юстиции. И если исполнять наши законы, можно прекрасно справиться с теми родителями, которые зверски избивают детей, выгоняют их на панель или вместе с ними потребляют наркотики. Что же касается несовершеннолетних преступников, то в последние годы и без того для них предусматриваются более чем мягкие наказания. А пребывание в колонии отнюдь не всегда толкает их на повторное нарушение закона, как утверждают адепты ювенальной юстиции.
Больше всего, конечно, настораживает то, что детей, согласно нормам ювенальной юстиции, будут буквально с горшкового возраста фактически натравливать на родителей. Вот не далее как сегодня позвонила врач-гинеколог из Екатеринбурга, член Общероссийского родительского движения Наталья Петрова и рассказала, что в одном из городов Свердловской области детям в школе раздали специальные тетрадки, в которые попросили вносить все замечания, сделанные им родителями за неделю. Потом справедливость и правомерность замечаний станут обсуждаться на детско-педагогическом суде. Подумайте, какое это будет вторжение в семью, как это настроит детей против родителей?! Какой там авторитет у родителя, которого ребёнок способен осуждать, обсуждать и на которого, если ювенальная юстиция будет законодательно утверждена, и доносить. Вспомните, как в начале 90-х наша либеральная интеллигенция ополчилась на несчастного Павлика Морозова. А теперь сама же намерена плодить этих Павликов миллионами?
Лариса ПАВЛОВА, адвокат. Естественно, несовершеннолетние, как справедливо говорится в Конвенции о правах ребёнка, которая ратифицирована и нашим государством, в силу физической и духовной незрелости нуждаются в особой правовой защите. Почему же многие против предлагаемых проектов ювенальной юстиции? Да потому, что из правового поля исключается семья. В решении судьбы несовершеннолетнего участвуют ювенальный суд, правоохранительные органы, уполномоченные по правам ребёнка, органы опеки и попечительства, представители общественных неправительственных организаций, колонии по делам несовершеннолетних. Естественный воспитатель упоминается только как мальчик или девочка для битья, субъект для наказания.
В Конвенции о правах ребёнка написано, что каждый ребёнок имеет право воспитываться в родной семье, с которой у него кровная, генетическая связь, где ему простится всё, даже преступление.
Родители, согласно Конвенции, сами определяют систему воспитания, и ребёнок должен воспитываться в той культурной традиции, которую имеет его семья. Но вот с чем мы столкнулись.
С безудержной сексуализацией населения, никакой связи с нашими традициями не имеющей. Совет Европы принял социальную хартию, согласно которой у каждого человека есть право на обязательную профилактику своего здоровья. А под видом профилактики практики имеют в виду прежде всего предупреждение заражения ВИЧ-инфекцией. Следовательно, в школах вводится обязательное сексуальное просвещение.
Хотя Россия эту социальную хартию ещё не ратифицировала, некоторые наши продвинутые «специалисты» европейцев уже перещеголяли. Недавно в Санкт-Петербурге мы выиграли иск к детскому саду. Я представляла интересы двух родителей, которые спорили с этим учреждением по поводу нарушения их прав на охрану здоровья своих пятилетних девочек. Детский сад вместе с рядом организаций здравоохранения, не известив родителей, проводил — нелегально, скажем так, — гинекологический осмотр дошколят. «Почему же вы проявили такое над девочками насилие, — поинтересовались родители, — почему не предупредили об осмотре нас?» «Некоторые девочки, — парировала врач, — ко мне даже подбегали и просили ещё». Спрашивается, а чего они просили? Грязная, мерзкая история.
Татьяна ШИШОВА, вице-президент Фонда психологической помощи семье и ребёнку. В Воронеже в рамках программы планирования семьи раздавали в школах брошюры, которые назывались: «Пособие для секс-работниц». Советы, как общаться с клиентом, когда дать в кадык, а когда вести себя так или этак. Распространяла сие пособие организация, работающая на гранты, выделенные в рамках российских федеральных программ. С одной стороны, как будто забота о здоровье, с другой, формирование определённых моральных норм, которые выход на панель считают не проституцией, а всего лишь работой.
Лариса Павлова. Так вот, если наше государство — исключать этого не будем — ратифицирует хартию, осмотры, как и сексуальное просвещение в школах, станут обязательными. А если вы заявите, что не хотите, чтобы вашего ребёнка вместо русского и литературы учили сексу, вам ответят: «Вы нарушаете право ребёнка на образование и на охрану здоровья». То есть появится повод применить уже нормы ювенальной юстиции и изъять вашего сына или дочь из семьи. А у нас и так, к моему великому сожалению, существует огромное количество возможностей лишить родительских прав: малейшее неблагополучие, бедность, плохая еда, отсутствие нормального жилья. Бывают, конечно, случаи, когда это оправданно, но беда в том, что у нас нет временного изъятия — на месяц, на два. Да мало ли что с родителями случилось?
Законы, которые игнорируют естественное право человека быть родителем, быть отцом, матерью, направлены против человека как взрослого, так и маленького, и самая главная, мне кажется, ошибка и трагедия нашего века состоит в том, что мы пытаемся выделить приоритет прав одних над правами других.
Сейчас многие сторонники ювенальной юстиции стали говорить, ладно, не надо системы, давайте просто сделаем ювенальный суд. Как хорошо, суд для детей. Отдельное здание, новые кабинеты, 5 судей, 5 помощников, 5 секретарей, канцелярия, конвой, милиция, электричество, аренда. Огромное количество бюджетных средств уйдёт на содержание зданий, но изменится ли от этого качество рассмотрения дел? У нас сегодня уже выделяются отдельные судьи, которые рассматривают уголовные и гражданские дела несовершеннолетних. Дайте им вместо одного двух помощников. Отправьте на курсы психологии, социологии, семейного права. Учите, готовьте судейские кадры. Зачем сразу здание строить?
Карина ГЕВОРГЯН, политолог. Во Франции ювенальная юстиция обходится государству примерно в 5 миллиардов евро в год.
ИДЕАЛЬНАЯ СИСТЕМА ВЛИЯНИЯ
Владимир ХОМЯКОВ, председатель Центрального совета межрегионального общественного движения «Народный собор». Тут совершенно неслучайно зашёл разговор о том, кому всё это выгодно. Людям, выступающим за легализацию лёгких наркотиков, секспросвещение, толерантное отношение к извращенцам и так далее. То есть налицо вполне конкретная, идеологически заданная программа трансформации моральной и духовно-культурной матрицы нашего общества.
Мои родственники живут в городе Чехове, недавно их 12-летней дочери молодая учительница объяснила, что до 18 лет родители обязаны ребёнка содержать, кормить и беречь, а он им ничего не обязан. В Москве тоже появились педагоги, которые пока ещё в мягкой форме втолковывают детям, что у них есть свои особые права, которых нет у родителей. Так вот, главными жертвами ювенальной юстиции, совершенно очевидно, станут, во-первых, семья, а во-вторых, школа. Третьей жертвой рано или поздно окажется само государство. Совершенно нет никаких заслуживающих доверия подтверждений того, что введение ювенальной юстиции на Западе как-то снизило молодёжную преступность. Напротив, либерализация законодательства в отношении подростков приводила к лавинообразному росту преступности. В 60-е годы, кажется в Италии, был раскрыт синдикат малолетних убийц. Вот как гангстер учил 10−12-летних киллеров: подошёл, выстрелил, бросил пистолет и сдавайся, потому что тебе ничего не будет. Вряд ли наши криминальные круги тоже не воспользуются ювенальной юстицией для массового вовлечения в свои дела несовершеннолетних.
Помимо прочего, эта система предполагает появление в каждой школе омбудсмена (должностного лица, на которое возлагаются функции контроля за соблюдением законных прав и интересов граждан. — Ред.). В своё время мы столкнулись с жёстким неприятием прихода церкви в школу. Теперь становится наконец понятно, почему. Священник не должен был занять место, которое предназначалось омбудсмену. К тому и другому идут как к арбитру в случае конфликта. Но задачей священника является погашение конфликта и сохранение семьи. Показатель эффективности работы омбудсмена — обострение конфликта: я довёл дело до суда, родитель лишён родительских прав, давайте мне премию. То есть в школах появляется человек, который по роду службы заинтересован в раздувании конфликта и противопоставлении родителей детям, а учителей ученикам.
Возникает и ещё один щекотливый вопрос. Дети, общаясь со своим новым «батюшкой» омбудсменом, рассказывают ему очень много о том, что происходит в семье. И таким образом возникает, поскольку все омбудсмены завязаны в единую сеть, колоссальный канал утечки информации. В школах ведь учатся дети и депутатов, и банкиров, министров, работников спецслужб и т. д. Никакой участковый, никакой работник миграционной службы не обладает такими колоссальными возможностями брать взятки, как омбудсмен.
В стране создаётся вторая, параллельная юстиция, второй свод законов. Решения ювенального суда не могут быть оспорены внутри страны, только в Страсбурге. И не подлежит сомнению, что эта вторая юстиция окажется опять-таки под жёстким контролем у грантополучателей, завязанных, увы, не на интересах России. Может быть сформирована эффективная и контролируемая извне система влияния через детей на политические и экономические элиты страны. Если у высокого должностного лица на абсолютно законных основаниях будут отбирать ребёнка, с него можно требовать всё что угодно. Ради детей люди пойдут на всё.
И наконец, последнее. Любая цивилизация, и русская в том числе, стоит на определённой духовно-культурной основе. Для России это, конечно, православие. Семья — это малая церковь. Сказать, что родитель не имеет права, это всё равно что заявить батюшке — ты не главный, сойди, мы тут поговорим, а тебе потом сообщат, что мы тут решили по поводу Бога. То есть ювенальную юстицию можно назвать явлением, во-первых, жёстко антихристианским, и во-вторых, антирусским по культуре. Она может быть более опасной, чем терроризм и наркоторговля.
Татьяна Шишова. Проконтролировать омбудсмена невозможно. Он не подчиняется ни администрации школы, ни РОНО, ни Министерству образования и науки.
Вообще, ювенальная юстиция это очень жёсткая тоталитарная система, система уничтожения семьи и передачи полномочий по воспитанию детей и урегулированию семейных конфликтов государственным структурам. Пока работники органов опеки не могут прийти к вам просто так. Нужны очень веские основания. Но если вступит в силу ювенальная юстиция, вы не будете иметь права представителей органов опеки не пустить. Когда-то у нас людей арестовывали, пытали и сажали в лагерь, а сегодня на Западе забирают детей, помещают их в неизвестно какие условия, и очень многие родители не знают, что с их детьми реально творится. Апологеты ювенальной юстиции прямо говорят, что социальный работник должен фактически жить в каждой семье и только он будет решать, что в интересах ребёнка и что в интересах семьи.
Вот здесь приводились примеры, когда отнимают детей из-за плохих жилищных условий, или бедности и т. д. Так дайте людям квартиру. Увеличьте маме пособие. В Питере недавно пытались отнять двухлетнего ребёнка у актрисы. Основания? Приехала с Алтая, снималась в кино, работала дворником и жила в дворницкой. Плохие жилищные условия. В Москве устроили весёлую жизнь беременной женщине, имеющей уже двоих детей. Мама наряжала ёлку и, упав, задела дочь, у той образовался на щеке лёгкий синяк. Девочка пошла на следующий день в школу, а там на эту маму имели зуб. Вызвали милицию и отправили ребёнка в приют. Родители несколько дней бегали, искали девочку. Наконец обнаружили и забрали из приюта. Если бы уже была введена ювенальная юстиция и мама посмела забрать ребёнка, её автоматически лишили бы родительских прав.
Наталья ЗАХАРОВА, актриса (во Франции по просьбе бывшего мужа судьи ювенальной юстиции разлучили Захарову с дочерью и передали девочку в приют). На мой взгляд, во Франции идёт планомерное уничтожение семьи. Совсем недавно для оправдания вмешательства в жизнь семьи необходимо было заявление учителей, врачей, соседей, сведений из правоохранительных органов. Теперь же достаточно лишь мнения сотрудников социальных служб, зачастую не знающих ни родителей, ни детей.
Как эти сотрудники определяют, опасно ли тому или иному ребёнку воспитываться в той или иной родной, заметьте, семье? Это не прописано ни в законах, ни в инструкциях. Интерес ребёнка каждый судья трактует по-своему. Судья Валентини, занимавшаяся нашим делом, сообщила на одном из заседаний: «В девяти случаях из десяти я отнимаю детей у родителей из-за их удушающей патологической любви к своему ребёнку». Я — мать, я выносила своего ребёнка, я его рожала, кормила, воспитывала. Это моё создание, а не какой-то судьи, которая, не зная ни меня, ни дочь, говорит о том, что любовь матери — патологична. Сотрудница соцслужбы мадам Ферер не передавала мои письма Маше, потому что я их пишу дочери «как ребёнку». Спрашиваю, а как же надо писать 7-летней девочке? Как 20-летней?
Подобная система ювенальной юстиции навязывается и нам. Мы должны сказать нет, но не ювенальной юстиции вообще (брошенные дети, дети алкоголиков действительно нуждаются в защите), а её западной модели. Почему, например, во Франции боятся критиковать эту ювенальную юстицию? По статистике каждый восьмой ребёнок там изнасилован. Отцом, учителем в школе, сожителем матери, дедушкой и т. д. Для французских властей сказать, давайте заменим ювенальную юстицию, всё равно что не защищать детей от педофилов.
Все свидетели в суде говорили, мадам Захарова — хорошая мать, любящая, адекватная, не истеричка, не сумасшедшая, не алкоголичка, не проститутка и что она любит своего ребёнка. Судье это не нравилось, и она заказывает «нужную» экспертизу в консультации «Копес», организации, финансируемой почему-то американцами. Когда я туда пришла, обратила внимание на подбор книг: «Монстры в доме», «Монстры в саду» и т. д. Маша открыла книжку и говорит: «Мама, смотри, какой страшный дядя, это монстр. А вот он к мальчику забрался в постель»!
Потом нас позвали к себе два психолога «Копеса». Я принесла рисунки, фотографии и рассказывала: вот мы с Машенькой дома, вот мы гуляем. Они смотрели, слушали, а потом написали на 25 страницах такой рапорт, что у меня волосы встали дыбом. По их мнению, у меня, оказывается, «извращённый нарциссизм», я лишь «имитирую любовь к дочери и отталкиваю психологов и сотрудников социальных служб, потому что они пытаются разорвать наш тесный контакт с Машей». Даже эти «психологи» и то поняли, что у меня с моей дочерью тесный родовой контакт.
И моя история вовсе не исключение. Вчера, когда я говорила по телефону с известной французской правозащитницей, у неё в офисе зазвонил ещё один телефон. И вот я слышу, как женщина со славянским акцентом просит связать её с моим бывшим адвокатом. Беатрис спрашивает, зачем? Дело в том, рассказывает женщина, что у меня очень похожая история. Фото моего двухлетнего мальчика Яна его отец — кстати, шеф полиции одного французского городка — выставил на американский порносайт. Я это обнаружила и обратилась в суд. В результате моего сына забрали, и с 2006 года я его не вижу. Фото на порносайт выставил отец, а я-то в чём виновата? В том, что потребовала от него прекратить торговлю ребёнком?
Я желаю удачи этой женщине, но думаю, что перспектива выиграть дело в суде у неё мизерная.
Владимир ОШЕРОВ, социолог. Осенью в Болгарии во время экскурсии я познакомился с английским полицейским, специализирующимся на расследовании подростковых преступлений. Благодаря существованию ювенальной юстиции, рассказал он, малолетних правонарушителей помещают не в общие, а в специальные тюрьмы и колонии, где они находятся под неусыпным контролем. Примерно через год они действительно исправляются. Но, увы, выйдя на свободу, вернувшись в свою среду, большинство из них опять нарушают закон.
Эта система, по его мнению, даже в лучшем виде, даже когда на неё тратятся огромные деньги, всё равно не работает. Нужно, считает он, в первую очередь категорически поставить вне закона однополые браки, изменить политику телевидения и молодёжной прессы, восстановить статус семьи.
УЗАКОНЕННЫЙ КИДНЕППИНГ
Карина Геворгян. Я считаю, что во главе всех нынешних кризисов — политического, ипотечного, финансового, энергетического — стоит кризис смысловой. И больше всего он действительно коснулся Западной Европы и Соединённых Штатов. Они пошли по пути замещения морали правом, а когда происходит замещение морали правом, начинается абсурдизация жизни. Кстати, затронутая сегодня тема программы планирования семьи входит, в свою очередь, в программу устойчивого развития. Но мало-мальски образованный человек понимает — развитие не может быть устойчивым. На изначальном идейном суррогате и выросло то, что мы сегодня обсуждаем. Всё последнее 20-летие прошло под лозунгом защиты прав человека. И что мы видим на политическом уровне? Растерзанную Югославию, Афганистан, Ирак.
Полная замена морали правом привела Европу к отрицанию собственной исторической идентичности и чудовищной правовой коллизии. Некто может безнаказанно попирать права родителей, бабушек и дедушек, отправляя детей в приюты. Новые компрачикосы, уродующие не тела, а души, получили узаконенную власть. Зачем же нам догонять эпигонский, в принципе давно ушедший поезд? Нельзя копировать ни французский проект, ни какой-либо ещё. У нас и так сложилось крайне негативистское отношение к своему прошлому. Если же мы теперь будем вторично ломать и отрывать людей от своей исторической традиции, то фактически общество будет сломлено.
В Западной Европе вследствие римского влияния существовал авункулат, то есть передача племянников на воспитание дяди со стороны матери. У нас же, даже при крепостном праве, случаи разлучения семей, а тем более отъёма детей были исключительными и общественно осуждались. Ювенальная юстиция в «импортном» исполнении — это инструмент разрушения общества. В полиэтничной и поликонфессиональной стране она может пробудить центробежные настроения и в Поволжье, и на Северном Кавказе, и в Сибири. Риск обобществления детей пострашнее, чем обобществление жён, которым пугали в начале прошлого века мусульман противники большевиков. Это удар по целостности России.
В своей нобелевской речи Иосиф Бродский сказал, что в настоящей трагедии гибнет не герой, а хор. Ирак — это гибель хора, Афганистан — это гибель хора. Французы очень запуганы. В кулуарах, на ушко, рассказывают ужасные вещи. Как учат своих детей не верить омбудсменам, как опасаются протестного возраста у детей, как боятся совращения. У нас уже есть большая группа родителей пострадавших в США и в Западной Европе. По-моему, назрела необходимость создания при Правительстве РФ Центра поддержки и защиты российских граждан — жертв ювенальной юстиции. Становится очевидным: узаконенный киднеппинг — новый общественный феномен, а не отдельные досадные случайности.
Рената ГАЛЬЦЕВА, философ, публицист. Достоевский когда-то заметил, что, если ребёнок спросит, за что он должен вас любить, дело воспитания считайте проигранным. Сегодня дело это решили проиграть заранее. Что значит «предоставить детям право подавать в суд на своих родителей»? Это значит — сызмальства внести необратимое отчуждение в их отношения, поселить раскол в самые что ни на есть естественные, животворные чувства доверия, привязанности и любви, заменив их формально-юридическими. Выбить последние опоры из-под человеческого существования, т. е. разложить как таковой институт семьи.
Для воплощения прогрессивной мечты предлагается учредить специальное ведомство, «которое возьмёт на себя всю работу с детьми и подростками группы риска». Так подобное «ведомство» уже есть — органы опеки и попечительства! На самом деле замысел здесь такой: под предлогом чрезвычайной озабоченности положением детей в неблагополучных семьях все семьи превратить в потенциально неблагополучные с перспективой изъятия детей под любым предлогом. А поскольку ребёнок не может сам сформулировать судебный иск, дело это оказывается в руках спецчиновника, которому переходят родительские прерогативы. Поразительно, что представители высшего законодательного органа не хотят отдать себе (и особенно нам) отчёт в том, что они затеяли противозаконное, противоконституционное дело, лишая родителей их неотторжимых прав (за исключением особых, предусмотренных случаев). Всё это в конце концов означает экспроприацию детей в лучших революционных традициях.
Меня пугает абсолютная пустота жизни тинейджеров; у них и в зачатке нет представления, что себя можно занять не только рефлекторными удовольствиями. Где находится источник чудовищного вырождения нового человека, все знают. Это — среда, в которой он возрастает; это курс, возобладавший сегодня в культуре. Но никакие массовые обращения ничего не поменяли в намерениях вождей просвещения и не заинтересовали активистов из законодательной ветви власти.
Николай КАКЛЮГИН, врач-психиатр, сотрудник научно-методического отдела Душепопечительского православного центра святого праведного Иоанна Кронштадтского. Мы работаем с наркоманами и алкоголиками и хорошо знакомы с творчеством пропагандиста ювенальной юстиции Олега Зыкова, президента благотворительного фонда «Нет — алкоголизму и наркомании (НАН)». Он вместе с группой своих коллег-либералов пролоббировал утверждение на правительственном уровне печально известного Постановления N231 о разовых дозах, которое позволяло безнаказанно носить собой до 10 доз героина. Это было в 2004 году. До сих пор, хотя постановление через год было отменено, продолжает возрастать смертность от передозировок. И этот человек сегодня активно пропагандирует внедрение в России механизмов ювенальной юстиции по французскому или канадскому вариантам, уже в своих странах продемонстрировавших низкую эффективность.
Сегодня всё чаще встаёт вопрос о создании системы альтернативного лечения. То есть если человек совершает преступление, связанное с хранением или потреблением психоактивных веществ, по идее авторов предложения, ему может быть предоставлена альтернативная тюремному заключению возможность пройти полный курс реабилитации в стационарном лечебном учреждении закрытого типа. Но каким образом в эту практически утверждённую модель вписывается ювенальная юстиция? Как мы сможем забрать по просьбе родителей, к примеру, ставшего асоциальным несовершеннолетнего наркомана, если тут же возникнет омбудсмен и скажет: «Вы нарушаете его права!»
Леонид ШЕРШН›В, генерал-майор запаса, президент Фонда национальной и международной безопасности. Хочу посмотреть на этот вопрос с военной точки зрения. Ведь фактически ювенальная юстиция — это диверсия, провоцирование семейных войн.
Сегодня нужно думать о проблеме народонаселения. Примерно 40% семей должны быть четырёхдетными, потому что даже трёхдетные уже не восполняют население. И вот вокруг этой большой семьи и надо вертеть всю политику — государственную, общественную, моральную и т. д.
Протоиерей Геннадий БОТЕНКО, настоятель храма Св. Архистратига Михаила, Киев. Я отец четверых детей и, конечно, обеспокоен и как родитель, и как священник. Особенно с учётом того, что наша замечательная Рада (не знаю с какого верха она Верховная) приняла в первом чтении закон о ювенальной юстиции, и в 2016 году планируется ввести его в действие.
Сейчас взрослые, увы, не знают, что делать с самими собой. И злые силы видят это слабое звено — семью — и усиливают свои атаки. Отдаляя детей, внушая им мысль о том, что родители являются как бы неким препятствием в их жизни.
Вспоминаются слова господа: «И восстанут дети на родителей». И вот сейчас ты понимаешь, что живёшь именно в такое время. И страшно от того, что это касается так близко тебя. Мы должны сопротивляться. Иначе что мы на суде Божьем скажем Богу? Что мы ничего не делали?
Алексей МАРТУШЕВ, психолог, председатель всеукраинской общественной организации «Родительская держава», Киев. Почему «Родительская держава»? Потому что мы говорим о родительской власти над детьми. Она — от Бога. Лишать родительских прав и отнимать детей — это акт агрессии, прямого насилия над ребёнком. В праве ли родители защищаться от этой агрессии? Не только в праве, но и обязаны. Задача отцов — вспомнить о той власти, которая у них есть, и защищать детей теми способами, которые им дал Господь, в том числе и через насилие, если речь идёт об удержании ребёнка от употребления наркотиков, например, или о запрете идти на какую-то растлевающую вечеринку. Без такого рода насилия воспитания не бывает.
Не существует права отдать жизнь за своих детей. Есть святая обязанность жертвовать собой ради своих детей. Это невозможно внедрить в право. И только этот критерий отличает родителей от просто взрослых.
Участники редакционного круглого стола нарисовали, мягко говоря, невесёлую картину. Что действительно может быть страшнее разрыва родовой связи между детьми и родителями? Однако как же быть с теми семьями, в которых дети подвергаются насилию?
В следующем году мы намерены более подробно рассказать об опыте работы системы ювенальной юстиции в других странах. Приглашаем к разговору и российских специалистов в области защиты прав ребёнка, а также матерей и отцов, которым небезразлично их будущее и будущее их детей. Отклики ждём по адресам: mazurova@lgz.ru и gam@lgz.ru
«ЛГ"-ДОСЬЕ. Ювенальная юстиция — правосудие по делам несовершеннолетних, включающее в себя особый порядок судопроизводства, отдельную систему судов для несовершеннолетних (ювенальных судов), а также совокупность идей, концепций социальной защиты и реабилитации несовершеннолетних правонарушителей. Первый в мире суд по делам несовершеннолетних был учреждён в 1899 году в Чикаго.
