Мелочи митрополичьей жизни

Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл — нынешний Местоблюститель Патриаршего престола — некогда давал интервью для студенческой газеты «Татьянин день». Сегодня мы публикуем его вновь, чтобы помочь нашим читателям поближе познакомиться с Преосвященнейшим владыкой Кириллом, на плечи которого возлегло нелегкое бремя предстоятельствовать о Церкви до времени избрания следующего Патриарха Московского и всея Руси.

Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл — постоянный член Священного Синода, председатель Отдела внешних церковных связей Русской Православной Церкви, один из самых ярких деятелей современной церковной истории. Владыка дал специальное интервью газете «Татьянин День».

Митрополит Кирилл: «Поле может принести хороший урожай, только если оно обработано по полной программе»

— Владыка, для современного студента архиерей воспринимается в лучшем случае через призму чеховского рассказа, в худшем — ассоциируется с прошлыми коммунистическими вождями или с теперешними политическими лидерами, которые стоят на трибуне и о чем-то там вещают. А нам, вслед за Лесковым, хотелось бы начать с некоторых мелочей архиерейской жизни. Из чего складывается быт архиерея?

— Мой или архиерея вообще?

— Ваш.

— Моя проблема заключается в том, что я совмещаю архиерейское служение с должностью председателя Отдела внешних церковных связей. Отдел сегодня несет ответственность за связи нашей Церкви со внешним миром: правительство, парламент, партии, общественные движения, творческие союзы, профсоюзы, различные национальные движения и, наконец, средства массовой информации. Кроме того, это вся заграница: отношения с правительствами, парламентами, международными организациями, церковно-государственные связи. Более чем в 30 странах созданы «посольства» или приходы епархии. Поэтому работа моя осложняется необходимостью частых выездов за границу. И надо все это совмещать с управлением епархией, которая находится в двух областях — Смоленской и Калининградской.

— Как часто Вы там бываете?

— Моя архиерейская жизнь ограничивается субботой и воскресеньем. Я приезжаю в епархию и сразу направляюсь в епархиальное управление, долго принимаю людей, служу в субботу вечером, затем после службы работаю с документами. На следующий день — Литургия, снова документы, люди, и поздно вечером поездом или на машине уезжаю в Москву. Там тоже представительствовать в архиерейском плане времени нет. Мне приходится встречаться и с властями, и с журналистами. Все так называемое свободное время уходит на изучение документов.

— Когда начинается Ваш рабочий день?

— Рабочий день у меня начинается в машине — у меня есть там телефон, возможность просматривать бумаги. К сожалению, мне долго добираться, я живу в Серебряном бору — там официальная резиденция председателя Отдела. Раньше доезжали за 40 минут, теперь — за час с лишним: пробки. Встаю в полвосьмого, и обычно с половины десятого до девяти вечера я нахожусь в кабинете. Примерно половина дня идет на работу с людьми, телефонные звонки, а половина — на работу с документами. Когда приезжаешь домой, успеваешь посмотреть какую-то из программ новостей, и потом где-то до половины первого, до часа ночи я, как телефонист, отвечаю на звонки. Звонят из тех стран, где только начинается день, и это единственная возможность со мной связаться. Нельзя не подойти к телефону или сказать, что занят, плохо себя чувствуешь. Ну вот, такая довольно скучная жизнь, с точки зрения стороннего наблюдателя.

«Надо признаться, что русские миряне, часто ропща и негодуя на своих духовных владык, совсем не умеют себе представить многих тягостей их житейской обстановки и понять значение тех условий, от которых владыки не могут освободиться, какова бы ни была личная энергия, их одушевляющая» (Н. С. Лесков «Мелочи архиерейской жизни»).

— Но удается ли Вам хотя бы немного погулять в этих прекрасных местах — в Серебряном бору?

— Минут 15−20 я гуляю по дворику со своими собаками, но за ограду как-то не выхожу. У меня такие замечательные псы, я с ними общаюсь…

— А приходится ли Вам испытывать переживания, как у героя чеховского «Архиерея»?

«И теперь, когда ему нездоровилось, его поражала пустота, мелкость всего того, о чем просили, о чем плакали; его сердили неразвитость, робость; и все это мелкое и ненужное угнетало его своею массою…» (А. П. Чехов «Архиерей»).

— К счастью, нет. Потому что революция и последующие гонения на Церковь разрушили ту систему, которая была в Российской империи. Ведь архиерей был чиновником очень высокого ранга. Очень часто народ не знал, кто главнее — губернатор или архиерей, и серьезно спорили на эту тему. Сильный архиерей был куда влиятельней и в Петербурге, и у себя на месте, чем губернатор. Это одна сторона дела. Другая сторона — наша география. Ведь размеры наших епархий несоизмеримы ни с западноевропейскими, ни с греческими. Это целые маленькие государства. И при глубокой религиозности большинства людей это означало, что архиерей был духовным лидером огромной общины: миллион жителей, полтора, два миллиона. Где такие епархии в Европе? Всё это, конечно, создавало некую дистанцию между архиереем и людьми.

«Не мог он никак привыкнуть и к страху, какой он, сам того не желая, возбуждал в людях, несмотря на свой тихий, скромный нрав» (А. П. Чехов «Архиерей»).

И когда персонажи чеховского рассказа проявляют некое особое отношение к личности архиерея и сам архиерей сознает себя человеком как бы вытесненным из общества, то в первую очередь потому, что само положение его значительно выделяло из среды людей и отделяло от верующих.

— Сейчас это по-другому?

— Какая-то инерция и сейчас есть в России. Архиерей, конечно, не является как бы рядовым членом общества — на него смотрят с определенной точки зрения, от него многого ждут, многого требуют… Я бы сказал так: чтобы архиерей был ближе к народу, надо, чтобы у нас было больше епархий и меньших по размеру. Когда архиерей знает всех своих священников в лицо и по имени, когда он их всех рукополагал, знает их семьи, их детей, жен, то это создает очень тесные, правильные и добрые взаимоотношения.

«Профессора МГУ, как часовые, стоят на страже науки»

— Владыка, на Татьянин день в далеком 91-м году Вы служили молебен в Главном здании МГУ. Какова, на Ваш взгляд, сейчас роль Московского университета для России?

— Огромная роль. И, в первую очередь, я бы назвал продвинутые церковно-университетские отношения. Конечно, во всех смыслах Московский университет — это ведущее учебное заведение нашей страны. Когда меня несколько лет назад пригласили на механико-математический факультет встретиться со студентами, преподавателями и когда после очень долгой интересной беседы мы в профессорской беседовали с членами корпорации, я узнал о тяжелейшем материальном положении, в котором находились тогда профессора. Они не уехали за границу, остались в России, обрекая себя на нищенское существование. Они, как часовые, стояли на страже Московского университета… А что касается взаимоотношений с Церковью, то вот замечательный пример в Московском университете — деятельность Татьянинского храма, православной общины МГУ. Я думаю, что этот пример должен быть показателен для других учебных заведений нашей страны.

— Ваше выступление на одной из конференций касалось отношений между верой и знанием…

— На мой взгляд, важно понять, что и наука, и религия вспахивают одно поле человеческой жизни, человеческой культуры, человеческой цивилизации. Но используют для этого разные инструменты, плуги разной глубины. И только в том случае, если поле обработано по полной технологии, оно способно принести хороший урожай. Поле человеческой культуры нельзя вспахивать каким-то одним плугом. И поэтому, когда в Университете, в этом храме отечественной науки, существует православный храм, это имеет огромное значение не только для полноты жизни каждого будущего ученого, который приходит сегодня в церковь и слышит там слово Божие, но это имеет значение и для развития нашей науки и техники, и вообще для будущего нашего Отечества.

http://www.taday.ru/text/30 609.html