 |
| Столетие.Ru | Анатолий Куликов | 26.11.2008 |
Об организованной преступности в России и ее влиянии на экономику страны корреспондент «Столетия» беседует с генералом армии, экс-министром внутренних дел РФ, председателем правления Всемирного антикриминального и антитеррористического форума, доктором экономических наук А.С. Куликовым.
— Анатолий Сергеевич, было немало оптимистических прогнозов о том, что организованная преступность в нашей стране пойдет на спад, особенно в сфере экономики, поскольку ее либерализация выведет из тени предприимчивых людей, освободит от необходимости обходить законы. Похоже, не случилось?
— Увы. За полтора десятилетия после начала реформ криминальная обстановка в России сохранила негативные тенденции, а по некоторым направлениям — получила новое развитие. Общее количество преступлений даже по официальным показателям увеличилось в разы. По данным МВД России за период с 2000 г. по август 2008 г. зарегистрировано 27 млн. 43 тысячи преступлений, из них — более 10,5 млн. относятся к категории тяжких. Совсем тревожной будет эта статистика, если учесть, что фактическое состояние преступности с учетом латентного криминала по разным оценкам в 3−5 раза превышает зарегистрированные показатели.
Недопустимо низкой остается у нас цена человеческой жизни: 253,7 тысяч жертв убийств и покушений на убийство в год. Цифра эта может существенно увеличится, знай мы об истинной судьбе без вести пропавших или потерпевших, получивших телесные повреждения разной степени тяжести и не переживших их последствий.
— Скажите, такие безумные показатели только у нас, или это общемировая тенденция?
— Осознавая всю критичность ситуации, все же отметим, что Россия по наличию организованной преступности — не лидер и не исключение. К сожалению, в мире вообще стало жить тревожнее. Возьмите число осужденных, находящихся в местах лишения свободы. В разные годы текущего столетия у нас оно составляло от 763,1 тысячи человек до 980,2 тысячи. А в США в 2006 году содержалось в тюрьмах 2 млн. 245 тысяч человек. То есть количественный показатель «тюремного населения» в России в расчете на 100 тысяч человек (626) меньше, чем аналогичный в США (735). При этом мы в печальном лидерстве в сравнении с такими странами, как Великобритания (140), Германия (90), Япония (около 60). Тенденция к увеличению этого показателя характеризуется прирастанием примерно на 2% в год не только в названных государствах, но и в других странах Евросоюза, заметим, благополучных государствах с устоявшейся системой власти, развитой экономикой.
-Что же нового принес XXI век в криминализацию России?
— Особо негативное влияние на нашу жизнь оказывают сегодня организованная преступность и коррупция. Каждое 12-е преступление из числа зарегистрированных совершено группой по предварительному сговору, почти 270 тысяч преступлений — организованной преступной группой или преступным сообществом. Число выявленных коррупционных криминальных деяний достигло 311,7 тысячи, из них без малого 100 тысяч — это взяточничество и коммерческий подкуп. Количество выявленных правоохранительными органами преступлений экономической направленности составляет 3 млн. 614 тысяч, а лиц, привлеченных к уголовной ответственности за их совершение — 1,3 млн. человек. Из общего числа преступлений этой категории 1 млн. 327 тысяч — тяжкие и особо тяжкие.
— Когда же появился этот криминальный вал?
— Думается, со времени возникновения теневого сектора в СССР, когда слабеющее государство утратило контроль в легальной экономике. В тот период большинство руководителей предприятий и значительная часть среднего управленческого звена занялись теневым производством. Его объемы, по экспертным данным, в 1990—1991 гг. превышали 10% ВВП, а к 1996 г. — достигли 46% ВВП. Нелегальным трудом было занято около 60 млн. человек.
Уже тогда, на начальном этапе построения капитализма в России обнаружились глубинные связи экономической преступности с организованными преступными сообществами, под контроль которых попало более 40 тысяч предприятий и половина банков. Это был период наибольшего благоприятствования в развитии российской преступности. Мой коллега Александр Иванович Гуров назвал его «золотым веком» отечественной мафии.
Власть панически боялась быть обвиненной в тоталитаризме и осознанно уклонилась от присутствия в экономике. К «верхам» приблизились люди, имевшие свои корыстные интересы. Вчерашние «теневики», накопившие и «отмывшие» свой капитал, полученный, в том числе, в результате бандитизма и рэкета, ринулись с упоением в процесс разгосударствления собственности. В нормальном функционировании правоохранительной системы и правосудия не были заинтересованы прежде всего высокостатусные кланы, которые первыми включились в раздел «имущества» страны. Именно они стали идеологами приватизации и осуществили её самым постыдным образом.
Сегодня говорят: «В те годы было такое законодательство». Несовершенное, но оно было! И предусматривало совсем немногое: элементарную инвентаризацию объектов и их оценку. Оценивая итоги приватизации, Счетная палата Российской Федерации сделала однозначный вывод, что большинство приватизационных сделок проведено с грубым нарушением действовавшего законодательства. Истинная цена объектов не определялась, а была отдана на усмотрение тех, кто лично был заинтересован в её занижении. От приватизации 145 тысяч предприятий федеральный бюджет получил всего 9,7 млрд. долларов. Столько российские туристы обычно оставляют за границей за один отпускной сезон. Как итог: суммарная капитализация приватизированных объектов отечественного производства составила ничтожно малую сумму (примерно 350 млрд. долларов). По мнению экспертов, реальная их стоимость в десятки, а то и сотни раз выше.
— Надо ли все это сейчас вспоминать? Сегодня разговоры о хищнической приватизации в России, кроме раздражения, ничего не вызывают.
— Да, но я уверен, что рано или поздно наступит время, когда феномен разгосударствления экономики в России будет тщательно исследован. Возможно, это случится при жизни следующих поколений, когда поиск истины не будет угрожать опасностью для жизни.
В будущую хрестоматию истории уголовного права, наверняка, войдет то же дело «ЮКОС"а, в котором отражены многие составляющие этого процесса: первоначальное накопление капитала, последующая его трансформация, создание «эксклюзивных» способов приватизации (залоговых аукционов), нейтрализация конкурентов, вмешательство в политические процессы, создание собственных пиар-технологий и масс-медиа, формирование имиджа «белого и пушистого» бизнес-благотворителя. В этом же хрестоматийном ряду найдется место и делу «Трех китов», в котором большинство экспертов-аналитиков усматривает классический пример сращивания организованной преступности и правоохранительной сферы.
— Словом, тогда джин был выпущен из бутылки, а обратно возвратить его никак не выходит?
— Да, именно в те годы сформировалась так называемая «беловоротничковая» преступность. Все случившееся логично в условиях бесконтрольности и безнаказанности чиновников, которые распоряжались собственностью, выдавали квоты, лицензии, кредиты. Беспрецедентное разграбление национального достояния случилось именно тогда.
Махинации с акционированием, приватизацией, передачей в долгосрочную аренду умышленно обесцененной собственности заложили обширное минное поле под всей экономической структурой государства. В тот период в российскую речь пришло слово «откаты», сложился класс коррумпированных управленцев, которые очень умело распределились, в конечном итоге, во всех сферах жизнеобеспечения государства. Они обеспечивают друг другу взаимную поддержку и круговую поруку. Как раз поэтому правоохранительным органам нелегко вести наступление по всей линии фронта.
— В те времена среди либералов ходило представление, что теневая экономика есть порождение деформаций советской системы.
— Да, среди прочих демагогий имело хождение и это. Более реалистичный взгляд имели криминологи. Еще в 2000 году учеными ВНИИ МВД России был представлен аналитический доклад, в котором прогнозировалось поступательное развитие негативных тенденций, — от банального хищения государственного имущества до крупномасштабных афёр и установления контроля за целыми отраслями. Эксперты отмечают, что в 2005 г. так или иначе под контролем криминальных структур находилось от 40 до 60% предприятий и 60−80% банков. Выйти из-под опеки криминала не так просто.
На начало 2008 года, по данным МВД России, в стране действовало свыше 400 крупных преступных формирований, оказывавших значительное влияние на социально-экономическую и общественно-политическую ситуацию в российских регионах. В России есть регионы, в которых до 80% населения прямо или косвенно вовлечены в криминальные структуры, господствующие над легальной экономикой. К примеру, в Дальневосточном федеральном округе организованная преступность практически полностью контролирует такие важные отрасли экономики, как рыбная, лесная, золотодобывающая.
— Просто сказать: ОПГ контролируют такие-то отрасли. Но в этих отраслях работают тысячи людей, которые понимают, что происходит. Или они смирились?
— Опасность в том, что втянутое в криминальный бизнес население утрачивает нравственные ориентиры, мировоззрение деформируется под влиянием установленного преступниками порядка, который со временем и воспринимается как единственно возможный порядок.
— Помню, будучи во главе Министерства внутренних дел России, Вы инициировали специальную операцию «Циклон» на флагмане отечественного автомобилестроения ВАЗе, который тоже находился под контролем оргпреступности.
— С удивлением прочитал не так давно в одном интервью, что принятые МВД России тогда, в 1997 г. меры по разобщению преступного сообщества на ВАЗе значили лишь то, что «не стало бандитов — исчез контроль качества». Выходит, заложники, похищения людей, убийства, рэкет, существовавшие на предприятии до проведения спецоперации, являлись способом установления порядка, и даже приносили пользу. Приносили деньги. И ясно — кому.
— Из всего многообразия видов экономической преступности, что бы Вы назвали самым опасным?
— Коррупцию, о которой не говорит сегодня только ленивый. Но догадываться о том, каким пышным цветом она расцветет, можно было уже давно. Некоторые усилия, в разные годы принимавшиеся государством, имели скорее декоративный эффект, чем отражали конкретные намерения переломить чиновничий произвол, поскольку параллельно шли упомянутые преобразования в экономике. На словах все были «за», но уже принятый закон о борьбе с коррупцией трижды отклонялся Ельциным. Многие преступные деяния с трудом получали правовую квалификацию в законодательстве. Не в пример тому, с какой легкостью и скоростью выпал оттуда институт конфискации! Его полноценное возвращение в УК могло бы стать адекватным инструментом предупреждения коррупционных преступлений. Особенно, если учесть известные судебные вердикты, которые сегодня не воспринимаются без иронии, в отношении высокопоставленных коррупционеров-чиновников (в частности, экс-министров Валентина Ковалева, Евгения Адамова).
— Возможно, законодатели сами не проявили должной настойчивости в принятии закона о борьбе с коррупцией?
— Проявляли. За два созыва моей депутатской работы в Комитете Государственной Думы по безопасности мы не единожды вносили законопроекты о борьбе с коррупцией. Но тогда это было «не ко времени"… Хотя ратификация российским парламентом международных конвенций, разработка и принятие законодательства о государственной службе — все это достаточные инструменты для предупреждения и пресечения коррупции, но отсутствие базового закона снижает и даже обесценивает эффективность принимаемых мер.
В подтверждение приведу пример: в нынешнем июле Московский городской суд приговорил к различным срокам лишения свободы и денежному штрафу уличенных во взятках бывших высокопоставленных сотрудников Минэкономразвития и Росимущества. Адвокаты осужденных заявили, что будут добиваться переквалификации обвинения на мошенничество, чтобы смягчить приговор и повысить шансы на условно-досрочное освобождение. Разумеется, защитник вправе использовать все законные средства в интересах своего доверителя. Но коррупция должна называться коррупцией, а мошенничество — мошенничеством, и в законе не должно быть лакун, создающих возможности двойного толкования.
Убежден также: в России необходим закон о лоббировании. Эту деятельность следует вывести из тени и очертить допустимые рамки для её субъектов. Законодательное оформление скажется позитивно на проработке законодательных инициатив в целом, позволит уменьшить количество пробелов в законодательстве и лазеек для взяточников.
— Можно ли обозначить масштабы коррупции?
— Сегодня доходы коррумпированных чиновников, по экспертным оценкам, превышают треть национального бюджета России. И порог общественного терпения превышен. Наметившаяся активизация реальной борьбы с теми, кто нечист на руку, вселяет надежду. Хочется верить, что это всерьез и надолго. Отрадно, что из возбужденных в текущем году уголовных дел против лиц, уличенных в коррупции, 757 (почти четверть) — против лиц с особым правовым статусом — это следователи, прокуроры, адвокаты, судьи, депутаты законодательных органов муниципального и регионального уровня. О том, что контроль за неадекватными доходами высоких начальников будет усилен — сказал в своем Послании Федеральному Собранию президент России Дмитрий Медведев, взявший под личный контроль реализацию Национального антикоррупционного плана, включая законопроектную составляющую.
— Кроме коррупции какие еще виды экономических преступлений в повестке дня?
— Рейдерство. Оно пожаловало в Россию не сегодня, а также в период становления рыночной экономики. Но тогда это именовалось проще — захват. Видите как мы «вписались» в мировой контекст: не воры, не захватчики — а рейдеры! Представители экспертного сообщества квалифицируют их промысел как передел собственности, борьбу за доли в крупном бизнесе. Криминальный силовой захват предприятий посредством рейдерских атак — отнюдь не редкое явление в современной России. Это новый для нашей страны высокодоходный вид преступного бизнеса. Ежегодно в России, по данным Генеральной прокуратуры РФ, расследуется до 500 уголовных дел, связанных с недружественными захватами. Нетрудно догадаться: это крупные дела, от которых нельзя отвернуться. Оперативная и следственная практика свидетельствует, что эта тенденция нарастает. Только в первом полугодии текущего года в производстве Следственного комитета МВД России находилось 323 уголовных дела по фактам противоправных корпоративных захватов имущественных комплексов юридических лиц, 77 — направлено в суд, по многим уже вынесены приговоры.
Однако, вот что очевидно: в поле зрения правоохранителей не попадает и десятой части совершаемых атак. Сегодня интерес рейдеров сфокусирован на предприятиях ВПК, поставщиках стратегической продукции, объектах базовой инфраструктуры, земельных, природных ресурсах. И уже более чем очевидно: законодателям необходимо в кратчайшие сроки не только дать уголовно-правовую квалификацию рейдерства, но выработать правовые нормы взаимоотношений государства с бизнес-сообществом, особенно касающиеся позиции власти при разрешении корпоративных споров. Нынешняя реакция власти — от самоотстраненности до прессинга на деловой мир — побуждает заинтересованные стороны создавать свои защитные инструменты, в том числе силовые. Не секрет, что многие коммерческие структуры создали частные охранные предприятия, которые, наряду с охранными, выполняют и другие задачи, в том числе незаконные. По данным МВД России, в сфере частной охранной деятельности до 20% - предприятия-однодневки, которые создаются для решения разовых задач, включая выяснение отношений с сопротивляющимся собственником или конкурентом. В данном случае действует вечный принцип: кто платит, тот и заказывает. Нужно поправлять законодательство о частных охранных предприятиях с тем, чтобы их работники не только знали, но и соблюдали конституционные права и законность.
— Говорят, есть даже свой «ценник» на услуги такого рода: в четких суммах обозначено — сколько стоит изменение записи в реестре, договор с налоговым инспектором, силовой захват.
— Такие нелегальные прайс-листы действительно существуют. Потому борьба с рейдерством должна рассматриваться в связке с противодействием коррупции, поскольку без участия и вознаграждения чиновников трудно узаконить результат захвата. К сожалению, к рейдерству оказываются причастны правоохранительные органы, представители исполнительной, судебной власти, должностные лица прокуратуры. Конфликтующие стороны по разному понимают роль силовиков в «разборках». При этом надо понимать, что спорящие субъекты — не два гладиатора, состязающихся на ринге. За кем-то из них стоят сотни, тысячи не причастных к «разборкам» работников. Одним это добавляет уверенности, у других ¬- отнимает надежду на справедливость. Мне лично приходилось пресекать подобные атаки с участием милиции на прибыльно работающее предприятие в Ставропольском крае, которое приглянулось группе так называемых «бизнесменов».
Реакция на сигналы о рейдерстве обязана быть у власти мгновенной. Конфликтные ситуации должны, как минимум, «консервироваться» до принятия судебного решения с последующим возмещением потерпевшей стороне ущерба, понесенных издержек и упущенной выгоды. Необходимо объективно посмотреть на принцип подсудности по таким делам. Чтобы судебные решения по объекту, находящемуся в Калининграде, выносил суд не в отдаленном районе Магаданской губернии, а по месту нахождения спорного имущества. Экспертное сообщество, российский бизнес, товаропроизводители нуждаются в антирейдерском законодательстве, которое гарантировало бы им надлежащую защиту в бизнесе и в сфере независимого судопроизводства. Чтобы манипуляции с уставным капиталом, дополнительной эмиссией акций предприятий не размывали собственность, не приводили к банкротству. Иначе экономическое пиратство будет последовательно вышибать основу из-под всех национальных проектов, ставить под угрозу экономическую безопасность страны.
— Что еще тревожит сегодня специалистов по экономическому криминалу?
— Среди наиболее опасных и динамично развивающихся экономических криминальных деяний стоят также преступления в финансово-кредитной сфере. Через банки и иные кредитные организации «отмываются» колоссальные средства, полученные преступным путем. Через них же утекают бюджетные деньги. Вариантов утечки масса: это и махинации с фальшивыми авизо; невозврат кредитов; хищение бюджетных средств через проблемные банки; незаконное обналичивание; незаконное возмещение НДС; вывод валютных активов за рубеж и т. д. Выручка от подобных операций, кстати, нередко идет на финансирование преступности.
Вторую по наполнению финансовыми потоками сферу бизнеса представляет сфера страхования: это очень удобная площадка для легализации криминальных доходов. Здесь осваивают пространство лжестраховые фирмы, которые для придания легального вида своей деятельности используют организации, находящиеся, в силу особенностей российского законодательства, вне поля зрения фискальных и иных надзорных и контролирующих органов, — некоммерческие партнерства, общественные фонды.
Продолжатели дела Мавроди и «Властилины» обратили взор на инвестиционный рынок и результативно освоили его в десятках российских регионов. Тех самых, где на условиях предоплаты предлагались населению те или иные материальные радости, в наибольшей степени — на рынке долевого жилищного строительства. Без денег, квартир и надежд остались тысячи обманутых частных инвесторов. Так, одна финансовая пирамида с филиалами в 38 субъектах Российской Федерации под видом предпринимательской деятельности привлекала средства физических лиц под 90% годовых (в несколько раз выше ставки рефинансирования!). Деятельность преступной группы пресечена, хотя вряд ли этим полностью удовлетворены 245 тысяч обманутых вкладчиков, потерявших более 360 млн. рублей.
— У теневого бизнеса множество «лиц». Чего еще опасаться стоит нам, простым россиянам?
— Контрабандных и контрафактных товаров. Контрабанда — энергично развивающийся теневой бизнес, истинные масштабы которого никто не может назвать потому, что регистрируются лишь те преступления, что зафиксированы на пограничных переходах, в пунктах таможенного контроля, в процессе оперативной работы. В 2007 г. правоохранительными органами выявлено 3649 фактов контрабанды (а всего с 2000 г. — более 25 тыс.). Характер этого криминала меняется сообразно со временем. Если два десятилетия назад традиционно предметом контрабанды были в основном потребительские товары, ввозимые в Россию, то в настоящее время преобладают операции по незаконному вывозу от нас сырья, лесоматериалов, углеводородов, энергоносителей, цветных, редкоземельных металлов, пушнины, биоресурсов, табачной продукции, культурных ценностей. А также незаконных мигрантов для последующей их продажи в рабство. Об этом доверчивым россиянам надо напоминать сегодня особо активно: торговля людьми — очень выгодный нынче бизнес. В Россию контрабандисты ввозят ширпотреб, наркотики, лекарства. Все это ведет к потере государством дохода, но опасность повышается тем, что предметы контрабанды напрямую влияют на жизнь и здоровье всех нас.
Ещё один маршрут организованной преступности, наносящий ущерб экономике и здоровью россиян — распространение фальсифицированной продукции — контрафакт, как именуют его специалисты. О том, насколько он опасен, говорит статистика отравления некачественной водкой.
Перечень противоправных деяний оргпреступности в экономике может быть продолжен. Но думаю, для осознания проблемы названного мной достаточно.
— Тогда в заключение извечный русский вопрос: что делать?
— Широкомасштабное наступление на криминал в экономике требует максимально полного сочетания различных условий. Наиболее актуальным лично мне представляется прежде всего — адекватное законодательство.
Закон о противодействии коррупции ожидается. Необходим также закон о рейдерстве, о лоббировании, о частной охранной деятельности, о конфискации как виде наказания, об особенностях судопроизводства по делам корпоративных захватов. Без этого проблем экономической преступности не решить.
Не открою Америки, если скажу, что необходима стабильность в долговременной экономической стратегии государства. Важна подготовка кадров, хорошо обученных, высокооплачиваемых и преданных своему делу сотрудников правоохранительных органов. Требуется и координация действий правоохранительных органов на всех ключевых направлениях борьбы с преступностью. Необходим также постоянный криминологический мониторинг состояния экономических и социальных процессов, экспертное сопровождение предлагаемых решений. Роль криминологов в выработке антикриминальных проектов, программ должна стать доминирующей.
И, наконец, для борьбы со злом более чем важна правовая культура всех субъектов правоотношений, включая население. Под этим следует понимать не только необходимый минимум правовых знаний, но и готовность каждого жить по закону.
Беседовала Элла Михайлова
http://stoletie.ru/obschestvo/anatoliy_kulikov:_pod_rossiyskoy_ekonomikoyminnoe_pole_2008−11−25.htm
