 |
| Православие.Ru | Протоиерей Иоанн Миронов | 26.11.2008 |
Митрофорный протоиерей Иоанн Миронов, настоятель храма в честь иконы Божией Матери «Неупиваемая чаша» (на территории завода АТИ) — один из старейших клириков Санкт-Петербурга. Отец Иоанн родился 25 ноября 1926 года на Псковщине в благочестивой семье. С детских лет он видел много страданий. После раскулачивания и отказа вступить в колхоз семью отправили на торфоразработки на Синявинские болота, где от голода погибли три брата Вани, его сестра и дядя, заболела туберкулезом мама. В годы Великой Отечественной войны 17-летним юношей Ваня Миронов ушел на фронт, воевал, награжден орденом Отечественной войны 2-й степени, медалью «За победу над Германией». Вернувшись с войны, он в 1947 году по благословению святого Серафима Вырицкого поступил в Ленинградскую духовную семинарию. Много подлинных христиан встречал в своей жизни отец Иоанн: это и преподобный Кукша Одесский, и преподобный Симеон Псково-Печерский, и старец Николай Гурьянов, и митрополит Вениамин (Федченков), и монахи и монахини разоренных монастырей — Валаамского, Коневецкого, Иоанновского, запечатлевшие на себе образ Святой Руси. За 53 года пастырства отец Иоанн служил на 16 приходах городов и весей России: в Старой Руссе, Петрозаводске, Гатчине, Великом Новгороде, Сиверском, Мурине. Он оказался свидетелем смены исторических эпох, застал и разрушение церквей, и их открытие, пронес веру и доброе отношение ко всем через годы репрессий и хрущевских гонений, собеседовал святым.
Мы встретились с батюшкой в субботу, 27 сентября 2008 года, в день Крестовоздвижения, между утренней и вечерней службами. И всем нам, кого Господь сподобил в тот день прийти в келейку к батюшке, было мирно и радостно слушать его, смотреть на него, находиться подле него, словно собраны мы были «в благодати Духа Святого». Мы храним в сердце эту незабвенную встречу и желаем дорогому батюшке в день его 82-летия милости Божией и здравия телесного, благодарим за его неустанные молитвы обо всех нас!
— Батюшка, Господь даровал вам необыкновенную жизнь. Расскажите, пожалуйста, о своей семье и детских годах.
— Нас было шестеро детей. Папа Георгий, мама Ольга. В 1932 году отец в колхоз не пошел, и нас сослали на Синявинские болота. Переселенцы жили в бараках, человек по двести, наверное, в каждом. Нары были сделаны так, что если поворачивался один человек, то нужно было повернуться и всем остальным. Таким помню свое детство. Родился я в 1926 году. Во время голода, зимой, нас кормили мерзлой рябиной, в ней много витаминов, и мы выжили. А четверо — трое братьев и сестра — умерли: Вася, Петя, Коля, Шура — полтора годика было ей, молочка просила, да ничего не было. Хлеб мама топором рубила, отогреет во рту и кормит нас, как птица птенцов. Мама очень хорошая была, и папа хороший. Они простые крестьяне, занимались землепашеством. Раньше же не по одной корове держали, а по две-три, и лошади не по одной, а по две — одна пахотная, другая выездная. Хозяйства крепкие были, в Псковской губернии люди жили хорошо. А потом, когда уже появились колхозы, все поникло.
— Люди, которые окружали вас в детстве, были верующими?
— Мы все тогда были верующими. Еще мальчиком я ходил в церковь за святой водой, на Пасху. Когда нас из Синявино перевели в Медное, там был храм Тихвинской иконы Божией Матери. В 1937 году храм закрыли, а что с ним стало потом — взорвали или еще что-то — не знаю; мы с отцом Валерианом ездили, ничего не нашли. Переселенцам запрещали ходить в храм, ходили тайно. Вот так и жили. И хоть трудно было, а все равно о детстве вспоминается хорошее. Лес был кругом, собирали ягоды, грибы, на болоте клюкву. Потом в Петербург возили продавать, чтобы купить себе обувь и одежонку. Папа, бывало, поедет, так всю ночь и простоит, чтобы 10 метров ситца получить.
— Батюшка, когда семью выслали, вы, дети, были маленькими. Как родители учили вас относиться к вере?
— Родители все равно молились и нас приучали. Читали «Отче наш», «Богородицу». Мы приехали в ссылку с маленькими иконочками Спасителя и Божией Матери. Потом уже, в Медном, нам дали небольшую комнатку; в ней стояла печка и кровать. Когда комнатенку эту получили, жить стало лучше. Папа работал, уходил в 6 утра и приходил в 12 ночи. Мама заболела и получила хронический туберкулез. Папа пробыл 20 лет в ссылке. В 1947 году я один похоронил дождавшуюся меня с войны маму. А в 1948 году поступил в семинарию. Со Святейшим Патриархом Алексием мы учились вместе, он на два года младше.
— А как возникла идея поступить в семинарию в разгар советских лет?
— Это великое счастье. Была у меня тетушка по дяде Тихону, Евдокия Митрофановна. Сестра ее, Анна Митрофановна, жила в Петербурге. Она рассказала, что здесь есть великий старец. Хотя старцы были и у нас, я в Псково-Печерский монастырь пешком ходил 45 километров к старцу Симеону, теперь прославленному. А тут она мне посоветовала сходить к старцу Серафиму Вырицкому. Поехал я в Вырицу, а сам думаю: куда же я, грешник, еду, недостойный! Боюсь, трясусь, плачу, а батюшка меня принял с такой радостью! Он лежал, отдыхал после службы, как я вот сейчас, и так ласково-ласково стал меня расспрашивать. Я и рассказал, что хочу в семинарию, документов никаких нет, все потеряно после войны. А батюшка мне говорит: «Поступай, поступай, хорошим студентом будешь». Не сказал «воспитанником» или «семинаристом», но «студентом»! А так называли учащихся академии.
Там же я встретился с отцом Анатолием Малининым и Васей Ермаковым. Матушка, келейница батюшкина, к нам обращается: «Семинаристы, идите, вас батюшка зовет». Я не пошел. Батюшка как-то быстро их принял, я помню. А матушка мне опять: «А ты-то чего не идешь?» Я и говорю: «Нет, матушка Серафима Ивановна, я же не семинарист». Хорошая была, святой жизни матушка. «Иди-иди, батюшка тебя ждет». Потом часто я ездил к отцу Серафиму. Последний раз приехал к нему в самый день его кончины, 3 апреля 1949 года. Он сам назначил мне приехать в тот день. И не думал, что доживу до его прославления.
— Вы уже тогда понимали, что он был человеком святой жизни?
— Как к ангелу к нему приходил, чувствовал, что неземной он человек. Войдешь, расплачешься, уткнешься батюшке в коленочки, а он гладит по голове и расспрашивает: как ты там живешь? как кормят тебя в семинарии? Я всегда говорил, что все хорошо, никогда не жаловался.
— А какие воспоминания остались у вас о годах, проведенных в семинарии, о ее преподавателях?
— Все казалось — как в раю. Семинаристы у нас были хорошие, дружные. Профессора еще царские. Прекрасный Сергей Алексеевич Купресов по гомилетике, Николай Дмитриевич Успенский по литургике. Парийский Лев Николаевич. Дмитрий Дмитриевич Вознесенский катехизис преподавал. Все были дети священников, окончившие духовную академию еще в царские времена. Так что я принял залог еще от старого поколения.
— Что это было за старое поколение? Как можно охарактеризовать его дух?
— Дух был мирный, хороший. Сейчас я мало встречаю того, что было у нас раньше.
— Отец Иоанн, кого еще из старого поколения вы знали?
— Бывал я у старца Кукши. К старцу Симеону Псково-Печерскому часто ездил вместе с семинаристами. Монастырь-то один тогда был. Лавру закрыли, даже собор Троицкий закрыли. Выхлопотали его, когда я стал священником, при митрополите Григории. Из пятисот храмов, вместе с кладбищенскими, в Петербурге всего восемь или девять действовали. Но люди ходили, некоторые на улице стояли, а все равно молились.
С отцом Николаем Гурьяновым я дольше всех знаком, ездил к нему еще в Литву, когда мамушка его была жива. Приеду и шесть километров от станции до места, где он служил, пешком бегу; бывало, и ночью. Я очень любил батюшку Николая, и он меня всегда приглашал. При моем переходе с одного прихода на другой многие его письма утерялись. Да и обыска мы боялись, вот и сжигали, ничего не хранили. Такая жизнь была. Но слава Богу за все. Недельки две-три у батюшки поживу, потом съезжу в Вильнюс, к виленским мученикам.
В Киев ездил, в Почаев два раза ездил к старцу Кукше. Он хотел, чтобы я стал архиереем, а я давай спорить со старцем: «Не могу, это трудно». «Ну, женись-женись, и будешь по приходам ездить». Вот так по приходам и ездил, как старец Кукша сказал: пятнадцать приходов поменял, это шестнадцатый. А когда мы отправлялись в Иерусалим на пароходе «Шостакович», то пришлось мне в Успенский монастырь заехать, где мощи преподобного Кукши, уже прославленного. Дивны дела Господни!
Хорошо знал митрополита Вениамина и беседовал с ним. Он приезжал в Псково-Печерский монастырь. Мы, семинаристы, к помазанию подходим, а он говорит: «Зайди завтра-то ко мне». А народу много, и молодых, и старых, полный Михайловский собор, так я думал, что, наверное, не мне владыка говорит. А он мне в грудь постучал легонько: «Тебе, тебе говорю». На другой день я пришел. Владыка так мудро говорил. А я, Господи, ничего не понимаю! Он меня вот так по головке постукал: «Ванюшка, не понимаешь? Потом все поймешь». О духовном рассуждении старца Серафима Саровского с Мотовиловым шла речь, а мне показалось, что уж очень это трудно — благодать стяжания Святаго Духа.
«В том-то и беда, что мы, преуспевая в возрасте, не преуспеваем в благодати и в разуме Божием, как преуспевал в том Господь наш Христос Иисус, а, напротив, развращаясь мало-помалу, лишаемся благодати Всесвятого Духа Божиего и делаемся в многоразличных мерах многогрешными людьми. Слово Божие недаром говорит: „Внутрь вас есть Царствие Божие и нуждно есть оно, и нуждницы е восхищают“. То есть те люди, которые, несмотря и на узы греховные, связавшие их и не допускающие прийти к Спасителю нашему, нудятся расторгнуть эти узы, такие люди являются потом действительно пред лице Божие паче снега убеленными» (из беседы старца Серафима Саровского с Н.А. Мотовиловым «О цели христианской жизни»).
— Отец Иоанн, как вы не озлобились в ссылке, в гонениях?
— Так еще все было очень хорошо. Люди мне встречались только добрые, плохих людей я не встречал. И христиане хорошие были, все помогали друг другу. Особенно в горестях. Где тяжко дышится, где горе слышится, христианин был первый там. Был у нас приход преподобного Серафима — там и постельку постелют, и уложат; мир царил и тишина.
— Эти мир и тишину духа, свойственные христианам, к сожалению, многие из нас сегодня утеряли. Отец Иоанн, вы бывали в монастыре Благовещения Пресвятой Богородицы в Ормилии (Северная Греция), основанном старцем Емилианом (Вафидисом)..
— Да, вот там действительно открытое окно в небо. Игумения Никодима, великая старица, приняла нас, как детей Божиих. А в наши монастыри придешь — всем некогда, игумении недоступные. В Сербии митрополит Амфилохий как родной отец. Мы с ним беседовали так, как с вами сейчас.
Надо жить в простоте сердца. «Где просто — там ангелов со сто», — говорил преподобный Амвросий Оптинский. Самое великое счастье, когда есть простота. Монастырь был разрушен, сестры все выстроили заново. А уж в их церковной лавке. «Батюшка, проходи, бери, что хочешь». Ну, разве я возьму что-нибудь? А там и облачения, и многое другое. Вот так — «бери, что хочешь»! Наши монастыри должны учиться принимать людей. Монастырь — это училище благочестия. Нужно, чтобы люди получали утешение, а не только давали пожертвования. «Утешайте народ свой», — говорил пророк Иеремия. Когда мы беседовали, сестры плакали, и мы плакали. А почему? Потому что были в благодати Духа Святого.
— Сколько лет вы уже служите, батюшка?
— В феврале будет 53 года, как мы с матушкой прожили, 53 года служу.
С будущим владыкой Иоанном мы ездили в Суйду. Расскажу удивительный случай. Я псаломщиком, а он иеромонахом были тогда. Выходим мы на Варшавском вокзале, отец Иоанн в ряске, сверху длинный плащ, батюшки тогда носили такие — до самых пят. Вижу одну «барыню», богато одетую, и полковника. Она к мужу своему оборачивается: «Ленин сказал, что религия — опиум для народа». А я обернулся и говорю: «А нам Христос сказал, что мы — свет миру». Отец Иоанн поглядел на меня, улыбнулся, мы скорей в трамвай сели, а он и говорит: «Ваня, да как ты не боишься-то ничего?» — «А чего мне бояться? — отвечаю. — Она о Ленине, я о Христе, одно другому не мешает. Мы должны им ответ дать». Он сказал, что я молодец.
— Батюшка, а можно ли было в советское время служить Богу искренне?
— И страшно было, и мучили меня: гоняли с прихода на приход; органы действовали строго, грозили иногда. Но я войну прошел, столько всего видел! Им трудно было меня переубедить. Так до конца жизни сохранил чистоту Православия. Слава Господу за все. Все было. И меня не один раз предавали. Свои же, собратья. А что сделаешь?
— Как можно пережить предательство?!
— Без Господа, конечно, было бы трудно. А с Господом все можно пережить. Конечно, тяжело, сердечко-то обливается кровью. А ведь уже семья у меня была, все равно надо идти потихонечку и просить у Господа.
— Мне рассказывали, батюшка, что Господь сподобил вас чудесных явлений святых?
— Да я и не говорю об этом особенно никому, что уж говорить-то. Это Господь милость Свою показывает. Очень много всего Господь показывал мне, а особенно в болезнях. Когда я страдал мочекаменной болезнью, врачи не могли помочь. Это сейчас уже умеют делать всякие проколы, чтобы можно было достать камни. А у меня камень застрял в мочеточнике — и ни туда, ни сюда. Больше 40 лет тому назад это было. В Петрозаводске я тогда служил, с владыкой Гедеоном. Может быть, слышали? Он был потом митрополитом Ставропольским, несколько лет тому назад умер. Он крестный моего сына, протоиерея Александра. Так вот, лежу я в больнице, и вдруг входят три монахини. Я их вижу, как вас сейчас. Одежды у них, как на иконах. Складки такие, походка легкая, к одному подошли, к другому, и к моей кровати подходят. И одна говорит: «Этого больного надо ослабить». А я сразу: «Ослаби, остави, прости мне согрешения моя. А кто мне это сказал?» Она мне: «Ирина». И сразу пошли в двери и ушли. Раз — камень и выскочил сразу. Наутро приходит профессор, а больные кричат: «Ой, а у нас новости!» Тот спрашивает: «Какие?» — «Миронов улыбнулся!» Он камень посмотрел: «Ну и негра ты родил», говорит. Вот такое посещение святых. А я потом вычитал, что в этот день праздновалась память Ирины, Агапии и Хионии, трех сестер-мучениц. А я еще подумал: как же они вошли? Как они из монастыря приехали, как их пустили ночью? И те, у чьих кроватей они остановились, выжили, а про тех, мимо кого они прошли, не останавливаясь, я уже знал, что умрут. Много всего было. Господь вел нас с сестрой Анастасией, самых больных и захудалых, и оставил для жизни.
— Отец Иоанн, как вам удалось пронести через всю жизнь веру неугасимой?
— Когда смотришь на народ, который приходит в храм, то сам загораешься их верой. Каждое чадо приносит особую радость священнику. Даже когда и скорби приносит, нужно ободрить нежно и подкрепить. Пастырь должен заботиться о стаде духовном.
Храм при заводе АТИ в Санкт-Петербурге — место не совсем обычное. Сюда стекаются со всего Петербурга люди с тяжелыми недугами, болезнями, пороками, и всех отец Иоанн нежно ободряет и подкрепляет. Вселяет надежду в отчаявшихся и озлобленных, тех, кого утешить найдет в себе духовные силы не каждый священник.
— Батюшка, вы сегодня сказали на проповеди: «Я так рад видеть ваши светлые добрые лица, готовые славословить Господа каждую минуту». Вы действительно нас видите такими?
— Да. А как же по-другому то? По-другому нельзя видеть. Я очень радуюсь, когда вижу, что народ тянется к Богу. Господь сказал: «Ищите и обрящете, стучите — и откроется вам. Я стою у дверей, и кто откроет дверь, Я войду и вечерю с ним сотворю». Господь творит вечерю Свою, поэтому каждый христианин должен открыть Ему сердце.
— Чего не хватает современным христианам? Над чем нам нужно особенно трудиться?
— Господь назвал этот мир и прелюбодейным, и грешным. Мы действительно видим полное разложение, апокалипсис: ночные клубы, наркомания, блуд, нечистота. Все это пропагандируется. Поэтому я радуюсь, что «люди не идут на ристалище», как говорил Иоанн Златоуст, а идут в храм Божий, хотят почерпнуть духовное знание. А иное — все пустое. Старец Серафим говорил: «Много ученых, но в ступе недотолченных». Так и у нас. Ученые выступили: «Зачем православную культуру преподавать? Не надо! У нас иудеи, у нас магометане, разноязычие в России». А раньше-то как же? Закон Божий в каждой школе преподавался.
Вот когда Господь сделает из нас муку, чтобы сотворить вечерю, тогда будет мир и тишина. А пока этого нет. Помните, как говорил Игнатий Богоносец, что мы как пшеница, рассеянная по холмам? Господь собрал и смолол ее. Единое тело Христово должно быть. Господь собирает нас, и кто хочет — идет в храм Божий. И я радуюсь как пастырь, что мы не притягиваем никого насильно, а люди идут сами. Всякие приходят люди. Некоторые такие озлобленные, и пьяницы, и курильщики. А потом потихонечку бросают, все у них налаживается. Они видят, как другие люди живут, — и исправляются. И лица их светлеют. Помню, Лешенька пришел ко мне, как негр, черный, а теперь, как ангел. Я говорю: «Господи, Леша, тебя и не узнать!» Вот так! Поверили в Господа, бросили нечистоту — и совершенно переродились. «Во Христе Иисусе, — как говорит апостол Павел, — новая тварь». Господь все новое творит. Поэтому пастырям сейчас надо быть особенно бдительными. Пророк говорит: «Блюдите стадо Христово».
— Отец Иоанн, часто люди, приходящие сегодня в храм, сталкиваются с тем, что когда они начинают жить по-христиански, то на них смотрят как на ненормальных.
— А это хорошо. Господь сказал: «Для нас крестное знамение — сила Божия». И апостолов считали глупыми, таскали их на суд, помните? Апостола Павла и палками били, и в темницу сажали, а он все равно проповедовал Христа. Вот так и нам надо: идти и проповедовать. Какие гонения были, сколько пастырей погибло! Я всегда говорю, что кровь наших мучеников российских — семя новых христиан.
Разве я мог так свободно говорить, так свободно общаться с народом? Это было очень опасно. Каждое слово записывали и потом вызывали к уполномоченному. «Когда на суд вас позовут, Дух Святой наставит вас на всякую истину». Поэтому я не боялся, если куда-то вызывали. Когда Гагарин полетел в космос, Хрущев-то и спрашивает: «А вы Бога видели там?» А я возьми и скажи: «„Бога человеком невозможно видети, на него же не смеют чини ангельстии взирати“! Как же можно грешному человеку видеть Бога? Бога никто же виде нигде же. Хорошо, что Господь открыл нам о Себе через Свое Писание, через Свое Откровение». Меня в 24 часа из Новгорода и выгнали. Отправили в Бор, был там приход Успения Божией Матери. Я и там проповедовал.
Надо смело идти, а что «дураками» называют — это хорошо. Господь говорит, что для века мы и должны быть безумными, как блаженная Ксения Петербургская. Как она жила? А блаженная Матрона Московская? Они жили жизнью Христа Спасителя. Все отдавали для ближних, а себе не оставляли ничего. Яркий светоч Христа Спасителя сиял у них в сердце.
— Отец Иоанн, вы застали русский народ, Русскую Церковь еще дореволюционной закалки. Какими бы вам хотелось видеть грядущую Россию, свой народ?
— Хочется, чтобы народ держался того, что оставили нам предки, чтобы держался своей веры. А то я смотрю: и кришнаиты, и иеговисты возмущаются: «Как это трех Богов признают православные христиане: Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой?» А мы признаем Единого Бога в трех лицах. Все эти иеговисты — насаждение Запада, который духовно разложился. Когда я ездил в разные страны, то видел, что веры там уже нет. В Чехословакии веры нет, в Германии пастор хоть и воспитывает людей, и помогают они другим, и санатории построены для больных, но это все не то. Духовного делания нет. Все потеряно и в католическом мире. В Америке полное духовное разрушение, блуд, нечистота.
Господь сказал: «Когда приду, то вряд ли обрящу веру», поэтому русскому народу надо хранить свое Православие. Это наше ядро. Оно от апостольских времен: «во едину святую, соборную и апостольскую Церковь». Мы сохранили и Предание, и Священное Писание в верности, как передано святыми отцами. Почему я рассказал вам о таких великих подвижниках, как старец Симеон, старец Серафим, старец Кукша, отец Николай Гурьянов, старец Иоанн (Крестьянкин), которого я знал еще молодым, он служил у нас в Троицком соборе? Они дожили до 95 лет, а отец Николай 93 года прожил. Господь им даровал долголетие, чтобы проповедовать слово Божие, назидать людей словом истины, укреплять их в вере. К отцу Иоанну приезжал Путин, к отцу Николаю — жена Путина. А почему? Потому что тоже хотели услышать голос Божий от старцев. Я говорил, как к старцу Серафиму приходил и с какой он встречал меня любовью. Вот и они хотели этой любви почерпнуть от старчиков. Живите в благодати Духа Святого, как говорил преподобный Серафим. «Ищите прежде Царствия Божия и правды Его, а остальное приложится вам». Это самое основное.
В своей беседе отец Иоанн вспомнил, как впервые трудною ему показалась беседа митрополита Вениамина (Федченкова) о благодати Святого Духа и как позже он понял ее смысл. Наверное, невозможно понять слова о Святом Духе, ни разу не испытав Его действия в своей жизни. Равно как невозможно и забыть, хоть однажды ощутив через прикосновение к человеку в Духе и Духом живущему, как было с нами в день Крестовоздвижения Господня 27 сентября 2008 года в келье у батюшки Иоанна Миронова.
