 |
| Фома | Ярослав Скворцов | 29.10.2008 |
Отец Михаил вошел в мою жизнь очень легко — просто и органично. Наверное, именно так приходят к Богу. Во всяком случае, такая дорога была уготована мне. Но в тот момент я этого, разумеется, еще не знал и не понимал…
Священник Михаил Перегудов был на тот момент настоятелем Храма Михаила Архангела, что в Норском районе Ярославля. Мы познакомились поздней осенью 1990 года. Я работал в «Литературной Газете»; мой начальник вызвал меня и показал короткую заметку в «Известиях». Называлась она, кажется, «Немецкие кресты над Волгой». В заметке говорилось, что местная православная община занялась восстановлением немецкого военного кладбища, а отец Михаил эту инициативу благословил…
Я быстро собрался на поезд, ночью прибыл в Ярославль, а следующим утром уже был на шинном заводе, где в то время трудился один из авторов начинания. Мы поговорили, после чего мой собеседник заметил: «Надо еще с отченькой побеседовать. Обязательно надо…». Кому и для чего надо — для материала ли, лично ли для меня — он не уточнил.
Я сам понял это много позднее…
Норский район Ярославля (в обиходе — «Нора») вовсе не избалован вниманием гостей города, поэтому по адресу я добирался, что называется, «на перекладных», постоянно опрашивая местное население. Отца Михаила застал в огороде. Выслушав, кто я и откуда, он пригласил в дом. Мы сидели на террасе, пили чай. Говорили обо всем: что надо учиться видеть добро, что русский народ всегда умел любить и прощать («Любите враги ваша…»), а прощение вовсе не означает оправдание; что душа русского человека, евангельская душа, воспринимает прощение как необходимость…
Расставаясь, я, кажется, уже тогда начал понимать: одной этой беседой знакомство наше не ограничится. Так оно и получилось.
«Простить не значит оправдать…». Позже я десятки раз буду цитировать отца Михаила; то в дискуссии, посвященной теме исторического примирения, то просто «про себя», работая над каким-нибудь текстом.
Спустя какое-то время я пригласил отца Михаила в Москву, на семинар, организованный редакцией. Тогда же он побывал у нас дома и поинтересовался, крещен ли наш сын. Мы честно признались, что пока только готовимся к этому шагу: Саше еще и года нет, маленький. Рано как-то его в храм нести, да и зима на дворе… «Да не надо никуда нести: я сам к вам приеду, здесь и обряд свершим. Не сейчас, на Пасху». На том и порешили.
Я умолчал, что сам на тот момент был некрещеным. Но отец Михаил об этом узнал, когда мы совместными усилиями выбирали из числа родственников кандидата на роль крестного отца. Потом, начиная таинство, он просто кивнул мне: вставай…
Так мы крестились вместе: мой сын, жена моя, мама, теща и аз грешный…
Казалось, теперь наши с отцом Михаилом дороги пересеклись надолго, если не навсегда. Хотя, почему «казалось»: они действительно идут где-то рядом, я надеюсь… Просто на пути земном мы больше не пересеклись.
Я ушел из «ЛГ», отец Михаил стал настоятелем Храма Троицы. Куда-то затерялся телефон, по работе в Ярославль я больше не ездил. Да и не по работе — тоже…
Спустя два или три года проявил пленку — цветная негативная была в то время редкостью. Еще через пару лет нашел возможность ее распечатать.
О смерти отца Михаила я узнал из Интернета год или два назад,
сейчас уже не вспомню. Память словно вычеркивает какие-то второстепенные вещи, «кристаллизуя» внимание на главном. Скажем, с трудом вспоминаю и легко забываю, закрыв блокнот со старыми вырезками, имя того, первого ярославского собеседника, что с шинного завода; видимо, потому, что как-то в одном из редких телефонных разговоров отец Михаил признался, говоря о нем: разошлись наши пути-дорожки. И каждый раз, заказывая панихиду об упокоении души протоиерея Михаила Перегудова, невольно запинался, задаваясь вопросом: а вдруг? Интернет ведь, надо бы проверить…
В августе я, наконец, пришел к тому месту, к которому незримо шел все эти последние годы. Ярославль. «Нора». Берег Волги. На берегу — храм, где последние годы служил батюшка. И скромный деревянный крест с несколько выгоревшей, размытой дождями и просто влагой бумажной фотографией. Такой же несовершенной в цветовом плане, такой же бесценной, как те, что сохранились у меня…
Я легко нашел это место. Нашел благодаря трем абсолютно незнакомым юным художницам, работавшим над этюдами на Волжской набережной в самом центре города: «Священник Михаил Перегудов? Конечно, знали… И матушку Елену, она сейчас там же, при храме…».
И благодаря настоятелю соседнего храма: «Я рукоположен недавно, но отца Михаила знал очень хорошо… Матушка его сейчас здесь, в нашем храме. Нет-нет, не в Троицком. У нас ведь, знаете как: батюшки не стало, так и с матушкой распрощались… Давно говорили, что хорошо бы создать фонд помощи родственникам ушедших от нас священников…».
И долго потом стоял у ограды, мысленно переживая заново последние без малого двадцать лет. Под сенью крестов Троицкого храма, крестов над Волгой…
Помяни, Господи, от жития сего отошедшего и Тебе послужившего раба Твоего Михаила, и даруй ему Царствие Небесное!
