Радонеж | Священник Андрей Спиридонов | 22.10.2008 |
В православном богословии мнения некоторых святых отцов вовсе не являются истиной в последней инстанции или, иначе говоря, соборной догматической истиной, общеобязательной для всех без исключений христиан. При чем это касается не только идей и мнений святых отцов по каким-то совсем уж частным и не интересным для большинства вопросам, это касается и некоторых проблем, которые вовсе не являются частными, напротив — могут быть достаточно животрепещущими, хотя и не имеющими окончательного доктринального разрешения.
Таковым характер тех или иных вопросов является уже хотя бы потому, что мы не имеем на эти темы от Бога полного откровения. Далеко не о всех явлениях этого мира Богу было угодно открыть нам полную правду. И в этом тоже есть проявление Премудрости и Любви Божией. Хорош был бы мир, если бы в нем было все ясно, очевидно, исчерпывающим образом просчитано. Этот мир был бы подобен хорошо сконструированной компьютерной программе и, в конце концов, с течением времени исчерпав все возможные варианты и комбинации, стал бы во всем предсказуемым смертельно скучным. Однако и Сам Бог и мир Им сотворенный не таков. Бог не исчерпаем и не ограничен в Своем бытие и в Своей Любви к нам, а мир неисчерпаем в многообразии и полноте Богом созданной реальности. Конечно, в самом богословии и вероучительных истинах есть вещи непреложные. Если мы говорим о Пресвятой Троице или Богочеловечестве Христа, то относительно количества Лиц Троицы или количества природ во Христе двух мнений быть не может. Но даже и здесь, в области казалось бы догматически очевидной, нельзя сказать, что мы имеем всю полноту информации о том, как в Божестве и человечестве это осуществляется.
Святоотеческая мысль в такого рода вопросах лишь очерчивает границы правомыслия, за которые лучше не переходить, чтобы не впасть в ересь, а не изъясняет все и вся окончательным и опять же исчерпывающим образом. Однако охотники расставить все точки над «i» и гармонию поверить алгеброй — всегда найдутся. При чрезмерном рвении такого рода богословское всезнайство подобно мировоззрению друзей Иова, которые совершенно точно и безошибочно знали по каким причинам страдает Иов, знали, что страдания его «заслужены» и что в принципе иначе и быть не может. То есть для друзей Иова трагедия Иова не могла иметь под собой других оснований, кроме Правосудия Божия, в действиях которого уж они-то считали себя специалистами.
Однако видимый протест Иова, воздвигаемый против бессмысленности и не объяснимости собственных страданий одной только идеей Правосудия, оказывается богословски более точным и справедливым по отношению к Богу — Богу как всеблагой и неизреченной Любви. Друзья Иова даже заслуживают упрек от Самого Бога, что о Нем, о Боге, они говорили не столь правильно, как «раб Мой Иов». Странно то, что во многих современных дискуссиях, имеющих богословский характер, опасность впасть в своего рода охранительный рационализм «друзей Иова» как-то напрочь забывается многими охранителями чистоты Православия. Слов нет, борьба со всяким там либерализмом и модернизмом в христианской мысли должна вестись с позиций ясных и очевидных — фундамент должен быть крепким, однако, помимо модернизма и богословского легкомыслия, никуда не делась и другая опасность — формального законничества, опасность узурпации права говорить и решать за Бога в таких идейных областях, где мы вовсе не имеем полного откровения.
Я не собираюсь здесь называть имена или возводить на кого-то конкретные обвинения в богословском неправомыслии. В конце концов тот, кто знаком с современной христианской полемикой, поймет, о чем речь. Приведу только один пример, весьма характерный, который получил распространения в современной православной публицистике и литературе. Речь идет об участи некрещеных детей, младенцев. Собственно, здесь доминируют две точки зрения: позитивная (назовет так!) заключается в том, что «Бог хранит младенцев» и что даже и не сподобившееся крещения дитя в вечности у Благого Господа ничем обделено не будет, поскольку еще и не успело ничего сознательно сотворить — ни добра, ни зла. Другая точка зрения — назовем ее негативной — основывается на мнении некоторых святых отцов (у первой точки зрения мы, кстати, тоже найдем сторонников среди представителей святоотеческой мысли) — в частности, свят. Григория Богослова, что некрещеные младенцы, по причине факта своей непросвещенности Святым Крещением, хотя и не будут претерпевать вечных мучений и получат некую «ослабу», в Царстве Небесном, прославлены все же не будут и лица Божьего не узрят. Крайние представители этой негативной идеи и вовсе утверждают, что некрещеные дети, а в частности и абортированные младенцы — обречены вечным мукам. Такого рода точку зрения однажды упорно озвучивал на волнах православного радио один известный священник-миссионер, чем шокировал многих, кому случалось терять детей, к примеру, по причине выкидыша (я уж не говорю о виновных в грехе аборта).
Что на все это можно возразить? Мне представляется, что во всем этом присутствует некая характерная аберрация нравственного зрения — такого же рода, что и была свойственна выше упомянутым друзьям Иова. Можно долго спорить на эту тему. Приводить другие мнения святых отцов. Рассуждать на тему о том, что идея апокатастасиса была соборно осуждена прежде всего потому, что в ней слишком явно присутствовала парадигма мысли языческой эллинской философии. Или же приводить в качестве примера 14 тысяч Вифлеемских младенцев, которые канонизированы Церковью, хотя они также в принципе никогда не были крещены. Но это все бесполезно. Потому что у современных «друзей Иова» на это найдутся свои контраргументы. Об особых заслугах Христа, которые делают спасение именно, что узким путем (почему-то и применительно к детям тоже). Об особой ответственности христианского сообщества за факт крещения и не крещения. О реальности адских мук, о которых в Евангелие говорит Сам Спаситель (кто бы с этим вообще спорил?). Но только все это есть апология Бога в стиле все тех же «друзей Иова» — защита Бога, в которой Он вовсе не нуждается.
Как известно, определяющим свойством Бога святые отцы называли — Любовь. Не знаю, может многие со мной не согласятся (и это есть исключительно мое частное мнение), но представляется, что сама идея о том, что человеческие младенцы, действительно не успевшие придти в разум истины и не могущие высказать сознательного выбора, по многообразию причин и коловращению лежащего во зле мира не сподобившиеся видимого погружения в купель Таинства Крещения, будут специальным образом у Любящего нас Бога как-то ущемлены или наказаны, — сама эта идея есть восстание на Благость Божию и противна пониманию Любви Божией. Или, несколько иначе говоря, если помимо того, что Бог есть Любовь, Он еще и всемогущ, то что же препятствует Его Любви и Всемогуществу, воскрешающему мертвых и выведшему в момент своего Воскресения из ада все пожелавших оттуда выйти, — что же препятствует Его Любви принять тех детей, которые вовсе не по своей вине не сподобились Крещения как Таинства Церкви? Друзья Иова! Вы своей «правдой» хотите ограничить Самого Бога в Его Любви и Всемогуществе!
Будут ли у вас, друзья, на этот счет какие-либо возражения?