 |
| Богослов. Ru | Алексей Беглов | 17.10.2008 |
Корреспондент информационного портала «Богослов.Ru» Леонид Бамблевский встретился с кандидатом исторических наук историком Алексеем Львовичем Бегловым, который занимается исследованием жизни Русской Церкви в ХХ веке, в том числе вопросами «церковного подполья».
В ходе беседы Алексей Львович поделился информацией о наиболее интересных аспектах своей научной деятельности.
— Алексей Львович, начиная с 1996 года, Вы публикуете материалы тайных монашеских общин советского периода. Последняя Ваша книга посвящена истории Русской Церкви XX века: «В поисках „безгрешных катакомб“. Церковное подполье в СССР». С чем связан Ваш профессиональный интерес именно к этому периоду современной истории?
— По большому счету мой профессиональный интерес объясняется стечением жизненных обстоятельств. Мне посчастливилось, безусловно, по Промыслу Божию, еще в начале 90-х годов близко общаться с несколькими представителями того, что я условно называю «церковным подпольем». Первым среди них нужно упомянуть ныне покойного протоиерея Глеба (Каледу), который в течение 21 года был тайным священником. Я был его прихожанином сначала в храме в Крапивинском переулке, потом в Высоко-Петровском монастыре. Позже через него я начал узнавать и других представителей этой потаенной духовной жизни.
Это случилось так. Однажды батюшка сказал, что у него есть несколько телефонов старых «обыденских» прихожан, которые, как он знает, в 20−30-е годы были связаны с Высоко-Петровским монастырем, и он хотел бы, чтобы мы встретились с ними и побеседовали о тех годах и об их духовных руководителях. Дело в том, что отец Глеб очень большое значение придавал тому, чтобы молодые христиане почувствовали связь с поколением новомучеников и исповедников Российских, чтобы приобщились к их духовному опыту.
Так по цепочке, от одного человека к другому (причем вначале я был несколько в стороне от этого процесса, этим занимались другие прихожане, в том числе моя будущая жена), были обретены те люди, которые в свое время были частью «церковного подполья» Москвы. Это и схимонахиня Игнатия (Пузик), чьи тексты впоследствии мне посчастливилось публиковать, и монахиня Серафима (Кавелина), тоже уже покойная, и некоторые другие. Встреча с ними, думается, сформировала всех нас. Этим людям, собственно, и посвящена моя книга.
Кроме бесед с ними, приходилось много работать с различными документами, которые хранили эти тайные монахини. Так мой интерес к этой теме и вырос. И хотя моя специальность — филология, я параллельно начал исследовать историю «церковного подполья» ХХ века.
Постепенно история Церкви советского периода стала для меня основным направлением профессиональной деятельности. Поэтому вскоре возникла необходимость сделать выбор между историей и филологией. И сделать этот выбор мне помогла замечательный ученый — Ольга Юрьевна Васильева. Она придала моим несколько хаотичным изысканиям правильное академическое направление. Под ее руководством из той микроистории, которой мы занимались, то есть из проблем московского монашеского подполья, выросла большая история всего того, что я называю «церковным подпольем ХХ века», столь богатого и разнообразного в своих внутренних и внешних проявлениях.
— Не могли бы Вы подробнее остановиться на книге «В поисках „безгрешных катакомб“. Церковное подполье в СССР»? Какие основные ее тезисы и положения?
— Хотя книга писалась как научная монография, с тщательным исследованием источников, но я приложил все усилия, чтобы сделать ее максимально доступной как для воцерковленного, так и для светского читателя, просто интересующегося проблемами истории Церкви ХХ века.
Основным импульсом при написании работы «В поисках „безгрешных катакомб“. Церковное подполье в СССР» была попытка бросить по-настоящему широкий, панорамный взгляд на жизнь Церкви этого периода. Обычно, когда пишут об истории каких-нибудь «катакомбных» движений, рассматривают исключительно движения, оппозиционные священноначалию Русской Православной Церкви Московского Патриархата. Хотя из общения с людьми, которые жили в ту эпоху, например с монахинями Высоко-Петровского монастыря, было видно, что они принадлежали к «поминающим» общинам, как они сами себя называли, поминающим митрополита Сергия (будущего Патриарха Сергия (Страгородского). — Л. Б.). То есть все было далеко не так прямолинейно, как часто мы себе представляем. Изучая документы, мы узнаем, что в подполье были не только отдельные монастыри, но и приходы, а также другие формы церковной жизни: образование, паломничество, хозяйственная деятельность.
В книге можно выделить четыре основных направления моего исследования.
В-первых, это вопрос о государственной политике. Ведь именно государство устанавливает критерии того, что законно, а что — нет. Поэтому следует задаться вопросом, почему советская власть сделала так, что огромная сфера церковной жизни оказалась вне закона. Зачем она так поступила: сознательно или несознательно. Таким образом, здесь рассматривается политика государства, которое создало «церковное подполье» и установило его границы.
В рамках второго направления рассматривалось все то, что происходило за границами легальности. В соответствующих разделах я попытался применить тот широкий, панорамный взгляд на процессы и явления, происходившие в прошлом веке, о котором говорилось ранее.
Третье — это отношение легальной Церкви, в первую очередь ее епископата и священноначалия, ко всей этой богатой, разнообразной подпольной церковной жизни.
Четвертую тему нельзя сформулировать в каком-то одном тезисе. В своем исследовании я предлагаю взглянуть на все эти процессы с точки зрения историко-антропологических подходов. Эти подходы восходят к трудам французской школы «Анналов», которая особое внимание уделяла поведению и мотивам человека в той или иной исторической ситуации. В нашем случае речь идет о том, что происходило с поведенческими парадигмами и религиозными практиками верующих в условиях их нелегального существования, изменилась ли их религиозность как таковая под воздействием репрессивных мер, и как это происходило?..
И лично для меня, когда я уже закончил работу над книгой, стала во многом более понятной подоплека известных событий этой весны, связанных с «пензенскими сидельцами».
— Безусловно, это крайне интересная и малоизученная часть нашей отечественной истории. Планируете ли Вы и в будущем развивать это направление?
— Честно говоря, когда заканчиваешь любую работу, а над этой книгой работа велась несколько лет (первый вариант был написан еще четыре года назад), нужно остановиться, выждать, передохнуть. Пока что я вижу две перспективы развития этой темы.
Первое — более внимательное изучение, возможно, уже другими авторами, именно жизни и истории радикальных церковных движений, тех, кого обычно и называют «катакомбниками». И тут требуется написание взвешенной, академической истории этих движений, без какой-либо политической ангажированности.
Причем, на мой взгляд, при описании этих движений должна обязательно учитываться социальная составляющая. Поясню. Кто в основном становился членами этих радикальных раскольнических движений? Крестьяне. Класс, подвергшийся колоссальному репрессивному натиску со стороны государства: коллективизация, раскулачивание, голод и т. д. Их религиозные, эсхатологические воззрения часто были ответом на политические и социальные катаклизмы.
А второе направление предполагает более глобальное описание низовой деятельности Церкви ХХ века, потому что подполье не существовало отдельно от легальных приходов, от легальных священников. Здесь нужно просто подробнее изучить повседневную жизнь верующих в рамках действующих и подпольных церквей и деятельность иерархии по отношению к ним и т. д.
Я могу с ответственностью сказать, что деятельность епископата не всегда обусловливалась только церковно-политическими соображениями или давлением власти. Епископы советского времени прекрасно понимали нужды простого народа и не могли на них не реагировать.
Подчас известная фраза митрополита Сергия, что «всех в катакомбы не уведешь, нельзя людей лишить литургии», трактуется нами слишком обобщенно и абстрактно. Мы не понимаем всей сложности и глубины тех церковных реалий, в которых жили верующие, духовенство и иерархи до Великой Отечественной войны. Они понимали, какой опасности и какому невероятному риску подвергаются те, кто уходит в катакомбы.
Поэтому низовой взгляд на историю Церкви в подобных вопросах значительно обогатит наше представление об этой эпохе в целом.
— Алексей Львович, Ваша профессиональная научная деятельность тесным образом сопряжена с работой с архивными данными. С какими именно архивами Вам приходилось работать в последнее время?
— Все фонды, которые использовались в книгах, подробно отражены в библиографии. Если брать схематично, то я принципиально старался пользоваться двумя группами источников.
Во-первых, это источники, которые принадлежат, собственно, «церковному подполью», то есть воспоминания и документы, сохранившиеся у частных лиц. В том числе, мне многое дал архив общины Высоко-Петровского монастыря.
Вторая группа — это взгляд извне со стороны партийных и государственных органов, в том числе ОГПУ-НКВД-КГБ. Эти данные хранятся в государственных архивах, часть из них уже опубликована, но основной объем документов приходится находить самому.
Особняком стоят источники официальных органов Русской Православной Церкви, несмотря на то, что некоторым может показаться, что они должны стоять на первом месте.
— Последнее время нередко приходится слышать, что доступ к церковным материалам в архивах становится всё более ограниченным. С чем, по Вашему мнению, связан этот процесс? Должны ли церковные материалы быть доступны любому внешнему исследователю?
— К сожалению, пока архивы Московской Патриархии, ОВЦС еще мало открыты. Однако к этой ситуации нужно относиться с пониманием. Есть ряд проблем, которые не позволяют сделать доступ к церковным документам свободным уже сейчас.
С одной стороны, большая часть архивов до конца не разобрана, нет полной описи. С другой — присутствует здоровая осторожность со стороны священноначалия: кому стоит давать документы, а кому не стоит.
Конечно, это право, давать — не давать, принадлежит исключительно только самой Русской Православной Церкви. По сути, это архив общественной организации, которая сама определяет правила доступа к нему. Однако мой исследовательский опыт говорит, что не стоит бояться открытия церковных материалов для исследователей. История Церкви ХХ века — история героическая, история мученичества. И только более широкий охват архивных документов может открыть и уточнить, в чем состоял этот подвиг. Сегодня же многие питаются домыслами, легендами, а подчас составляют свое мнение только на основании документов карательных органов, которые часто намеренно искажали реальные обстоятельства жизни Церкви в своих интересах.
— Нам известно, что Вы являетесь сотрудником Центра истории религии и Церкви Института всеобщей истории РАН. Не могли бы Вы вкратце рассказать о близких Вам проектах и исследованиях, которые проводятся в институте.
-Это было целое явление, когда в 80-х и 90-х годах в светских исследовательских учреждениях возникли научные подразделения, специализирующиеся на изучении истории Церкви. Не надо думать, что только вчерашние «научные атеисты» переключили какой-то рычажок и вдруг начали заниматься религиоведением. Этими проблемами занимались и занимаются серьезные историки, которые и в советское время интересовались ими, но только сейчас получили возможность говорить открыто.
Первый такой центр был создан по инициативе члена-корреспондента РАН Я.Н. Щапова в Институте российской истории. Этот центр был достаточно продолжительное время единственным в стране. Он ведет изыскания прежде всего по истории Русской Церкви. Там работают такие известные исследователи как Н.Н. Лисовой, Н.В. Синицына, здесь же трудилась мой научный руководитель О.Ю. Васильева и другие.
Позже возник аналогичный центр и в нашем Институте всеобщей истории. И если коллеги из Института российской истории занимаются отечественной историей, то у нас более широкий спектр работы. И совсем недавно была открыта кафедра церковной истории в МГУ на историческом факультете.
Чем занимается наш центр? Созданный по инициативе нашего директора академика А.О. Чубарьяна, он объединяет ученых, которые работают в различных направлениях. Например, историей Церквей в Германии и Италии в ХХ веке, в период нацизма и фашизма, или историей русской церковной эмиграции, или историей взаимоотношений Российской империи XVIII—XIX вв. и западных Церквей. Собственно российской проблематикой пока занимаюсь я один. Возможно, в будущем появятся люди, заинтересованные работой в этом же направлении.
Само общение с коллегами, которые занимаются столь разными проблемами, создает особую атмосферу, подталкивающую к анализу, сопоставлению, размышлению, обсуждению. И подчас в этих обсуждениях рождаются очень интересные идеи.
Хотелось бы отметить несколько наиболее значимых проектов нашего центра. Недавно у нас прошла конференция, сборник трудов которой уже готовится к выпуску, по типологии государственно-церковных отношений в России и Европе. На ней затрагивалась не только макроистория, особое внимание уделялось исследованию проблем взаимодействия государства с церковно-общественными организациями, аналогами наших братств, и другими социальными институтами, связанными с Церковью.
Второе направление, активно развивающееся, связано с исследованиями в области истории религиозного образования в России и Европе, включая концептуальный и компаративистский аспект: чем отличаются наша и западная системы, параллельно функционировавшие на протяжении многих веков и часто влиявшие друг на друга.
И третье — это история русского церковного зарубежья. У нас издается ежегодный сборник «Проблемы истории русского зарубежья», где достаточно серьезная часть посвящена церковной проблематике. Это и статьи, и биографии, и целые систематические исследования по этому направлению.
— Алексей Львович, кроме того что Вы занимаетесь непосредственно научной деятельностью, Вы еще и читаете популярные лекции по Истории Русской Церкви в здании культурного центра «Покровские ворота» на ул. Покровка. Как возникла идея проводить эти беседы?
-Инициатором этих приходских бесед стал священник Валерий Степанов из храма Мартина Исповедника в Алексеевской слободе. Изначально это были именно встречи с прихожанами этого храма, что и обусловило их максимально популярный характер. Несколько лет назад я уже проводил с ними беседы по истории Русской Церкви. Однако постепенно количество их участников расширилось, и сейчас администрация Культурного центра «Покровские ворота» согласилась предоставлять специальное помещение для проведения этих бесед. Сейчас мы обсуждаем историю Синодального периода и готовимся перейти к истории Церкви ХХ века.
В связи с этими беседами хочется вспомнить слова отца Глеба (Каледы), который говорил, что все верующие должны знать и понимать свое место в великой истории христианской Церкви для укрепления и осмысления своей личной веры.
