 |
| Радонеж | Евгений Никифоров | 13.10.2008 |
Что такое цивилизация?
Когда мы говорим о диалоге цивилизаций, нам важно обратиться к вопросу, что именно мы понимаем под «цивилизацией» и как проводим цивилизационные границы?
Известный историк Уильям Макнил определяет цивилизацию через ее авторитетные тексты:
термин «цивилизация» следует, как правило, относить к тем народам, которые воспринимают как авторитет некий корпус письменных текстов, предписывающих определенный образ жизни. Большинство таких почитаемых текстов являются религиозными, а некоторые, как, например, произведения греческих и римских философов и конфуцианские саги, не приписывают себе божественного авторитета […]"цивилизацию", следовательно, нужно понимать как определенный способ социальной организации, которая появляется в тот момент, когда корпус авторитетных текстов становится нормативным среди образованных людей (чаще всего это духовенство). Такая цивилизация может расширяться в пределах границ, определяемых признанием авторитетности этих текстов, и может существовать до тех пор, пока содержащиеся в них нравственные нормы будут твердо храниться теми, кто их изучает и распространяет.
В самом деле, обратившись к другим человеческим цивилизациям, например исламской или индуистской, мы обнаружим достаточно очевидные критерии принадлежности, критерии, связанные в первую очередь с религиозной идентичностью. Цивилизацию, прежде всего, характеризуют ее святыни. Но что мы называем «европейской цивилизацией»? Каковы критерии принадлежности к ней? Где пролегают ее границы? Кто может говорить от имени «Европы» с представителями других человеческих цивилизаций? Если мы примем определение Макнила — которое выглядит достаточно очевидным — то мы согласимся со словами немецкого поэта Новалиса «Христианский мир или Европа» — Европа есть мир, сформированный и живущий христианством.
Европа против Европы
Невозможно игнорировать, тот факт, что Европа, многие особенности ее языков, имена, которые носят ее жители, ее культура, ее архитектурный ландшафт, ее восприятие мира и человека, коренится, прежде всего, в Библии, как она была прочитана Церковью.
Не все согласятся с таким определением, в том числе многие представители европейской правящей элиты; даже из конституции Евросоюза были намеренно исключены слова о христианских корнях Европы. И это обращает наше внимание на глубокий конфликт, присущий европейской — и связанной с ней северо- и латиноамериканской культуре. Примерно с эпохи Просвещения и Великой Французской Революции европейская история развивается под знаком конфликта — иногда происходящего в форме полемики, иногда — в форме революций, войн и преследований — между секуляризмом и традицией. Под «секуляризмом» я здесь буду понимать не отделение Церкви от государства как таковое, а отрицание за религией права голоса в общественных делах и отказ признавать религиозную идентичность человека. В самом деле, вопрос о том, как государство выстраивает отношения с религиозными общинами, не является в этом конфликте главным; в его центре стоит, скорее, то, как мы воспринимаем человека. Это конфликт между двумя принципиально различными подходами к человеку.
Согласно одному из них бытие человека, его свобода, достоинство и нравственная ответственность коренится в надчеловеческой реальности, и один из важнейших аспектов человеческой жизни — связь с этой реальностью, связь, на которую и указывает латинский корень «религаре», «связывать, соединять». Согласно другому — человек есть чисто природное существо, порожденное безличными эволюционными процессами, всякое обращение к надчеловеческой реальности есть нечто пустое и вредное, терпимое в частной жизни граждан как некая причуда, но не имеющее никаких прав в общественной жизни.
Первый подход роднит европейскую цивилизацию с другими цивилизационными мирами — для христиан, мусульман, индуистов, буддистов, и большинства человеческого рода вообще, цель и смысл человеческого существования выходит за рамки земной жизни. Для всех этих цивилизаций человек есть существо, осознающее реальность зла и смерти и ищущее спасения. Величайшее сокровище европейской цивилизации есть Евангелие, Благая Весть о Боге, который «в плоть облекся, был распят и погребен за нас, неблагодарных и злонравных», Благая Весть обращенная к духовному поиску и духовному ожиданию всего человечества.
Второй подход отрицает природу человека как духовного существа и, таким образом, входит в резкое противоречие не только с христианским наследием, но и с общим опытом и общим исканием человечества. Он воспринимает устремленность к вечности как препятствие на пути улучшения земной жизни, в чем он видит единственную цель человеческого общества. Уникальной особенностью европейской цивилизации — особенностью, отчасти воспринимаемой другими культурными мирами — является это восстание против собственных корней и оснований.
Желание избавиться от своих культурных — и при этом неизбежно религиозных — корней, в европейской истории приводило к кровавым и опустошительным революциям, таким как французская и, особенно, русская, но могло проявляться и в тех более мягких формах, которые мы видим в современной Европе.
Расширение конфликта
Очень важно отметить, что нередко конфликт европейской цивилизации с неевропейскими есть ее внутренний конфликт, который проецируется вовне.
Рассмотрим, например, случай с датскими карикатурами. Люди, которые настаивали, что действия датской газеты достойны всякого одобрения и защиты, исходили из того, что не существует, и не может существовать каких-либо почитаемых святынь, чего-либо, закрытого для насмешки и глумления. Это не было актом христианского мира, направленного против мусульман; это было демонстрацией воинственного неприятия какого бы то ни было богопочитания. В России мы видели — получившие меньшую известность — «выставки» «художников» вся деятельность которых сводилась к кощунственному осмеянию христианских святынь. Поскольку в любой цивилизации существуют святыни, европейская тенденция к отрицанию каких бы то ни было святынь неизбежно будет порождать острые конфликты, жертвами которых — из-за того, что Европа в целом ассоциируется с христианством — становятся христиане в мусульманских странах, например в Нигерии, где «карикатурный скандал» привел к нападению на христианские церкви.
Парадоксально, но представители этого же самого, воинственно-секуляристского течения европейской культуре склонны обвинять религию в провоцировании конфликтов, поскольку представители разных религиозных традиций почитают разные святыни. Какой принцип отстаивают те, кто полагают возможность публичного оскорбления чужих святынь? Почему для них это так важно? Речь не идет о принципе «свободы слова». Те же люди готовы ограничивать свободу слова, когда речь идет, скажем, об оскорблениях по национальному или расовому признаку; между тем оскорбления религии — для многих людей значительно более тяжкие — объявляются чем-то, не подлежащим ограничению. За этим стоит определенный идеологический выбор, и это выбор идеологии, отрицающей за человеком его вечное измерение. У человека может быть признаваемая обществом национальная, расовая, гендерная — но никоим образом не религиозная идентичность.
Категорический отказ признавать, что человек есть существо религиозное, что религиозная идентичность есть нечто более важное, чем идентичность национальная или расовая, характерный для значительной части нынешней европейской элиты неизбежно будет порождать как внутриевропейские, так и межцивилизационные конфликты.
Секуляризм и традиция: некоторые аспекты спора
Спор между секуляризмом и традицией развивается по нескольким направлениям, которые имеют значение как для европейской, так и для других цивилизаций. Кратко охарактеризуем некоторые их них.
Секуляризм видит себя как идеологию прогресса в противоположность стагнации; как помнят те из нас, кто застал СССР, история в коммунистической идеологии воспринималась как борьба между силами «прогресса и реакции», причем любые проявления религии безусловно относились ко вторым. Некоммунистическим вариантам секуляризма пафос прогресса присущ не в меньшей степени. В чем катастрофическая ошибка секуляризма в отношении прогресса? Отнюдь не в том, что прогресс возможен — он возможен, и не в том, что он желателен — улучшение жизни людей можно только приветствовать — а в том, что необходимым условием прогресса ставится разрыв со своими корнями и принятие чисто безрелигиозного подхода к жизни.
На практике желание порвать с «проклятым прошлым» оборачивается опустошительными революциями и массовым кровопролитием, которое мы видели еще во времена Французской Революции и, в особенно ужасающих масштабах — во время коммунистической революции, и последующей диктатуры, в нашей стране.
Почему прекрасные мечты о свободе, равенстве и братстве раз за разом оборачиваются ужасами террора? Почему-то, что кажется прямой дорогой если не к раю, то к свободной и достойной жизни, раз за разом оказывается дорогой в ад?
Дело в том, что, провозглашая свободу и достоинство человека высшей ценностью, секуляризм в то же время подрывает самые основания свободы и достоинства. Если человек никак не укоренен в вечности, а все моральные ценности есть не более, чем плод человеческого соглашения, для веры в человеческую ценность и достоинство нет никаких оснований. Отрицая Бога, который наделяет жизнь Своих творений смыслом и ценностью, Бога, который творит каждую человеческую личность по Своему Образу и устанавливает моральный закон, секуляризм подрубает корни тех самых ценностей, которые провозглашает.
Недавно СМИ сообщили о показательном примере: баронесса Мери Уорнок, ведущий философ морали в Британии, заявила, что пожилые люди, страдающие деменцией (слабоумием) обязаны умереть, чтобы не возлагать бремя на свои семьи и на государственную систему здравоохранения. Пару лет назад британский Королевский Колледж Акушерства и Гинекологии предложил умерщвлять младенцев, родившихся больными. Член комиссии по генетике человека, профессор биоэтики Манчестерского университета Джон Харрис приветствовал заявление колледжа. «Мы можем прервать беременность в силу серьезных аномалий плода вплоть до последних сроков, но не можем убить новорожденного, — сказал Харрис. — Что же такого, по мнению людей, должно происходить в родовых путях, что убивать плод на входе в них нормально, а на выходе — нет?»
Поставление земного благоустроения и комфорта высшей целью неизбежно будет побуждать избавляться от тех, кто этому комфорту мешает — прежде всего, людей наиболее беззащитных, стариков и младенцев, однако вряд ли можно надеяться, что процесс на них остановится.
Некоторые выводы
Как европейские христиане, так и представители других культур и традиций с некоторым основанием видят в секуляризме угрозу своим традициям и своим ценностям. Давление со стороны секуляризма нередко порождает ответную реакцию — желание притормозить вообще любое развитие или даже вернуться в некое идеализированное прошлое, когда, как предполагается, ценности, о которых свидетельствует традиция, были воплощены наилучшим образом. Однако такой подход оказывается не менее утопичен, и порождает только чувство бессилия и озлобленности.
Подлинный прогресс представляет собой не отвержение, но развитие традиции, осмысление меняющейся жизни с точки зрения вечных истин, лежащих в основе цивилизации. Все те ценности, которые европейская цивилизация полагает принципиальными, такие как ценность и достоинство человеческой личности, растут из ее христианских корней, из убеждения в том, что «человек создан по образу Божию». Попытки новый мир построить, где имя Божие будет изгнано из общественной жизни, могут привести только к тому, к чему они приводили до этого — к опустошительным смутам и конфликтам, как внутри самой европейской цивилизации, так между ней и другими культурными мирами.
