Радонеж | 10.10.2008 |
«Созидающие» — авторская программа Саввы Ямщикова на радио «Радонеж».
Беседа третья.
Продолжение разговора с известным политиком и дипломатом В.М. Фалиным. В прошлый раз речь шла о взаимоотношениях Советского Союза и США в 70−80-е годы. Но, по мнению В. Фалина, их основные принципы остаются актуальными и до сих пор.
Валентин Фалин:: Вот пример того, насколько к слову американцев нужно подходить критически: Эйзенхауэр дает Хрущеву в Париже обещание, что после Пауэрса больше не будет шпионских полетов над СССР. После этого наши службы засекли 19 полетов У-2. А в реальности их было почти 30. Что стоит слово президента?
Американцы объявляют на весь мир, что прекращают атомные испытания. Мы засекли около 50 подземных испытаний, хотя они удивлялись, как это русским удалось? Мы объявляем об этом, реакция американцев: «А мы не предполагали, что русские узнают». Американского генерала после этого в прямом эфире спрашивают: (он руководил разведывательными полетами) «Когда началась аэросъемка советской территории?» Он ответил, что в 45-ом г.
Тогда следующий вопрос: «А вы понимали, на какой риск идете, посылая самолеты в район Капустина Яра, где ракетный полигон? Или на Москву?»
-Понимали. Но без этих съемок наши планы ведения войны против русских не стоили бы бумаги, на которой написаны.
-А Советы производили съемку нашей территории?
-Нет, не производили.
Комментарии излишни. Вот когда мы берем совокупность фактов и начинаем их сопоставлять, то вопрос, кто и почему затеял «холодную» войну, не может быть дискуссионным. 1981 г. Заседание НАТО на высшем уровне. Решено навязать СССР гонку вооружений в области умных неядерных систем. Они стоят в 5−7 раз дороже ядерного оружия. Надо навязать их, чтобы советская экономика лопнула. Появляется американский план «Армия 2000, а мы втягиваемся в эту игру. Нам ее навязывают, и мы знаем это, но реакция наша неадекватна.
Я несколько раз обращал на это внимание Брежнева, докладывая ему о предложениях Шмидта. Напомнил ему о Берте фон Зутнер. Это одна из видных пацифисток начала века. Получила первую Нобелевскую премию Мира за работу, в которой было доказано: гонка вооружений — это способ ведения войны. В Германии ей стоят памятники, а для нас это было открытием. Когда я говорил Брежневу, что мы подыгрываем американским планам разрушения, по ракетам средней дальности, «Першингам», он сказал:
«Попробуй убедить Громыко, а я заранее с тобой согласен».
Но это было равносильно что стену пробить головой. Вы же помните, что Громыко в дипломатическом мире называли «господин «нет». После встречи его с канцлером Германии, где я тогда был послом, В. Шмидтом в Шереметьево, я говорил Громыко, что мы совершаем крупнейшую ошибку. В наших интересах не допустить стационирования американских ракет первого удара. Он перебил меня: «Вы предлагаете менять ракеты на воздух? У них же ничего нет». Говорю, что когда они будут, говорить будет поздно.
-Поздно в политике не бывает.
Не хочу сделать кого-то более или менее дальновидным. Не хочу нелестно отозваться о Громыко, он был очень одаренным, работоспособным. Начинал в 9, заканчивал в 2 ночи. Переваривал огромный объем материала, но одно дело — накапливать сведения, а другое — их анализировать. В анализе он был не столь силен. А самое главное, у людей, облеченных такой немыслимой властью, на первом плане было — себя показать, пожать комплименты. Они сыпались Хрущеву из Америки, Брежневу — отовсюду. Андропову — меньше. Горбачева вообще были готовы на руках носить, но ведь это форма коррупции. Кто смакует эти комплименты и воспринимает их всерьез, тот, в сущности, берет взятку. Это было время упущенных возможностей. Могу сослаться на А.Д. Сахарова. Как-то он рассказал, почему они поссорились с Хрущевым. Тот был за испытание 100-мегатонной бомбы над Новой Землей, а Сахаров — категорически против. Хрущев сказал: «Занимайтесь физикой, а в политике решаем мы». Правда, взорвали лишь 57-мегатонную, но и это был не подарок ни Земле, ни экологии. Так вот, когда он еще работал над термоядерным оружием, то предложил: для того, чтобы нас не разорили гонкой вооружений, нам не нужно подражать. Ведь из 25 новых послевоенных технологий американцы в 23 были пионерами. То есть мы и так намного отставали от них. Сахаров предлагал сделать нужное количество термоядерных зарядов и разместить их вдоль Атлантического и Тихоокеанского побережий США. И, если они посягнут на наши жизненные интересы, не посылая самолетов, взорвать эти заряды. И континент американский накроет огромная волна, смоет весь их квазидемократический порядок. Потом Сахаров пришел к другим выводам, и это право каждого, но и этих слов из песни не выкинешь, хотя либерал-демократы, сделав Сахарова своим знаменем, этот факт его биографии замалчивают. Или не знают.
Когда начался кризис Советского Союза? В 72 г. у нас был страшный неурожай. Тем не менее, исправно 20% ВВП, а под конец брежневской эпохи уже почти 25% мы отдавали на гонку вооружений. 83% наших ученых работали над военной или паравоенной тематикой. А в Ленинграде — 84%. Сельское хозяйство, как и при Сталине, оставалось внутренней колонией. Мы объявляли, что увеличиваем господдержку в 4−5 раз — и все аплодировали. И оставалось в тени, что в это же время в 4−5 раз выросли цены на сельхозмашины и горючее. В свое время я предложил Горбачеву, а поскольку он не внял, то и белорусским товарищам — передать в собственность колхозов и совхозов всю промышленность, выпускающую сельхозмашины. И они сами закажут, распределят и установят цены. Не нашло это отклика в холодных сердцах. Но был такой анекдот: встречаются 2 разведчика, американский и наш. Наш говорит: «Признайся, что Чернобыль организовали вы». Он: «Честно, не мы! Вот Агропром — это мы». Ведь все решали в Москве. Я был депутат от Краснодарского края, пытался поломать это, но не получилось. В Москве распределяли все вплоть до трактора в совхоз, откуда они там могли знать, что нужно на Кубани? Эта вертикаль обслуживала несметную толпу чиновников и высасывала из села все, что могло решить аграрную проблему. Ведь хозяйства были не хозяевами, а батраками у того, кто решал за них. Вот придумали: 1млн тонн риса Кубань должна дать! Пожертвовали Левобережьем, где ядовитейшие химикаты уничтожили все живое вплоть до нерестилища на Азовском море. А оно было самым продуктивным в мире. Испоганили житницу, которая могла кормить треть России. Убедить, что там выгоднее развивать животноводство и сеять кормовые, было невозможно. Я все это пережил, принял близко к сердцу, но эти эпизоды выстраиваются в цельную систему.
Брежнев с 76 г. был недееспособен. Нужно было сделать его кем-то вроде почетного председателя партии, не мучить человека. Хотя Ельцин его превзошел в этом. Брежнева к Политбюро готовили врачи, на повестке 20 или 30 вопросов. На все-про все 30−40мин, формальности соблюдались, но на деле работала, как мы, циники, говорили, «банда четырех»: Андропов, Громыко, Устинов, Суслов. Единолично решали, а когда Брежнев приходил в норму, подписывал готовый документ. Страна была неуправляемой с точки зрения координации, а без этого управлять нельзя.
Закончилась 2 Мировая война. 2 сентября капитулировала Япония. Еще до ее капитуляции, в 20- ых числах августа — американцы разработали план первого ядерного удара по СССР. Предполагалось уничтожить 15 городов и говорилось: «Посредством ядерного оружия с учетом его применения против Хиросимы и Нагасаки». Т. е.еще не кончилась одна война, а нам уже объявили следующую. Ее назвали холодной, но Трумэн, отвечая на вопрос о различиях, сказал, что это та же война, только другими средствами. Позже они решили, что надо добавить к ядерному оружию обычное, а главное — экономические и информационные рычаги, переговоры, чтобы нас запутать. А с 46 г. была установка: США не должны идти ни на одно соглашение, не подписывать никаких договоров, которые бы возлагали долговременные обязательства на них. Договоры должны фиксировать уступки другой стороны. Какую бы политику не проводил СССР, само его существование несовместимо с американской безопасностью. Карфаген должен быть уничтожен.
Савва Ямщиков: Валентин Михайлович, слушая вас, я проецировал все это на свою жизнь в те же годы. Правда, я был моложе и вращался в других сферах и в более демократичной среде. Но ваши слова о системе подтверждаю полностью. Конечно, мои чиновники были пониже, и решал я вопросы не столь высокого порядка. Но все же область искусства, охраны памятников были важны. И все то же самое. Вот говорят об определенных национальностях. У меня свое отношение к богоизбранному народу, оно сочетается с книжкой А.И. Солженицына «200 лет вместе». Это серьезное исследование, недаром оно вызвало столь ожесточенную реакцию со стороны Е. Яковлева и его «Общей газеты», где даже был такой материал, где Солженицыну привели в пример Лескова. Будто бы тот был более толерантен, хотя это не так. Но мне мешали именно свои, русские чиновники. Я работал в Реставрационном центре Министерства культуры РФ. Министр культуры Мелентьев и зампред правительства В.И. Кочемасов считали меня партизаном, архаровцем и все мои предложения отвергали, хотя ни одна моя задумка не была против того, чем они руководили. А я все же находил обходной маневр и делал выставки, книги выходили. Благодаря тому, что в системе помимо них были люди, которые верили в свой партбилет, в отличие от Марка Захарова, который его публично сжег. А по словам моего друга В. Максимова, если скажут — тут же восстановит. И как мешала политика этих твердолобых! Сейчас мы это расхлебываем, потому что теперь пришли те, кто еще и на деньгах замешен. Но они верные ученики тех, кто ставил нам палки в колеса когда-то. Только эти хитрее, хотя в рыночной экономике понимают, как свинья в апельсинах, для них она — это откат и хапнуть. Я слушаю вас о Громыко, об их работоспособности. Но эти-то еще и малограмотны! Вот было создано ВООПИК. А я к этому времени уже столько памятников поставил на охрану! Но меня считали вольнодумцем, где-то евреям подпевал якобы, общался с В. Гафтом, Д. Краснопевцевым, М. Шварцем. И меня не приняли даже в рядовые члены этого общества. Но были же и другие. Был в этом обществе академик И.В. Соколов-Петрянов. И он после или до заседания Президиума заходил в мою мастерскую по соседству и говорил: «Савва Васильевич, начертайте план. Что я должен буду озвучить». А отсвечивались там Глазунов, Севастьянов.
И поэтому я вас очень понимаю, почему мы сейчас это хлебаем такой большой ложкой.
В.Ф.: Добавлю только одно: у меня был такой разговор с Косыгиным и Брежневым. Я говорю: «Создаем новейшие технологии, а давайте оглянемся, что осталось от прежних эпох в памяти людей? Победа А. Македонского — да. Но, главным образом, античные памятники, великолепные средневековые постройки, живописные шедевры. Сколько мы театров построили после революции? В Москве — зал Чайковского, может, где-то маленький театрик. Тогда еще не было нового МХАТа».
С.Я.: А Любимову, который недавно заявил, что прошел всю советскую Голгофу, ему Гришин единственному построил театр.
В.Ф.: Мы построили еще Театр Советской Армии, который так и не был достроен, деньги уходили как в дыру. И все! Так вот, если мы не будем думать категориями вечности, учиться урокам, которые она преподает, то о нас потомки добром не вспомнят.