Приближения к Афону

«Можно много говорить об Афоне, но не раскроется глубина его сердца. В логику и смысл святогорской красоты можно врасти лишь постепенно. Приближаться к Афону можно лишь по мере взращивания в себе той любви, которая и является целью подвига насельников Святой Горы»

«Афон — это не место, а образ жизни», — говорят греческие монахи. Его могут знать и те, кто никогда не бывал на Афоне, по впитавшим его подлинным духовым чадам, отдельным людям и целым монастырям и за пределами Святой Горы, и за пределами самой Греции. О том, что это за «образ жизни» очень трудно, практически невозможно, рассказать тому, кто его не пережил опытно. Из наиболее удачных литературных попыток «рассказать» об Афоне я бы назвала три. Это «Одна ночь в пустыне Святой горы» митрополита Иерофея (Влахоса), «Святая гора» митрополита Мезогейского и Лавреотикийского Николая и «Приближение к Афону» Павле Рака. В них через штрихи, реплики и полутона различимо биение сердца афонской жизни.

Сегодня мы познакомим вас не только с книгой Павле Рака, но и с её автором — сербским философом, переводчиком и публицистом, прожившим долгое время на Святой Горе в конце 80-х — начале 90-х. Его путь на Афон лежал через тернии диссидентских исканий и встречу со Христом в Его образе и подобии:

— Ещё не слышал, чтобы кто-то шёл к Богу такой обходной дорогой. В молодости я в церковь не ходил. Меня крестили, да, но после этого я бывал в храме, как турист, и думал, что христиане — это бабушки, которые в церкви ищут ложную утеху своим страхам. Мои представления развенчала поездка на Афон, когда я после окончания философского факультета сделал себе подарок и отправился в Грецию. На Афоне я пробыл несколько дней. Наш сосед передал со мной письмо своему брату, святогорскому монаху, и тот всё мне показал, рассказал. Но самое главное не это: я ожидал увидеть людей подавленных, больных, а встретил весёлых, полных жизни. И они, понимая, какой я, ничем этого не выказывали, но обращались со мной, как с другом. Ещё тот монах подарил мне книги старца Софрония «Силуан Афонский» и отца Иустина Поповича. Обе были написаны на очень высоком уровне. В то время, как я думал, что христианство — примитив для бабушек! Не говорю, что это сразу меня обратило, но мои предрассудки улетучились.

Пару лет спустя после посещения Афона из-за своих политических глупостей я бежал из Югославии в Париж, где поселился рядом с сербской церковью. Не знаю, было ли это случайностью или нет. Стал туда ходить. И вот один из тех сербов, с которыми я познакомился (сейчас он преподаёт на русском подворье в Париже и служит священником в русской церкви), отец Николай Чернократ, поразил меня своей добротой. Я впервые понял, что эта доброта исходит из того, что он христианин. Так что Бога я узнал в лице человека, созданного по Его подобию. Из-за этого так важно, чтобы мы в себе развивали это подобие и через себя всему миру свидетельствовали Христа не тем, что говорим о Нём, а тем, что сияем изнутри.

-Павел, Вы лично помните людей, которые нам известны лишь по книгам. Вы знали греческого старца Порфирия. Расскажите, пожалуйста, о своих встречах с ним.

— Первая встреча произошла давным-давно. Даже не могу вспомнить, какой это был год, может быть, 1985-й. Его духовное чадо, афинский врач, повёз к нему Татьяну Михайловну Горичеву из России, меня… всего человек пять. Старец Порфирий спрашивал, каково состояние современной России и твёрдо сказал: «Я верю, что Россия скоро вернётся к Богу». А в те времена ещё и перестройки не было. Впечатление от старца — такая благость! То, что пишут в России о великих старцах, это же точь-в-точь я увидел у грека. Божия благодать проявляется в любом народе.

— А где еще Вам встретились такие, как Вы говорите, «сияющие изнутри» люди?

— И на Афоне, и в России, и во Франции. Большинство из них были монашествующими, в монастыре Каракаллу, где я прожил 7 месяцев в 90−91-м году. Когда я покидал монастырь, мне было очень грустно. В таком состоянии я оказался у афонского старца Паисия, который заметил, что я грущу, и спросил, отчего. Я рассказал, что покидаю монастырь, где прожил 7 месяцев. А он говорит: «Семимесячные тоже выживают! Ты всегда останешься чадом этого монастыря». И оказался прав. Сегодня, когда я возвращаюсь туда, то ощущаю, что братия стали частью даже не моей семьи, а меня самого. Есть такой отец Маркел, который всегда сияет. Он постоянно творит Иисусову молитву. Я это знаю, но это не показывается ничем другим, лишь добротой. Человек, который десятилетиями творит Иисусову молитву, уже настолько очистил своё сердце, что оно стало вместилищем всеобщей любви. И всегда, когда я там оказываюсь, эта любовь заново окружает меня, и я чувствую себя действительно у Христа за пазухой.

Из книги Павле Рака «Приближения к Афону» (СПб., «Сатисъ», 1995). Перевод с сербского Татьяны Горичевой и Елены Шварц.

Пролог

Те, кто видели нашу землю духовными очами, рассказывают, что её связывают с небом лишь несколько одиноких световых столпов. Среди мест, над которыми поднимается этот свет, постоянно поминают рассказчики Святую гору Афонскую.

Ещё афонские монахи говорят о муке жить на свете без святости. В этом мире, во времена тусклые, сияют одни лишь редкие не оставленные Богом места — святыни, забытые людьми, животворные источники, которым единственное, что остается — это хранить тайну возможного спасения. Да и сама Гора Афонская, добавляют монахи, — место многих и тяжких искушений. Не обманывай себя, даже и здесь течет не только чистая вода благодати. Но здесь монастыри и мощи святых! Смотри и запоминай все, что здесь увидишь, но надейся только на любовь Христову.

Тишина восьмого дня

Молчание — ключ к святогорской жизни. Великая тайна. Исихазм (молчальничество) — это и правило, одно из самых общепризнанных, поздневизантийского монашества, и путь духовной жизни.

Вот келья, где молчал и постился святой Савва. Келья без единого окна, стены совершенно голые, из неотесанного грубого камня. Но сколько молчания святого, сколько безмолвия его последователей и учеников вобрал в себя этот камень…

Недалеко всего лишь в двух шагах от этой кельи — церквушка. Ослепительная красота старинного иконостаса и фресок. Молодые лики святых, выстроившихся рядами, строго смотрят со стен. Здесь по правилу святого Саввы ежедневно читается вся Псалтирь. Отворивший нам худощавый старец говорит, что для его возраста это тяжело, что он не может один со всем справиться. Угостив нас, как положено по многовековой традиции, он неожиданно вздрагивает, как будто что-то вспомнив, и говорит: «Теперь идите. Здесь много не разговаривают!»

Благотворное правило! Сколько же часов, дней и ночей я провел в бесконечных разговорах, когда все уже сказано, когда все мы уставали, не замечая, что повторяемся и блуждаем, тратя время, которое не остановилось, а, наоборот, мчится к утреннему похмелью. Сколько истинных слов, нужных и драгоценных, смог бы я услышать, если бы умел молчать. Если бы я, как этот строгий монах, смог бы стать повзыскательнее и к себе, и к другим.

Земная и небесная кухня

Поскольку я хочу продолжать путешествие, а до обеда еще далеко, меня отводят на кухню, чтобы я не отправился в путь голодным. Монах средних лет, в выцветшей и ветхой рясе, с неловкими, вывернутыми внутрь ногами, усадил меня за стол недалеко от плиты в старинное удобное кресло с высокой спинкой, такое глубокое, что я утонул в нем и почти ничего вокруг не видел. Как оно сюда попало! Петров пост, едят только овощи и макароны. Мой хозяин ставит на стол миску с помидорами, кладет огурец и хлеб. Он кажется одним из тех простых насельников Святой Горы, каких много во всех монастырях, одним из тех, которые служат Богу не столько молитвой, сколько непрестанным тяжким трудом. Монах подбрасывает дрова в плиту, на дальний ее конец, более холодный, поставил большую посудину, чистит, нарезает и бросает туда помидоры. Спрашивает, откуда я, как у нас люди живут, есть ли церкви, ходит ли туда народ, и куда я сегодня собираюсь идти. Обычный святогорский разговор.

Заканчиваю свой обед и только сейчас вижу вблизи его глаза: синие, глубокие, нежные. Замечаю, что уже в третий или четвертый раз обращается ко мне, называя «отцом». Первое мое впечатление оказалось обманчивым: он не только не принадлежит к безграмотным или полуграмотным Божиим слугам, он иеромонах и когда-то служил в соборе большого города. Заботлив и умен, внимательный собеседник. Говорит обдуманно, спокойно, на любой пример находит и контрпример, желая избегать как пессимизма, так и поверхностного воодушевления.

«Да, говорит он, есть и прекрасные, святые люди, и настоящая святость, но есть и шарлатаны, и много таких, что делают себе рекламу, а в глубине у них пустота. Никогда люди не стремились так к погибели, как сейчас. Гибнут сами и других тянут за собой в помрачение и тьму. Но Бог не скрыл от людей и утешения: великой и благой вести. Возьми Евангелие, отец, и прочти, а здесь на Святой Горе, помолись, поклонись святым, и ты вернешься в мир не с пустыми руками. Избегай людей, которые хвалятся своими духовными дарами. Есть между ними, даже и здесь, нетерпеливые хвастуны. А может ли таким быть Божий человек?

Когда там тебе будет трудно, помолись. Нет лучшего утешения и вернейшей надежды. Смири свои мысли. Что еще, кроме покаяния и смирения, мы грешные, можем сделать для себя? Кричать? Требовать? Нет в этом мира душевного, отец. Единственный путь — путь смирения, и он не пролегает через желания, какими бы скромными и легко исполнимыми они ни казались. Прости, что столько говорю, отец, ты сам все это знаешь не хуже меня".

http://taday.ru/text/134 331.html