Эмалевый крестик

За что я благодарен судьбе — это за хороших людей! Много их встретилось мне добрых, русских людей. И через них стал я узнавать о старой России. Но знал я в то время, что учебники, по которым мы учились, от корки до корки — ложь. Не знал я ничего ни о Храме Христа Спасителя, ни мученичестве Церкви Русской, ни об отце Иоанне Крондштадском, ни о Первой мировой войне 1914 года. Не знал я и того, что жили мы во лжи, как в темной ночи…

И постепенно, из далека стала ко мне приближаться та неизвестная, до боли любимая, родная, настоящая Россия, Россия, которой мы не знали.

Любил я ходить к людям «того времени» и засиживался у них до ночи, слушая, затаив дыхание, их рассказы. С пожелтевших, старых фотографий смотрели на меня совсем другие, не похожие на нас люди. И долго я всматривался в их открытые, красивые лица, пытаясь получше разглядеть и запомнить какие они, люди той, старой, не знакомой мне России.

И вот однажды увидел я открытку начала века с изображением солдата и его старой матери. Поначалу не обратил я на нее особого внимания и, осторожно отложив в сторону, принялся рассматривать другое.

Прошло время… и вот я снова смотрю на открытку с солдатом и вижу: солдат-новобранец низко склонил голову и старая мать одевает ему на шею маленький эмалевый крестик. Под рисунком надпись: «Спаси и Сохрани!»

Долго, неотрывно смотрю я на открытку и вот уже… будто бы не он, солдат с картинки, а я… низко склоняю голову и чуть слышно повторяю: «Спаси и Сохрани!» У Казанской иконы горит лампада, у меня на плече плачет мать, и ее горячие слезы жгут мне щеку. Она до боли сжимает меня в объятьях и около самого уха я слышу родной материнский шепот: «Спаси и Сохрани! Спаси и Сохрани!..»

Война! Кто думал? Кто ждал? Как скоро миновали те незабвенные дни тринадцатого года. Дни всеобщего ликования и радости, когда русский народ с переполненным любви сердцем праздновал трехсотлетний юбилей своих государей. Какой великий народный подъем! Тысячекратный, оглушительный, несмолкаемый на всю Россию набат «Ура!!!» На всю Россию несмолкаемый золотой колокольный перезвон. И на всю Россию от сердца, искренно, с надеждою молитвенно возносилось: «Боже, Царя храни!» Цветы, улыбки, слезы умиления и снова цветы, цветы…

А сейчас… походная шинель, вещмешок и горячие, сжигающие сердце материнские слезы. «Я вернусь, мама, я вернусь!»
Война! Прижимаю к груди образок Николая Угодника и трамбую щекой холодную землю под шквальным пулеметным огнем. Леша убит. Царапаю огрызком карандаша: «Вероника!» Здесь на войне понимается все по-иному. Мирное и беззаботное вчера стало вдруг дорогим детством и откуда-то возникло суровое и неизбежное сегодня с настоящей, не игрушечной смертью, болью и страданием.

Ну, вот… одной пулей в этой войне стало меньше — я ранен. Легкая царапина выше колена. Госпиталь. Письмо от Вероники с васильком. Подписываюсь: «Твой Василек!» Ребята подшучивают надо мной, сочинили песню:

Далек, ты далек
счастливый денек,
Сохнет, ломится в петлице
синеглазый василек!
Прозвали меня Васильком. Рана гниет. Я целую твои письма и молю Бога о нашей встрече. Я не умру, потому что есть ты — милая, милая Вероника!
Матери о ноге не пишу. Гангрена… Странно жить без одной ноги. Когда бывают сильные боли, читаю «Богородицу». Какая ясная, прозрачная осень… Вспомнились стихи:
Врубель, надломленный, синий
В криках сиреневых линий.
Привыкаю к протезу… Внешне почти не заметно, только на улице часто падаю. Да, получается, что я свое уже отвоевал…
Боюсь нашей встречи. Жених без ноги! — Я тебя лю… Твои холодные сжатые губы. Холод. Молчание. Молчание и холод!
Пусто. Тяжело. Одиноко. Царице моя Преблагая! Надеждо моя Богородице!
Теплый, родной свет мелькнул где-то совсем рядом…
- Спаси и Сохрани! — задышал в самое ухо горячий материнский голос. — Спаси и Сохрани!
- Я вернулся, мама!
И прижала меня мать к себе крепко, до боли, и обожгла горячими своими слезами, и застонала, причитая:
- Ах, сыночек, сыночек ты мой родной! Вымолила я тебя у Бога, выпросила! Сохранил тебя Господь, ненаглядного, уберег тебя Бог, моего единственного!
И вот я засыпаю в родном доме. Тепло. У Казанской иконы горит лампада. За окном падает снег и, внимая всем сердцем, слушаю я неторопливый, дорогой материнский голос:
«А потом, сыночек, была измена
Великая и неслыханная…
И метался по России одинокий,
Всеми преданный
Царский поезд.
И пасхально стучали
По Русской Земле его золотые колеса.
И скорбно смотрел на всю Россию
Всею Россиею оставленный Русский Государь.
И имело Его милостивое сердце
Милосердное прощение к обидчикам своим.
И простил Он всех и просил не мстить
Ни за Себя, ни за Семью Свою.
И застыла в слезной молитве за Землю Русскую
Пред святым Феодоровским образом
Императрица Всероссийская.
И была эта ночь последняя
Во многострадальной Их Земной Жизни…
И встала Радуга в комнате той,
Где Их честные тела упокоились.
И сам Господь принял Их святые души.
И одел на их честные главы
Золотые венцы мученические.
И бежали во страхе делатели злодействия того.
И покарал Господь всех, до единого.
И надвинулася над Россиею Ночь Пречерная…
Окропилася Кровию Порфира Царская
И превратились Капли эти
В Реки Кровавые,
И затопили эти Реки Кровавые
да всю Россию-Матушку…

- Господи, Господи, как страшно время наше!

Я смотрю на Пречистый лик Богоматери и мучительно пытаюсь вспомнить, когда началась эта беда? С чего начался тот день, которого не должно было быть? Кто произнес те слова, которые не должны были звучать? Как могла произойти катастрофа сия, когда война уже близилась к концу? Снарядный голод был побежден. Враг отступал. Победа у нас в руках! За веру, Царя и Отечество! В июне — конец войны… Победа! Как близок был тот миг, которого жаждало сердце каждого русского: Первопрестольная! Царь на белом коне — Российский Георгий Победитель! На всю Россию несмолкающий ликующий, как на Пасху, колокольный перезвон. И на всю Россию, как на Пасху — «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его!» Победа! С Богом, Царем и Отечеством! «Ура!!!»

Я смотрю на Пречистый лик Богоматери и пытаюсь мучительно осмыслить: кто эти люди, с такою яростью разрушающие свое, русское, родное?.. И откуда, откуда столько злобы? И только одно слово рождается в сознании и только оно одно, кажется, вмещает суть происходящего: умопомрачение! Всеобщее, никем не понятое умопомрачение!
- Господи, спаси Россию! Спаси Россию и помилуй ее!

У Казанской иконы горит лампада, я смотрю на потемневшую открытку времен Первой мировой войны: старая мать одевает сыну-солдату нательный крестик. Осторожно поворачиваю открытку и на обратной стороне нахожу стихи, записанные чернилами:

Эмалевый крестик в петлице,
Шинели военной сукно.
Какие любимые лица
И как это было давно…
Бог знает, где наши могилы.
Не мстите за Царскую Кровь.
Не даром потрачены силы
И Злобу покроет Любовь!
Царское Село, 1918 год.

http://www.rv.ru/content.php3?id=7633