 |
| Нескучный сад | Дьякон Михаил Асмус | 20.09.2008 |
«Впрямо и вопреки"—оказывается, так по-церковнославянски описывается совершение крестного знамения. В песнопениях праздника Воздвижения показывается, что сила Креста действовала и в Ветхом Завете. Как такое может быть—поясняет ведущий рубрики диакон Михаил АСМУС.
Крестное знамение пророка Моисея
Победоносная сила Креста была для времен Константина настолько очевидной, что гимнографы, прославляя ее, применили даже такой речевой прием, как олицетворение: Радуйся, Господень Кресте. Тебе покланяемся. Просвети ны светлостию Твоею. То есть к Кресту обращаются совсем как к личности. Но еще удивительнее, что о Кресте говорят и в связи с ветхозаветными событиями—казалось бы, какую силу он может иметь до распятия Господня?
Оказывается—может, и опять-таки—победоносную и животворящую! Об этих ветхозаветных параллелях, называемых прообразами, повествует, в частности, первая песнь канона праздничной утрени, сочиненного прп. Космой, еп. Маюмским, в VIII веке.
Из ирмоса (так называется первый тропарь песни), посвященного истории перехода Израиля через Чермное, то есть Красное море (Исх. 14), мы узнаем, что эта первая чудесная победа народа Божия над врагом была одержана при помощи образа Креста, начертанного Моисеем над морем в два приема:
1) Крест начертав Моисей впрямо, жезлом Чермное пресече Израилю пешеходящу—"Изображая Крест по вертикали, Моисей рассек [своим] посохом Красное [море] для идущего пешком Израильского народа.." —
и 2) то же обратно Фараоновым колесницам ударив совокупи, вопреки написав непобедимое Оружие—"и это же [море] он соединил обратно над колесницами Фараона ударом, изображая по горизонтали непобедимое Оружие (Крест)..".
Но как представлял себе автор этот горизонтальный удар? Передает его греческий глагол, который переводится еще и как «бить в ладоши». Если не с исторической, то, по крайней мере, с поэтической точки зрения это значение более убедительно: таким непосредственным жестом Моисей старается как можно скорее сдвинуть две водные стены над головами противников и—сам не зная того—завершает крестное знамение.
Следующие два тропаря рассказывают, как Моисей—так же неосознанно, под водительством Духа пророческого—еще два раза прибегал к спасительной силе Креста.
Так, например, в ветхозаветном описании битвы с Амаликитянами (Исх. 17) сказано, что будущие священники Аарон и Ор поддерживали распростертые руки молящегося Моисея и это принесло победу Израильтянам. В этом византийский гимнограф усматривает двойной прообраз—страданий Христовых и Креста как знамения победы:
Образ древле Моисей пречистыя страсти в себе самом прообрази, священных среде стоя—"Моисей некогда явил собою прообраз пречистой страсти [Христовой], стоя (как жертвенный агнец) посреди двух священников.." —
и далее: Крест же вообразив простертыми победу дланьми воздвиже, державу погубив Амалика всегубителя—"а изобразив распростертыми руками Крест, он воздвиг памятник победы (по-гречески «трофей»), уничтожив военные силы проклятых Амаликитян..".
Мучительство Максентия
Отправной точкой в осмыслении спасительной силы Креста Господня уже с первых строк праздничных стихир становится противостояние Христа диаволу и Его победа над ним: на нем бо убив нас убившаго, умерщвленныя оживил есть—"..ибо убив на нем (на Кресте) нас убившего (диавола), Он (Христос) оживил (нас) умерщвленных..".
Но поскольку Адам и Ева потеряли рай посредством древа познания добра и зла, постольку посредством опять-таки древа Крестного рай снова отверзается для людей. На этом построена главная стихира Воздвиженской вечерни:
Приидите, вси языцы, благословенному Древу поклонимся, имже бысть вечная правда: праотца бо Адама прельстивый древом Крестом прельщается—
«Все народы, давайте поклонимся благословенному древу Креста, посредством которого восторжествовала высшая справедливость: ибо (диавол) обманувший праотца Адама посредством древа (познания) ловится на приманку Креста..».
Диавол обманывается, не предполагая, что Умерший на Кресте силою Своего Божества преодолеет смерть—главное оружие «человекоубийцы от начала» (Ин. 8, 44). Отныне прекращается и незаконная власть диавола над высшим творением Божиим—человеком:
и падает низвержен падением странным мучительством одержавый царское здание—
«и, низверженный, падает неудержимым падением тот, кто незаконно овладел царственным созданием..».
Тема диавольской тирании—а именно это греческое слово стоит за славянским мучительством—получает дополнительное преломление в свете того, что и Константин Великий шел войной не на варваров, а на своего соправителя Максентия, ставшего узурпатором или—что то же—тираном.
Когда Государство и Церковь совпадают
Главной темой службы Воздвижения является молитва о православном Царстве, причем не только о благочестивых Царях, хранителях и защитниках веры, но и о самом православном государстве как таковом, обязанном своим существованием Кресту Господню. Об этом говорят центральные песнопения праздника—его тропарь и кондак (естественно, в исконной дореволюционной редакции), употребляющие все эти понятия: Цари—христианские Государи, жительство Твое—Твое государство.
Тропарь начинается прямой цитатой из царского 27-го псалма: Спаси, Господи, люди Твоя (народ Твой), и благослови достояние Твое (наследие Твое), перенося эти выражения Псалмопевца уже на новый богоизбранный народ—христианское население православной Империи, как это явствует из продолжения тропаря:
победы благоверному Императору нашему (имярек) на сопротивныя (в греческом оригинале — «Царям на варваров») даруя, и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство (Твое государство).
В этих строках секрет христианского патриотизма—оказывается, православным далеко не безразлично, с какими чувствами защищать отчизну. Церковь молится о победах христианских государей, защищающих Христово государство от врагов Христовой веры помощью Креста Господня. То, что ромеи видели себя христианским теократическим государством, прямо выражено в словах праздничного кондака: тезоименитому Твоему новому жительству (Твоему новому государству, носящему Твое имя) щедроты Твоя даруй, Христе Боже.
Необходимо строго ограничить и значение еще одного понятия, звучащего на Воздвиженской утрене: вся вселенная—это отнюдь не «весь космос», и даже не «вся населенная часть земли», как может показаться. Это опять-таки—"вся империя", или «цивилизация» (культурно-политическое значение греческого слова «ойкумена»), на страже которой находится Крест Господень.
Крест—хранитель всея вселенныя («страж всей [христианской] империи»), Крест—красота Церкве, Крест—Царей держава, Крест—верных утверждение, Крест—Ангелов слава и демонов язва (по-гречески «травма»).
В этом гениальном своей лаконичностью тексте, заключающем все богословие Креста Господня, отражена еще одна утраченная ныне реальность—полное тождество Империи и Церкви. Собственно, здесь нет ничего удивительного. С одной стороны, и само понятие «Церковь» (греч. «Экклисия») есть не что иное, как «собрание народа», а с другой—как иначе можно рассматривать Империю, вдруг подчинившую весь ход своей истории благому игу Христову и воплотившую в себе идеалы Его Царства?
Некогда Константин Великий ознаменовал свое обращение в христианство новой военной и государственной символикой: место безликого орла на навершии крестовидного штандарта заняла монограмма Христа (совмещенные Х и Р) в драгоценном венке. Кто знает, может быть, уже состоявшееся возвращение Креста на русский герб позволит нам когда-нибудь с полным правом применить и к нашей многострадальной Родине слова тропаря и кондака Воздвижению?
