Только в России есть весна

«Сегодня мы живём в цивилизации потребления. Если во времена Декарта говорили: „Мыслю, следовательно, существую“, то теперь: „Потребляю, следовательно, существую“. И эта болезнь, это бегство от депрессии поразили Запад уже давно»..

«Только в России есть весна, или о трагедии современного Запада» — так озаглавила свои дневники 1980−2003 годов философ и публицист Татьяна Михайловна Горичева (М., Русский хронограф, 2006). Т.М. Горичева окончила философский факультет Ленинградского университета, где изучала западноевропейскую философию. В возрасте 26-ти лет пришла к Церкви. В 1980-м году была выслана из Советского Союза вместе с другими участницами женского христианского движения. Жила в Париже. Много ездила по миру с многочисленными выступлениями, посвящёнными анализу духовной ситуации в России и на Западе. Её публикации переведены на десятки языков Европы и Азии. Сейчас вернулась на Родину и живёт в Санкт-Петербурге. «Жаль, что Запад не чувствует нынче цену страдания, — считает Татьяна Михайловна, — его обновляющую и очищающую силу, не понимает, что главное — не вопрос физических мучений, даже смерти, а вопрос смысла. Мученики, умиравшие за Христа, светились радостью. Опыт гонимой Русской Церкви ясно говорит, что страдания за Бога не отделяют от Него, а напротив — приближают».

— Дорогая Татьяна Михайловна, со школьных лет, университетских, мне приходилось жить в Америке, на Западе. Наверное, поэтому Ваша книга оказалась созвучной моему сердцу и по-достоевски трагическим переживанием Запада, и любовью к России. Но интересно начать нашу беседу вот с чего: как, на Ваш взгляд, в цивилизации, которая была христианской уже в те времена, когда славянский мир жил языческой жизнью, в цивилизации, которая подарила миру величайших мыслителей, композиторов, писателей возник такой глубокий духовный кризис?

— Да, это самый существенный вопрос, который можно поставить. Раньше европейская цивилизация называла себя христианской, а сейчас слова «христианство» нет даже в конституции. В Европу хотят принять турок, и никто не говорит, что турки — не христиане. Лучшие богословы и историки Церкви на Западе считают, что с XII—XIII вв.еков шла резкая деградация христианской мысли. Об этом мне говорил Ниссен, духовник Кёльнского университета, издавший всё «Добротолюбие» (причём наше русское «Добротолюбие» маленькое, а немецкое во много раз объёмнее, оно, как греческое). С XII века началось впадение в номинализм, разделение на субъект и объект, от чего и полнота христианства терялась. И так постепенно создавалось существующее сегодня общество потребления, когда человек вместо того, чтобы творить вместе с Господом, разрушает и потребляет, фактически уничтожая всю землю. Если во времена Декарта говорили: «Мыслю, следовательно, существую», то сейчас основной лозунг западной жизни: «Потребляю, следовательно, существую».

Я недавно из Парижа. Там по телевизору показывали молодых людей, симпатичных, умных. Им задавали редкий вопрос: «В чём смысл вашей жизни?» И вот один сказал: «Я наконец-то хочу как можно больше ходить в магазины и покупать!». Меня настолько это поразило! Ведь это уже явная болезнь, бегство от депрессии, которая поразила Запад давно и которая всё время нарастает.

— Да, я помню, какое нелепое впечатление на нас, 11-летних школьников, приехавших в конце 80-х учиться в Clarkstown под Нью-Йорком, произвела культурная программа принимающей стороны, первым пунктом которой значилась экскурсия… в громадный супермаркет!

— Причём это стало уже не просто материализмом, всего достаточно! Тело требует гораздо меньше, чем ему предлагается потреблять. Думаю, это явление религиозное так же, как и деньги. Финансовый капитал, который крутится вокруг планеты, нигде не активирован, нигде не опредмечен. Существует гигантское количество виртуальных денег, которые задушили планету. Когда я была советским философом и читала Маркса о товарном фетишизме, я этого не понимала. Сейчас понимаю. И против него борются уже все люди, не только христиане, но все нормальные люди.

Основной вопрос — сколько нам вообще осталось жить? Изнасиловав и обокрав нашу планету, мы стоим перед реальным концом мира. Нас, христиан, это не пугает. Но по словам других, через несколько лет начнутся постоянные цунами, мировой океан потеплеет, холодные течения будут сталкиваться с горячими внутри океана.

Поэтому то, что вам показали этот супермаркет, мне кажется моментом какого-то сатанизма, ибо люди здравомыслящие понимают, что важна не fast food, не «быстрая еда», а slow food, «медленная еда», не суета, а Литургия. Помните, у Достоевского: «Он не атеист, он просто человек суетный». Когда я на Западе говорю о Литургии, о homo liturgicus, «человеке, живущем церковной жизнью», это всех потрясает. Они интуитивно чувствуют, что нужно медленно говорить, медленно думать, медленно двигаться, что красота, добро и истина связаны.

— На Ваш взгляд, остались ли на Западе мыслящие люди? На первых страницах своего дневника в начале 80-х Вы пишите: «Не хочу в их монастыри, у них перекорёженные лица… цветы здесь не пахнут», а через несколько лет уже: «Я скучаю по Европе». То есть трагическая картина «европейской духовной пустыни» как-то изменялась в Ваших глазах?

— Конечно, удар мне был нанесён основательный. Когда я приехала на Запад, то была знакома с Западом в самых лучших образцах его поэзии, философии, музыки. Я представления не имела, что в одних монастырях там едят мясо, другие превращены в туристические центры, и месса даже не совершается. Со временем, естественно, я к этому привыкла, стала отмечать те отдалённые церквушки, монастыри, где служат прекрасные батюшки, где есть группы углублённо мыслящих людей, молодёжь, готовая умереть за Бога и проявляющая колоссальный интерес к мистике.

Ещё лет 20 назад человека из России спрашивали только о политике, об Андропове, Брежневе. Никто не спрашивал и даже не знал, что такое старец. Я ввела в западный лексикон после слов «спутник» и «самовар» слово «старец». Его не переводят ни на немецкий, ни на английский, ни на другие языки мира. И сейчас если меня приглашают выступать, то именно просят рассказывать о старцах, Иисусовой молитве, русских монастырях и Литургии.

Вы знаете, какая сейчас самая популярная книга в духовных кругах на Западе? «Откровенные рассказы странника своему духовному отцу»! Эта книга, как мне говорили люди с Афона, видевшие страницы этой рукописи, истинная исповедь, а не просто книга. Конечно, на Западе пытаются тут же подражать, босиком куда-то идти, творить Иисусову молитву… Приходится им объяснять, что кроме этого нужна Церковь, исповедь, пост, причащение.

— Татьяна Михайловна, а вот если эта книга является бестселлером на Западе, значит, надежда-то всё-таки есть, значит, поиск души продолжается и у западного человека!

— Я бы сказала, что западный человек гораздо серьёзнее, чем мы, русские люди. Нас слишком любит Божия Матерь. Россия — дом Божией Матери. Сколько щедрот Господних в России, посмотрите, сколько чудес! Вот приедешь в Дивеево… Даже на моих глазах там произошли невероятные исцеления.

Когда я встречалась с Люсией Фатимской…

— Об этом, пожалуйста, расскажите поподробнее. Меня более всего потрясли именно эти кадры в фильме Александра Богатырева «О России с любовью"…

— Действительно, это и для меня были потрясающие моменты жизни. Даже в журналах было написано об этой исторической встрече. Люсия уже была заточена в монастырь…

— А какой это был год?

— 15 тому назад. В Португалии, в Коимбра, в кармелитский монастырь, потому что, если бы она расхаживала просто так по улицам Португалии, её разнесли бы на мощи, на кусочки. Ей было тогда около девяноста лет. Она удивительно светлая, чудесная. И вот, увидев меня, она сказала: «Татьяна, Божья Матерь так любит Россию, так любит Россию!»

Схватила меня за руку: «Но нужно так много работать России!» Тогда я в Россию не ездила и даже не поняла полностью её слов. А сейчас живу здесь и вижу, что при изобилии благодати — всё нам дано даром — мы постоянно чем-то недовольны и очень мало работаем, если сравнить с Западом. Люди там капельку благодати с благодарностью берегут, а русский человек, я бы сказала, благодарить разучился.

«Я видела Лабепьера. Ему 90 лет. И 60 из них он занимается теми, кто от холода умирает в Париже. Каждый год он говорит: „Франция, позор! Позор вам всем, парижанам! Сегодня ночью два человека замёрзли“. Я помню времена, когда он шёл по улице, за ним бежали француженки, сдирая с себя драгоценности, и бросали ему»!

Сегодня мы беседуем с философом и публицистом Татьяной Михайловной Горичевой, автором книги «Только в России есть весна, или о трагедии современного Запада» (М., Русский хронограф, 2006) о наиболее поразивших её на Западе встречах с христианами. «Здесь, на Западе, — записала Татьяна Михайловна в своём дневнике 1 апреля 1986 года, — я встретила людей, несущих бесстрашие любви, безумие радости, полноту церковности».

— В Россию я стала приезжать лет пятнадцать тому назад. Последние два года вижу, что наконец появился русский патриотизм. Уже никто не торопится на Канарские острова. Люди успокоились и немножко обрели своё достоинство, в том числе молодёжь. Я очень рада слышать, что Вы учились на Западе, думаю, Вас это многому научило.

— Да, это помогло мне, прежде всего, переоценить и еще сильнее полюбить Родину. Не в том смысле, что не любила ее до того, но в том, что в разлуке восприятие любви обостряется. И именно живя на Западе, вдали от Отечества, ты можешь по-настоящему оценить, какое сокровище имеешь!

— Несомненно, Запад — это пустыня. И когда я приехала к отцу Адриану, в Печоры, он сказал: «Татьяна, ну что, сухо там, сухо?» Я говорю: «Сухо, батюшка». Даже Бальтазар, крупный католический богослов, сказал, когда я приехала в Швейцарию: «Татьяна, но ведь здесь же ужасно скучно! Почему Вы из России уехали?» И холодно, и одиноко. Западный человек живёт в пустыне, но тут у него есть преимущество — возможность благодарить Бога за то малое, что он имеет.

— Татьяна Михайловна, но все же, давайте не будем пугать тех, кому не приходилось бывать на Западе, и поговорим о положительных образах современного Запада. Расскажите о тех встречах, которые оставили неизгладимый след в Вашем сердце?

— Да, мне удивительно повезло, потому что из диссидентов, изгнанных на Запад, у нас было очень мало людей верующих и истинно жаждущих служения Церкви. Все как-то растворились — кто-то стали писателем, кто-то вообще исчез. А я была счастлива, потому что меня сразу пригласили выступать на один церковный конгресс и там заметили. После этого я выступала, например, уже вместе с Жаном Ванье. Знаете, Жан Ванье — это удивительная фигура. Он оратор, харизматик и необыкновенно красивая духовно личность. А главное это человек, который создал деревню для монголоидных больных с синдромом Дауна. У нас после детских домов таких людей отдают в стационары для хронически больных, где те быстро умирают. Жан Ванье поселил их в квартиры вместе со здоровыми людьми: двух здоровых и двух больных в каждую. Знающие об этом проекте, приезжают со всего мира в эту деревню, чтобы помочь. К примеру, часто там проводят свои каникулы студенты из Америки. Степень болезни у всех разная, есть те, кто больше похож на нас, здоровых, а есть и те, кто не говорит и не ходит, есть и бесноватые. Я выступала перед ними, 500 человек сидели и слушали. И такое это было счастье в нашем единстве! Человек с синдромом Дауна совсем не ниже нас.

— Вспоминаю, как однажды мы посещали Дом ребёнка под Москвой. Привезли игрушки, привезли подарки. Воспитательницы повели нас в группу, где как раз были детки с синдромом Дауна. Вышли мы из этого Дома ребёнка и молча, нас было четверо, шли по дороге к станции, потом вдруг все заговорили: «они словно ангелы, и, может быть, видят Бога „лицом к лицу“, в отличие от нас, смотрящих „сквозь тусклое стекло“. Они счастливее нас…»

— Точно! Когда в России я начала посещать эти дома, например, 1-й интернат в Петергофе, и там стала крёстной мамой многих больных детишек, то заметила то же, что и Вы. Во-первых, они рисуют невероятно радостные райские картины, как будто бы они из рая не выходили. Во-вторых, у них действительно нет социальной, рационалистической цензуры, они непосредственно выражают то, что мы скрываем. Когда в петергофском интернате мы крестили 60 мальчишек, а длилось это 4 часа, их крестил один строгий батюшка с Украины, никто не шевельнулся! Они вошли в храм, закричали: «Красиво!», а потом стояли словно блаженные. А ведь как тяжело маленькому ребёнку быть без движений 4 часа, нормальные дети не выстояли бы! Значит, действительно для них границы между тем и этим миром нет.

Я видела Лабепьера. Его лицо так прекрасно и выразительно! Ему 90 лет. И 60 из них он занимается теми, кто от холода умирает в Париже. Эти люди чаще всего наркоманы или сумасшедшие, они не думают о себе, просто засыпают где-нибудь на улицах. Каждый год он говорит: «Франция, позор! Париж, позор! Позор вам всем, парижанам! Сегодня ночью два человека замёрзли!» Я помню те времена, ещё несколько лет тому назад, когда он шёл по улице, — сейчас он живёт в монастыре — за ним бежали француженки и французы, сдирали с себя драгоценности и бросали ему. Сам он жил всегда невероятно скромно. Когда мы с ним беседовали, а он прочёл мои книги на французском и долго расспрашивал меня, то оказалось, что он интересуется нами всеми гораздо больше, чем мы им.

— В связи с этим возникает вопрос. Всё-таки цивилизацию, сохранение цивилизации определяет в экзистенциональном смысле личность или общество?

— И личность, и общество, потому что личность, как Вы понимаете, это не индивидуум. Индивидуум — это то, что как атом всегда замкнуто на самом себе. А личность — это то, что открыто обществу. Это лик. У нас, в России, больше выражено личностное, соборное начало. В Германии тоже. Франция — в большей мере страна индивидуалистов, людей, влюблённых в самих себя.

Если мы говорим о святых людях, то это личности, потому что Сам Господь есть личность, par excellence. Мы все эмбрионы и еще не доросли до возраста Христова, но должны стать личностями с большой буквы.

Говоря о странах, надо заметить, что в Германии церкви более полны, чем во Франции. Там есть сильные церковные структуры, которые могут объединить народ и сделать колоссальное добро. 40% зарплаты немцев уходит на пожертвования, то есть, странам третьего мира больше всего жертвует Германия. 80% процентов пожертвований в нашу страну приходит также из Германии.

А во Франции это одиночки, вот почему я сейчас называла Лабепьера, Жана Ванье. Там Церковь не такая богатая, как в Германии. Но «врачи без границ» — это французы по большей части. Они сидят в бразильских тюрьмах, защищают Амазонию, ходят по бидонвилям в третьем мире. Самые смелые, дерзновенные — французы, «мушкетёры», можно сказать. Вот работала в Африке Эммануэль Сёр, ей уже за 90 лет, удивительная женщина! Сейчас ко мне приезжала Анжелика, она, правда, немка, но живёт тоже во всём мире. Она подвизается в бразильских тюрьмах, которые переполнены хуже наших русских тюрем, там проповедует. Один раз её чуть было не убили крестом. И всё равно она счастлива и вновь и вновь возвращается туда с помощью и проповедью.

— Выходит, на Западе можно уже говорить о том, что обряд умер, церкви превращены в музеи вина или ещё в какие-то заведения, как мы видели, например, в Кремсе, в Австрии. Там Музей виноделия занимает подвалы бывшего доминиканского монастыря. А в бывшем монастыре капуцинов XVII века развернута экспозиция лучших вин Нижней Австрии. Это типично для Европы. Но живо всё-таки сердце людей. Возникает вопрос: сколько можно продержаться на этом сердце без таинств?

— Вот именно, что нельзя продержаться. Скажу лично о себе. Я живу в Европе более 25 лет, езжу по всему миру. И есть такие места, где нет православной Церкви, где невозможно причаститься, и если бы сейчас меня не пустили обратно в Россию, то это было бы моей смертью. А люди, живущие на Западе, они всё-таки там выросли, это их земля, и она святая. Ведь говорят: «Франция — старшая дочь Господа». Там столько святынь, столько мучеников, есть основы, на которых можно строить жизнь, есть очень хорошие священники.

Правда, европейским народам грозит физическая погибель, потому что рождаемость в Европе очень низкая. Жители Африки, Азии, Китая — все едут на заработки в Европу. А у них рождаемость, напротив, очень высокая. Кроме того, мусульмане крайне агрессивны, и как верующие они сильнее в своей вере, чем западные христиане.

— Вместе с тем в Ваших работах звучит мысль о том, что Запад всё же многого ждёт от нас, от России, в смысле духовной поддержки.

— Запад не только ждёт, но и получает. Когда я приезжаю на Запад, то о чём я говорю со своими друзьями — с французами, с немцами, с итальянцами? Только о России. Мы читаем книги, ходим на выставки, занимаемся прочими вещами, но говорим только о России, мы живём Россией. Вы посмотрите, ведь сейчас нет настоящей литературы на Западе. Ну кто? Уэльбек что ли? Это не писатель, это так, это как наш Сорокин. Ну нельзя же без конца читать Сорокина и Уэльбека или Виктора Ерофеева! Нет живописи, только какие-то инсталляции. Недавно мы посетили Центр Помпиду, там под заголовком «Творчество и разрушение» были выставлены какие-то треугольники, линии, кубы. Просто выйти на улицу — гораздо интереснее! Вместе с тем, есть маленькие островки, есть Тэзе, например. Это такое протестантское место, куда до сих пор приезжают тысячные толпы молодёжи каждый день, и они поют «Кирие элеисон». Может быть, они не так глубоко молятся, но понимают, что такое молитва.

— Да, но есть и православные монастыри, вот, например, во Франции подворья афонского монастыря Симонопетра на юге страны, где сама жизнь!

— Несомненно, во Франции где-то около пятнадцати православных монастырей, и они очень хорошие. В Германии тоже есть удивительные монастыри, под Дюссельдорфом, и народу очень много туда приезжает. С другой стороны, понимаете, это Запад, и это настолько отличается… Как Вы сказали в начале, и запахов нет, и краски другие, и история другая, и языки. Нашу Литургию по-французски я не могу воспринимать. По-немецки могу немножко. Но всё равно это Запад. И я против всяких концертов, где соединяется православный акафист с харизматической гитарой и приплясыванием впридачу. Это для меня самое страшное.

Понимаете, форма очень важна. В Литургии форма и содержание абсолютно совпадают. А форма даётся и солнцем той страны, в которой мы живём, и землёй, и бытом, и историей. Должно всё органично сочетаться.

Продолжение следует

http://www.taday.ru/text/130 002.html