 |
| Пресс-служба Псковской епархии | 29.12.2005 |
Сегодня министр обороны Сергей Иванов успокаивает потенциальных новобранцев тем, что обещает студентам и многим другим категориям молодых давать отсрочку от службы в армии. Мы знаем, что в армии сейчас служат или те немногие, кто осознанно хочет служить и испытать себя на воинской службе, или те, кто беден и не может откупиться в военном комиссариате от воинской службы. Мы не судьи нашей армейской беде, но общество должно знать и понимать, что если наши мужчины не пройдут армейскую службу, не получат армейскую закалку, если наша армия останется местом, где издеваются и избивают солдата, где старшие чины недобросовестны и равнодушны к подчиненному, то будет ли будущее у нашего государства? Защитим ли мы свою Родину в дни испытаний, или мы не хотим ее защищать?
В Русской Православной Церкви защита Отечества традиционно является подвигом, а воинское служение для православного христианина — долгом. Армия учит христианскому подвигу — подвигу смирения. Один священник в разговоре как-то сказал, что армия его научила знать свое место в этом возрасте и в этом месте. Информационная служба Псковской епархии предлагает воспоминания священников нашей Епархии о службе в армии и их мнения о воинском служении и службе.
Настоятель Свято — Троицкого Кафедрального Собора в Пскове, протоирей Иоанн Муханов:
Я искренне благодарен Господу за все в моей жизни, и за армию — тоже. Я служил в Промежицах, под Псковом, в десанте, в разведроте в 1984—1986 гг. Отслужил там все два года, у меня 21 прыжок, из них десять с Ан- 2, девять — Ил-76 и два — с вертолета. Ил — 76 летает пять часов, мы облетали весь Советский Союз и приземлялись в Пскове. Я служил с прекрасными ребятами. Дедовщина была осмысленная — усиленная физподготовка, не было никакого безумия. Я был воцерковленным человеком, но не афишировал это. Однажды стоял дневальным на КПП, и подъехал мой папа, батюшка. Он был в отъезде и приехал меня проведать. И вот молодой десантник, молодой солдат выходит на КПП, кланяется земно отцу, берет благословение с троекратным целованием, объятиями отцовскими и сыновьими. Все, кто наблюдал, были поражены. И через этот случай у меня появился друг, который крестился у моего отца, игумена Ионы, потом детей своих крестил у меня, и он сейчас один из самых близких мне людей на земле. Его детки — мои крестники, я их и венчал.
Я никогда не был против армии. Я только — за. Сам прошел ее в своей жизни, и мне она дала очень многое: чувствую, что окреп физически, поменялось мое отношение к жизни, укрепилась вера. До армии была некоторая юношеская расслабленность, а в армии она прошла. Годы в армии не считаю выкинутыми, и я, в полном смысле слова, говорю от чистого сердца, что армия была суровая, серьезная, интересная, с профессиональной подготовкой каждый день. И офицеры у нас были интересные и хорошие командиры, я был в прекрасных войсках, откуда вернулся старшим сержантом, был командиром взвода. Мне армия принесла пользу.
Для молодого человека служение в армии было священным долгом. Разве плохо Родину защищать? Это замечательно, это прекрасно. Правда, не все люди способны служить в армии, и контрактники, возможно, тоже не выход. Может быть, для других государств, где это давно организовано — нормально, а для нашего — я сомневаюсь. Вот если бы была срочная служба с содержанием, и солдат знал, что, отслужив два года, он получит приличное выходное пособие, не потеряет два года жизни и, не дай Бог, саму жизнь. Почему контрактникам надо платить, а срочникам — не надо? Возможно ли платить срочникам? Тогда не нужны будут контрактники. Я был сержантом и получал 17 рублей командирских, и за каждый прыжок — 3 рубля, и мне хотелось прыгать. Из армии вернулся с большими деньгами. Сейчас можно сожалеть, что наши дети охладели к армии. Думаю, надо заинтересовать будущих солдат армией, раз сегодня рубль так важен, заинтересовать денежным пособием: если на предприятии едут в командировку, там и командировочные и т. д., а в армии в суровых условиях, почему бы не платить и срочнику? Он придет из армии, у него уже будет какой — то начальный капитал, какой — то достаток. Но все — таки первоочередное — это совестливое отношение всех полководцев. И чтобы офицеры относились по совести к своей службе. К сожалению, сейчас рассказывают такие вещи об армии, что просто трудно поверить. К сожалению. Но у меня осталось от армии только доброе.
Протоиерей Михаил Мельник, настоятель храма Воскресения Христова в Орлецах, духовник Псковской епархии:
Номер своей воинской части я никогда не забуду — 44 156. Я шел в армию как в рай. Это же подвиг — служение в армии. И отец мне сказал: «Служи, чтоб не было на тебя жалоб». Нам деньги выдавали. Я зарабатывал сто рублей, 33 рубля высчитывали за пропитание и обмундирование, остальные делили на пополам — выдавали на руки, а другую — на лицевой счет. А я знал, как жил отец, семья была большая, восемь человек, с 1961 года в армию пошел до 1964 года, потом уже было полегче. Однажды мне надо было послать деньги, а почта в городе, служил я в Казахстане. Взводный меня отпустил, но не стал сопровождать. Послал деньги, иду в воинскую часть, меня патрули остановили: «Вы, солдат, что здесь делаете?- Иду в воинскую часть, посылал деньги домой. — А где сопровождающие?». Была зима. Завели меня на «губу», ремень сняли, заставили туалет почистить, потом позвонили в воинскую часть, о моем поведении спрашивали, переговорили, я часа два — три посидел, и отпустили.
Не к чему было придраться. Мне лично не пришлось терпеть никакой дедовщины. Были случаи, делали темную — одеяло на голову, и кто руками, кто кулаками, кто сапогами — кого невзлюбят, или кто украл. Сами разбирались.
Я служил в стройбате, и нам платили за работу. Так что первое время: кирка, лопата, лом — и весь диплом. Рыли котлован под пожарное депо семь на семь и глубиной три метра. А грунт был с камнем, тяжелый. Рыли отбойными молотками. Потом плотником был: строили дом, настилали полы, меня взяли учеником электросварщика и газосварщика. Сколько я этих «зайчиков» нахватался. Глаза сколько терпели от этого: ночью ляжешь, больно, не уснуть, потом пойду в лазарет, закапают альбуцида, и сплю нормально.
Получали мы неплохо, некоторые уезжали после армии на машинах, особенно те, кто работал на бульдозерах. А там, где я служил, рыли рудники урановой руды открытой разработки. Кормили нас хорошо, но первые дни мне было не привыкнуть к местной пище, она мне казалась недоваренной, сырой. Потом настолько привык, что только давай побольше, просил добавки. В отпуск меня отпустили — на руках 275 рублей. Когда был в отпуске, то отцу положил на стол 100 руб., а 175 руб. себе взял на билеты, и когда домой ехал, то в ресторане был: есть — то хочется, возьму себе пятьдесят грамм коньяка, а сам думаю: «Много нельзя, а то домой не доедешь». Господь вразумлял.
В армию я пришел с весом 68 килограммов, а вернулся из армии — 75. Когда демобилизовался, мне было 22 года, у меня на лицевом счету — 558 рублей. Богач. Мы платили со своих заработков за обмундирование, питание. И наш замполит седьмой роты говорил, что мы для правительства, для вооруженных сил самая дешевая армия, потому что мы сами себя кормим. В войсках получали 3.80, но они были на полном государственном обеспечении, а мы сами себя кормили, сами себя одевали и обували. При демобилизации мне дали 558 руб., из них 400 руб. бумажку — аккредитив, чтобы я не потерял где — нибудь деньги, а остальные 158 руб. дали наличными.
Архимандрит Павел (Кравец), благочинный, настоятель храма Покрова Божией Матери в Дедовичах:
Для меня армия, к сожалению, была не исполнением гражданского долга. Для меня армия была наказанием. Потому что меня, студента Одесского Технологического института взяли в армию перевоспитать, как потом я обжаловал, и мне ответили из Политуправления: в виду того, что я верующий студент в советском вузе и меня необходимо было перевоспитать. Но в то же время, я не воспринимаю армию, как наказание — было общение со сверстниками. Было и жутко, когда перед всем строем воинской части, где — то двенадцать рот, на стадионе был отдан мне приказ снять крест. И когда я отказался снять крест, сказав, что выполняю разумные приказы, а этот приказ не входит в разряд разумных, то командир части подошел и с такой злостью рванул мой крест, что у меня надолго остался шрам на шее от цепочки.
В армии я получил очень многое, хотя, уже можно признаться, я хулиганил. Удирал в самоволку по большим праздникам. Удирал в храм, на Литургию: Архиепископа Павла из Астрахани перевели тогда, и он стал моим духовным отцом.
Сразу после армии он меня постриг в монашество, рукоположил, и переход от армии к гражданской жизни у меня не получился, а сразу переход от армии — к духовной жизни. Так что я благодарен армии.
Игумен Спиридон, Свято — Благовещенская Никандрова обитель:
Служил в строительных частях, штукатурил, и сейчас приходится показывать нашим работникам, что и как делать. Год служил в Узбексистане, год — под Москвой. Армией я, в общем-то, доволен. Там отношения во многом зависят от того, как себя поведешь, как относишься к окружающим. Если ты молодой — тебе нужно смиряться, если ты слишком заносчив — тебя будут смирять, поэтому надо знать свое место, и что можно, а что нельзя.
Игумен Макарий, Свято — Успенский Святогорский монастырь:
Я призывался из церкви. После школы пошел в церковь прислуживать алтарником, и у меня справка для армии из церкви. И в армии меня все как-то уважали. Служил на Кольском полуострове, в Мончегорске.
Вставал на молитву ночью, когда все спят, набирал фляжку воды, она была святая, я верил и знал, что все естество освещается, и у меня не было такого маловерия, что надо идти в храм и освещать. Все реки, все источники все Божье, все освещается. У меня фляжечка с водой всегда была. И мне никто не запрещал молиться. И акафисты, особенно в выходные дни, сядешь в Ленинскую комнату и читаешь. Или лежа, в казарме, как получалось.
Я был сержантом, и у меня в отделении никого не притесняли. Был один баптист, отказывался присягу принимать. Его стращали, стращали и дизбатом стращали, но потом вызывает меня начальник штаба: «Сержант Швайко, вот такое дело, если не уговорите принять присягу, то никаких увольнений и отпусков». А какие в Мончегорске увольнения? Я и не ходил, и в отпуск ни разу не ездил, хотя было 12 поощрений, из них три отпуска. Вот мне и сказали: пока не будет подпись солдата под присягой… Ну, мы с ним поговорили, как верующий с верующим: у нас тоже у православных Закон, тоже клясться нельзя. Баптиста я уговорил, клятву не надо было произносить, а надо было расписаться. Он все понял, расписался.
Священник Димитрий Куминов, секретарь Епархиального управления:
Служил я в Печерах, в десанте, отдельный учебный полк с 1992 по 1994 годы. Армия ставит любого человека, особенно молодого, когда он остается один на один сам с собой, со всеми своими недостатками, добродетелями в условия, очень непростые. Все протекает на весьма ограниченной территории, вся армейская жизнь в казарме, в мужском коллективе, где все обостряется, все качества человеческие. Слабые ломаются, какие -то шероховатости характера пообтесываются.
Все, что есть доброго в человеке, сразу обнажается, и, наоборот, все, что есть недоброго, греховного тоже выявляется. И открываются такие неприятные вещи, которые в других условиях нормальных, комфортных человек никогда бы и не узнал про себя. Я — верующий человек, молюсь, полгода жил в монастыре, и оттуда ушел в армию. Для меня армия, в первую очередь, была школой мужества, когда я должен был привыкнуть все делать сам. Практическую часть я должен был делать сам: отжиматься, бегать, но особую сложность представляет в армии общение. Поставить себя так, чтобы тебя уважали, не упасть лицом в грязь — в мужском коллективе это одна из сложнейших задач.
Мои успехи, как верующего человека, а я успевал в воинской службе, естественно, были бельмом в глазу. У меня были во всех областях службы хорошие показатели, меня отпускали в увольнительные, начальство ко мне относилось как к разумному человеку, спрашивали у меня совета, беседовали на религиозные темы. А мои товарищи, которые были в подвигах воинской службы ниже и хуже, завидовали. В греховном мире любой человеческий успех другим человеком воспринимается болезненно, и это закон, к сожалению.
Как у человека верующего, у меня не было проблем, офицерский состав уважал меня, а жизнь монастырская учит рассудительности — в армии эти вещи ценятся выше всего. Воин должен быть рассудителен, потому что в армии приходится много думать головой. В нынешней ситуации избежать дедовщины невозможно, потому что это явление, свойственное жизни общества. Там, где нет должного взаимодействия между офицерским и солдатским составом, неизбежно возникают неуставные отношения. В противном случае, все рассыплется.
Меня били, я не отвечал, пока был молод, но пришло время — стал отвечать, когда стал «дедом». Иначе тебя на нормальном языке, не понимают. В армии процентов на 90 слов не понимают, поэтому приходится вразумлять. Люди приходят в армию из другой жизни и за краткий срок нужно сделать их воинами, а в большинстве своем, они привыкли жить по собственному желанию, здесь же нужно ходить строем, выполнять приказы, есть из общего котелка и делать все по команде. Быстро перестроиться не получается, и поэтому приходится убыстрять процесс физическим воздействием, или упражнениями. В моем случае — крайность, когда человек не понимал иначе. Но если я не добьюсь результата — с меня спросят.
Идти в армию или не идти — однозначно не ответишь. Разные люди. Для отдельных людей, творческих, армия противопоказана, как, например, быть музыканту, если ему в армии пальцы переломают? Для кого — то армия полезна, кого — то сломает. Много зависит от военкоматов, они, подобно старцам монастырским, должны подходить к этому делу — призыву в армию. Армия дает практическую закалку, человек учиться делать в любой ситуации то, что необходимо: будь то хозяйственный вопрос, будь то выяснение отношений, или организация собственной жизни, самодисциплина, а также отказ от вещей, не имеющих ценности для человеческой жизни, и проверка тех ориентиров, которые в армии проверяются. И все наклонности проявляются. В армии надо от чего — то отказываться, искать компромисс, чтобы найти свое место, свою нишу, приемлемую для тебя. В армии с особой остротой понимаешь, что ты стоишь на самом деле. Экстремальные ситуации порождают четкую самооценку, даже если сам человек не понимает, окружающие это видят.
http://www.pskov-eparhia.ellink.ru/browse/show_news_type.php?r_id=938
