О перезахоронении останков генерала А.И. Деникина и философа И.А. Ильина говорят Ю. Лисица и Филип Гриер

Прошедшая в октябре этого года «Акция национального примирения и согласия», в рамках которой были возвращены на Родину и перезахоронены останки генерала А.И. Деникина и философа И.А. Ильина, всколыхнула общество и породила целый ряд ожесточенных дискуссий — от вопроса о судьбе тела Ленина в Мавзолее и перезахоронении других общественных деятелей до переоценки исторических событий начала 20-го века. Спекуляций на эту тему может быть сколько угодно, но чтобы серьезно обсуждать затронутый круг вопросов, надо понять, что двигало людьми, создавшими этот прецедент. Какой исторический смысл вкладывали в свое деяние организаторы акции? Почему именно эти два человека удостоились такой чести, что спустя полвека благодарные потомки подъяли непростой труд по перезахоронению их останков на Родине? Если имя генерала Деникина более узнаваемо, то фигура философа Ивана Ильина вызывает больше вопросов. Их мы и адресовали устроителям и гостям этой акции.

Отвечает многолетний исследователь, собиратель и издатель творчества Ивана Ильина, его душеприказчик и руководитель российской делегации в Швейцарии, перевозившей останки Ивана и Наталии Ильиных доктор физ.-мат. наук, заведующий кафедрой религиоведения Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета Юрий Трофимович Лисица.

— Как Вы относитесь к возвращению останков генерала Деникина и философа Ильина на Родину?

— Я думаю, что эта акция имеет огромное историческое значение. Я давал интервью РТР и сказал слова, которые потом не были показаны, поэтому повторю вам: «В мире иногда случаются события, вероятность которых равна нулю. И они все-таки происходят. Именно на такие события люди обращают особое внимание, видят в них глубокий смысл. А сами события имеют очень серьезные нравственные последствия. Таким событием и явилось перезахоронение останков Ивана Александровича Ильина и генерала Антона Иваноыича Деникина с супругами».

Всем известно, что Ильин был прозорливым человеком, еще в 1948 г. он описал всю нашу нынешнюю жизнь: как будет происходить расчленение России, как будут перемещаться народы, как иностранная валюта будет ходить в нашей стране и т. д. Мы теперь сами — свидетели, уже не надо решать, верить этому или нет. Мы просто это все видим. Но Ильин не предвидел одного — своего перезахоронения на Родине. Нигде в своих произведениях он не касался этого — он был очень скромным человеком. Но не только поэтому. Это то, что сербы и хорваты могли бы выразить словами: «Cе — невероватно», украинцы: «Це — неможливо», англичане: «It`s unbelievable». А русские сказали бы лучше всех — «Не верится!» — даже после того, когда все уже произошло.

Потому что по земному, по человеческому такое невозможно сделать, это — дар Божий. Поэтому мы должны благодарить Бога, и лучше всего сказать словами Ильина, последними в его жизни, которые были написаны на его надгробном камне в Цолликоне (Швейцария) — «Спасибо Тебе, Вечная Доброта!»

— Какие же были трудности на пути осуществления этой акции, которые, как Вы говорите, невозможно было преодолеть чисто человеческими усилиями?

— Во-первых, Швейцария далеко не мгновенно дала разрешение на перезахоронение Ильиных. Швейцарцам в голову не приходит, что из такой богатой благополучной страны люди могут эмигрировать, даже с кладбища. Я, когда однажды так сказал, потом ужаснулся, потому что, если бы противники этого гражданского деяния захотели, они могли бы раскрутить мою фразу. Но недоброжелатели привели в СМИ только одну цитату из письма супруги Ильина, Наталии Николаевны: «Странно, что большой ученый и патриот России лежит в каком-то Цолликоне» (пригород Цюриха, прим. ред.), и не повлияли на развитие событий.

Во время переговоров со швейцарскими властями меня спрашивали: «А для Вас лично что это означает?». Я отвечал — «Странный вопрос». Один католический священник, Вольфганг Офферманс, написавший первую книгу об Ильине, назвал ее так — «Человек, обрети значительность! Жизнь и творчество Ивана Ильина в свете духовного спасения человечества». То есть, творчество Ильина имеет значение для всего человечества. Такое событие имеет значение для всей России и русского народа, а потом уже для меня как для русского, как для живущего в России и на этой земле. Неужели правильно оценивать мнение одного отдельно взятого человека? Это — национальная культурная акция.

Швейцарская сторона особо подчеркнула то, что положительное решение о выдаче останков Ильиных принято в исключительном порядке. Наше Посольство практически все организационные трудности взяло на себя, санитарный кордон и т. д., я выступал как душеприказчик. Российский атташе по культуре, замечательный человек Константин Александрович Нефедов потом признавался, что сделать все было невероятно трудно.

28 сентября нашу делегацию приняла администрация г. Цолликона — община, именно в такой форме осуществляется там местное управление. Встреча прошла очень торжественно. Мы все были очень растроганы.

В православном храме в Цюрихе мы впервые увидели гробы с останками Ивана Александровича и Наталии Николаевны, все присутствовавшие там были глубоко потрясены, на их лицах лежал отсвет того великого, что совершалось перед ними. Началась панихида. А потом священник о. Олег (Батов) в своей проповеди упомянул слова Ивана Шмелева из письма Ильину в 1936 г.: «Где-то свидимся?.. — Если бы в Москве!.. — Что Господь даст». И они свиделись — 3-го октября 2005 г. в Москве спустя полвека, в Донском монастыре в день рождения Ивана Шмелева. А еще батюшка сказал тогда: «Ильин был само „поющее сердце“. Это сердце пело две песни — о Боге и о России».

— Как дальше развивались события, что еще из происходящего невозможно объяснить одними только человеческими усилиями?

— Происходили удивительные совпадения. Ильин жил в Москве в Крестовоздвиженском переулке. Его эксгумировали 27 сентября в день Воздвижения Креста Господня. Когда я говорил об этом, люди удивлялись. Когда наша делегация прибыла в Женеву — оказалось, что храм, в котором была отслужена вторая панихида по Ильиным, называется Крестовоздвиженским. На панихиде в Женеве совершенно внепланово присутствовал митрополит Лавр, глава Русской Православной Церкви За рубежом. После панихиды он рассказал, что ему довелось знать священника Д. Чубова, у которого исповедовался Ильин, что еще живы некоторые слушатели лекций Ивана Александровича, прихожане этого храма. То есть — все было не случайно.

Затем наша делегация направилась в Париж. Там тоже служили заупокойную службу в Соборе Александра Невского на рю-Дарю. Храм и прилегающая территория были до отказа заполнены народом. Во время службы на гробе Деникина лежал флаг — триколор, а на гробе Ильина лежал большой крест. По окончании панихиды в храме Никита Сергеевич Михалков, министр культуры Александр Сергеевич Соколов, Зураб Михайлович Чавчавадзе и другие члены нашей делегации подошли к гробу Деникина, а я почувствовал, что мне нужно подойти к гробу Ильина и направился к нему, все расступились, подошел также ректор Уральского института бизнеса имени И. А. Ильина Александр Максимович Миняйло, член правительства Москвы Виктор Александрович Двуреченских и предприниматель Алексей Юрьевич Трубецкой. И мы вчетвером вынесли гроб во двор. Во дворе еще раз провели панихиду. Как только пропели вечную память третий раз, с неба… даже не капли, какая-то роса опустилась и покрыла гробы. И мы снова плакали, прикладываясь к ним. Как только гробы погрузили в машины и повезли в аэропорт — этот дождик прекратился.

— Как возвращались на Родину?

— В самолете при пересечении границы России хор Сретенского монастыря грянул стихиру «Всем святым, в земле Российской просиявшим…». Это была идея Александра Александровича Трубецкого, внука философа Евгения Николаевича Трубецкого. В самолете все встали — верные сыны России вернулись на Родину.

То, что происходило в Донском монастыре — торжества и само перезахоронение — тоже было на грани фантастического. Подготовительная комиссия заседала три месяца. Но по многим пунктам программы были недоработки. Однако все прошло очень торжественно и с достоинством. Военные выступили блестяще — марши и оркестр, песни, воинские почести, салют и т. д. Это действительно был праздник — радость свершившейся справедливости. Красивейшую, надолго запомнившуюся очень трогательную речь сказал Никита Михалков. Мэр Лужков говорил искренние, проникновенные слова, причем вначале сказав «российский народ…», поправился — «русский народ…».

Первый раз в жизни я ощущал, что несмотря на то, что я ничего не планирую заранее, все будет правильно. Мы с женой зашли в большой храм Донского монастыря последними, а выходили — оказались на ступеньках в тот момент, когда мимо проносили гроб Ильина, я подставил плечо и понес его. Потом мой сын неожиданно оказался рядом и меня сменил. Когда гробы опускали в свежевырытые могилы, я просто плакал.

— Этот день — 3-е октября 2005 года был особенный и по природным явлениям…

— Да, отец Борис Левшенко потом объяснил, что в этот день было частичное солнечное затмение — на солнце можно было смотреть обычными глазами. День стоял совершенно дивный. Небо играло отраженными солнечными лучами. Как только начали засыпать гробы, на них медленно опустился золотистый листопад. Я не фотографировал тогда ничего, не хотел отвлекаться, я знал, что душа человеческая запечатлеет все лучше камеры. И оказался прав. И вспомнил слова Ильина: «Излюбленные места посещений Господних — это храмы и панихиды». То, что это — посещение Господне — ощущали все. И какие это были люди вокруг! Пришла именно настоящая национальная элита, которая понимала, что к чему. Не было ни записных ура-патриотов, ни коммунистов, они куда-то испарились. Из приглашенных пришли практически все. Многие из них могли бы присоединиться к словам протоиерея Владислава Свешникова: «Наконец-то мы это сделали!»

Была необыкновенная радость и необыкновенный порядок, который обеспечил, кстати, мэр Лужков. Он же и предоставил самолет Правительства Москвы, что сэкономило половину расходов, потому что транспортировка очень дорогая.

На следующее утро, я перед работой решил зайти в Донской, еще раз посетить могилы. Зашел, помолился, иду к выходу — а передо мной выросли два здоровенных охранника — «Как Вы туда прошли?! Проход закрыт!» То есть я шел мимо, и ни они меня не заметили, ни я — их с расстояния двух метров. Всех, кто пытался в тот же день попасть на могилы, — никого не пустили.

Можно ли было все произошедшее по-человечески задумать, прописать и реализовать?

— Да, действительно, вряд ли возможно это повторить…

— У Ильина есть слова: «Нам нужен трезвый оптимум — лучшее из возможных решений». Но эта акция осуществилась даже не как «трезвый оптимум», а как самое лучшее решение. Я потом задавал людям вопрос: «Что можно было бы изменить, чтобы улучшить это мероприятие?» Никто не смог ничего добавить. Все сложилось так, что лучше не придумать.

Я рассказывал своим студентам в Свято-Тихоновском институте и в РУДН, что это — совершенно новый опыт для меня. Есть умственная деятельность, чувства, волевой компонент, а это — религиозный опыт. Где бы вы не встали на службе, вы все равно оказываетесь в нужном месте в нужное время. Вы отдаетесь этим событиям, и все складывается наилучшим образом. Это было даже не физическое, а сердечное ощущение какой-то благой силы. У меня возникло подобное ощущение только однажды, когда я на Афоне встал на колени помолиться перед Иверской иконой Божией Матери. Это бывает, когда человек сталкивается с такой реальностью, которой мы в повседневной жизни не видим.

— Рассказывают, что были и контрпримеры…

— На службе получилось так, что я и три приглашенных мною человека опять-таки случайно оказались стоящими рядом. Перед нами стоял у гробов один известный депутат Государственной Думы, его сморило, он вышел бледный, сопровождаемый охранниками, не дождавшись «Вечной памяти». Это тоже показательно. Мы — на небесах, у нас — радость, а человек убегает от всего этого. Доказывать в данном случае уже ничего не надо. Я ничего не прибавляю, и не убавляю.

— Приходилось слышать комментарии, что перезахоронение останков Ильина и Деникина — PR-акция правительства, а не общественная гражданская инициатива?

— Впервые вопрос о перезахоронении Ильина был поднят более 10 лет назад Тамарой Михайловной Полторацкой.

Тамара Михайловна Полторацкая — вдова главного исследователя и популяризатора творчества Ильина Николая Петровича Полторацкого, который знал Ильина, с ним переписывался, организовал в Мичиганском Университете (США) архив философа, состоящий из 100 коробок. По завещанию Ильина этот архив должен быть передан его родному Московскому государственному университету, юридическому факультету, где он сам учился и работал, но только когда во власти в России не будет коммунистов.

Полторацкие являются душеприказчиками Ильина. Тамара Михайловна сказала: «Пока мы живы, мы должны перезахоронить Ивана Александровича на родине». Мы изыскивали возможность это сделать. Она передала мне соответствующие юридические права, ей самой уже 85 лет. Единственным ее условием было согласие Русской Православной Церкви на это деяние, и оно было получено.

Тележурналист Алексей Денисов 10 лет назад выпустил фильм, где было сказано о том, что в 2005 году заканчивается аренда земли на кладбище, где захоронен Ильин, и к нам обратилось много людей со словами поддержки и инициативами по этой проблеме. То есть общественное мнение уже было подготовлено. К этому моменту мы уже издали 26 томов Ильина, никакому философу такое не снилось. Теперь все имеют возможность читать его произведения, многие их цитируют. Не потому, что, как сказал телеведущий Соловьев, «это — модно», а потому, что: почитайте Ильина, — и вы тоже будете его цитировать, если только Вы с головой и с любовью к России.

Сейчас, например, создается Общественная палата. Ильин в проекте будущей российской конституции (1938 год) об этом писал, не знаю, читали ли ее те, кто принимает решения, но очень похоже, что это его влияние.

— Как возникла идея о перезахоронении Деникина, и как эти два начинания оказались связаны?

— Параллельно в 2002 году была озвучена инициатива дочери генерала Деникина о перезахоронении отца. Вопрос об Ильине уже обсуждался, а эта инициатива подхлестнула его решение. Здесь обнаруживается таинственная, мистическая связь этих двух людей. С одной стороны — воин, главнокомандующий Белой армии, с другой — гражданин, идеолог Белого движения. Один — из низов, герой Первой мировой войны; второй — аристократ, блестящий ученый, но оба — личности крупного масштаба. Их жизненные пути соединились и закончились на родине. Никто заранее это не продумывал.

Был момент, когда нам казалось, что будет дано согласие на перезахоронение Ильина, но не Деникина. Дочь Деникина приняла российское гражданство и обратилась лично к президенту России, который пообещал этот вопрос решить. Теперь, благодаря обещанию президента, уже Деникин «помогал» Ильину. Когда редактор «Завтра» Проханов (кстати, в этой газете произведения Ильина никогда не публиковались) комментирует в духе: «Деникин и примкнувший к нему Ильин…», это значит, что он абсолютно ничего не знает. К слову, даже откровенные недоброжелатели этой акции не осмелились ерничать в адрес Ильина, а вот «наш» смог.

На рассуждения о том, что это был PR правительства, можно ответить вопросом: «Что из идеологии Ильина о правосознании, православном государстве, монархическом правлении современное демократическое правительство могло бы „пропиарить“?!» Наши «левые» и «правые», либералы и «патриоты» прохановского толка (которые запросто аппелируют к «духовности» в виде тела Ленина и одновременно многозначительно приводят вырванную из Евангелия цитату), просто не понимают, о чем это у него написано.

— Можно сказать, что в обществе наблюдается определенное невежество в вопросах идеологии и истории?

— К сожалению, мы «выучены» истории с точки зрения марксистско-ленинской, по советским учебникам. Представления наши очень превратны. Сюда накладывается невежество или ангажированность журналистов, комментирующих события в СМИ. Можно себе представить, насколько искаженная историческая картина складывается в головах людей, потребляющих их «информацию».

12 лет назад в 1993 году на нашей презентации первой книги Ильина в ЦДРИ отец Дамаскин (Орловский), который был единственным представителем Церкви, пришедшим тогда, хотя мы многих приглашали, сказал: «Шмелев и Ильин пришли в Россию последними, а стали первыми». И еще такие слова: «Исследуя новомучеников, я понял, что все, кто вне Церкви, не могут восстановить истинные исторические события. Они говорят так, как слышали по радио, как читали в газетах».

Мы выучили, что Деникин — белогвардеец, «руки по локоть в крови» и т. п. А то, что во время Великой Отечественной он из-за границы предлагал свою помощь советскому правительству и армии, и ему отказали, не знаем. У Троцкого, значит, не были руки по локоть в крови, когда он повсеместно казачество уничтожал.

О белых редко когда доброе слово услышишь. А представьте себе, что не было бы Белого движения. Это значит, что всю эту смуту, навязанную нам Интернационалом, мы бы проглотили, как безропотные ягнята. Так хоть кто-то дал отпор. Белое движение было настоящим патриотическим эксцессом.

— Понятие о том, кто настоящий герой, может быть сформировано с точностью до наоборот? Людей можно распропагандировать как угодно?

— Лидер КПРФ Зюганов говорит, что Ленин всегда останется национальным героем, как Петр I, как Суворов… Почему?.. Ведь даже с точки зрения большевиков это не логично. Настоящий герой революции — Троцкий. Он делал революцию, как большевистский деятель был выше Ленина. «Уроки Октября» он написал. Ленин приехал на все готовенькое. Троцкий, Свердлов вершили все дела. Но Сталин сказал, что Троцкий — это плохо, и убил его. И мы выучили. Если мы последовательные красные, то не Дзержинскому надо памятник восстанавливать, а именно Троцкому. Троцкий — организатор Красной Армии, которая в три раза по численности превосходила белую. Он насильно эту армию собрал, расстреливал, если, кто не хотел мобилизовываться. Потом, кажется, Мельгунов или фон Лампе сказал, что если бы белые были такие же жестокие, как красные…, не известно еще, как бы все кончилось. Победило в конечном итоге Харьковское ЧК. Там кровь человеческая была на метр глубиной. Самая страшная бойня была в Харькове, страшнее, чем в Москве на Лубянке и в Питере на Гороховской улице.

Или, например, настоящий создатель Первой Конной Армии — кавалерист Миронов — был репрессирован и забыт. А Буденный и Ворошилов, которые его подсидели, сейчас считаются героями, и мы про них песни до сих пор поем. Оба во время Великой Отечественной проявили себя как бездари. Нас научили, как попугаев, повторять, что они герои, мы и защищаем заученные ложные имена. А «настоящего героя» с точки зрения красных Миронова никто не помнит (к слову, о нем написал одну из своих лучших песен «Бывший подъесаул» И. Тальков). Америку ругаем за двойной стандарт, а сами с ним живем.

А наши «академики Лысенко» от телевидения, рассказывающие о пшенице, у которой на одном стебле вырастет три колоска и будет в 3 раза больше урожай? Есть статья Ильина, написанная через 3 недели после октябрьского переворота, посвященная юнкерам, защищавшим Кремль от большевиков. Она упоминается в буклете, который был напечатан к нашему мероприятию. По 2-ому каналу журналист цитирует наш буклет и говорит: «Цитата посвящена юнкерам, защищавшим Зимний Дворец». У него перед глазами правильно написано: «Москва, Кремль». Просто так все заучили, что юнкера если что защищают, то именно Зимний Дворец. Прав был отец Дамаскин — кто вне Церкви, вне Истины, всегда будут говорить нам неправду даже из лучших побуждений. У меня есть еще такой афоризм: «Ложь всегда бывает слухом, а правда — никогда».

— «Эхо Москвы» и «Радио Свобода» предлагали перезахоронить Троцкого… Со своей стороны, они, получается, правы?

— Да, он для них — национальный герой. Была передача, где американские журналисты встречались с внучками Троцкого и спросили их: «Какая черта характера Вам больше всего нравится в Вашем дедушке?» А те отвечают: «Его гуманизм». (!) И журналисты были удовлетворены. В США собрание сочинений Троцкого издано на английском языке, Вы не поверите, в 100 (!) томах. Что там такого ценного в его трудах, какие мысли о коммунизме могут так интересовать американцев, что 100 томов перевели на английский язык?!

— Проводятся также параллели между Ильиным и Лениным, один — белый идеолог и государственный мыслитель, другой — красный…

— Да, только они совершенно не похожи. У Ленина строчки невозможно прочитать, любая строчка — бессмысленна. У Ильина любая строчки наполнена глубочайшим смыслом. В 1909 году Ильин написал разгромную статью на пару страниц о книге Ленина «Марксизм и эмпириокритицизм». Ильин показал, что прежде, чем что-либо критиковать, нужно знать, что свое собственное предложить. Более того, надо хорошо разбираться в той же философии Беркли, Маха, чтобы что-то им возразить. Но кроме ругани и бранных слов по поводу всех и вся в этой работе Ленина ничего нет.

В 1918 году Ильина арестовали за связь с Добровольческой армией и хотели его расстрелять, тогда вся интеллигентная Москвы встала на защиту ученого, недавно ставшего известным благодаря блестящей защите диссертации о Гегеле в университете и публикациям. Его оправдали за недоказанностью вины. В 20-ом году Ильина вновь арестовали. К Ленину обратился Алексей Яковлев, сын Ивана Яковлева, чувашского Ломоносова, друга семьи Ульяновых, который в свое время хлопотал за Александра Ульянова. Яковлев сказал: «Немедленно освободить профессора Ильина!». И Ленин не дал его казнить, а своим соратникам сказал, что вот Ильин написал великую книгу о Гегеле, когда вы напишите такую же о Марксе, тогда я с вами буду разговаривать.

Ленин пек свои работы, как блины, а Ильин подолгу оттачивал свой труд. «Аксиомы религиозного опыта» писались 33 года. А какой поэтический язык! «Поющее сердце» — это же что-то фантастическое! Где Вы найдете такую поэзию у Ленина? И. Шафаревич говорил, что Ленин всего добился в своей жизни как политический деятель. Чего же он добился? Все его идеи рухнули через 70 лет. А Ильин в одиночестве, в изгнании продолжал бороться, и оказался прав в своих выводах спустя полвека.

— Ильин был по своему собственному определению «одинокий художник»?

— Один исследователь из Екатеринбурга сопоставил Ильина с Пушкиным, выделив такие общие черты, как ясность изложения и стремление к совершенству. Эти аналогии очень точные. Дальнейшие аналогии более сложны. Пушкин явился России в минуты ее взлета, государственного, духовного, во времена Серафима Саровского, победы над Наполеоном, расцвета поэзии. Пушкин был литературным символом эпохи, золотого века. Поэтому он был всем созвучен, и мы его называем национальным поэтом.

А Ильин явился в эпоху самого страшного падения России — государственного, социального, религиозного, в период гонений. Он, не взирая ни на что, не был заражен идеями социализма, коммунизма, революционными настроениями, безбожием и отстаивал все русское. Отстаивал Святую Русь, которая, как Китеж-град, ушла на дно озера, дожидаясь своего часа. Он сохранил для нас этот идеальный образ России вопреки всему. Ильин предвидел, что большевики падут. Он не только критиковал их, но и предложил свою альтернативу — нарисовал, каким должен быть русский народ. Он любил русский народ, написал целую поэму о нем — «Три речи о России». Ни об одном народе так красиво не написано, как в этой брошюре Ильина. Конечно, он и критически относился к русскому народу, к его слабостям, хотел, чтобы они были преодолены. Ильин не был ослепленным человеком. Он говорил: «Что такое национализм? Это — любовь к своему народу, который ведет духовную жизнь». Душа русского православного человека созвучна мыслям и жизни Ильина. Поэтому мы называем его национальным мыслителем. «Служить России и только России…» — было смыслом его жизни.

Бердяев, Зинаида Гиппиус высказывались, что Ильин озлобленный, что это «ЧК во имя Божие…». В нем просто было достоинство и настоящее предстояние Богу, о которых он всегда говорил. А в жизни Ильин был очень нежным и внимательным человеком.

— Сейчас появляется много инициатив, подобных этой акции, что Вы можете сказать об этом?

— Это перезахоронение — событие чрезвычайное. Повторить его невозможно. В него невозможно было поверить, но тем не менее оно произошло. Мне совершенно очевидно, что если бы не было людей, для которых эта перезахоронение было лично очень нужно и важно — это, прежде всего, Тамара Михайловна Полторацкая и Марина Антоновна Деникина; это многие представители русской эмиграции из США, Франции, Швейцарии, Канады; это Г. Полтавченко и Н. Михалков, это удивительная женщина, потрясающий организатор и знаток русской эмиграции Е. Н. Чавчавадзе (документальный сериал которой «Русские без России» демонстрируется сейчас по каналу «Культура»), это талантливейший режиссер А. Г. Денисов, и многие другие (когда-нибудь я напишу обо всех), то даже при самых благоприятных условиях ничего бы не удалось. И тут снова приходят на ум слова нашего великого мыслителя Ивана Александровича Ильина из «Творческой идеи нашего будущего»:

«… один человек с духовным характером есть уже целый остров в бушующем море;… два таких человека, сговорившихся в крепком и верном жизненно-смертном единомыслии, образуют начало материка; а орденский союз, сплотившийся из таких людей, может все и для него нет невозможного».

Отвечает почетный гость мероприятия, декан философского факультета и факультета русского языка и литературы университета Дикинсон (США) профессор Филипп Гриер.

— Вы — иностранный гость, с точки зрения стороннего наблюдателя, лишенного патриотического воодушевления, — что такое русская философия и какое место она занимает она в системе философской науки мира?

— Ответ на этот вопрос очень усложняется в 20-м веке, но начало оригинальной русской философии, наверное, можно связывать со славянофилами. Они ставили и развивали особые, главные вопросы и темы русской философии. В основном: «Как жить?». Самый старый философский вопрос, начиная с Сократа, а то и раньше. Но русские славянофилы начали развивать теорию цельности человека, таким взглядом на человека как раз и отличается русский философский «инстинкт». Потому что русские философы на протяжении более 100 лет искали «интегрированное» представлении о жизни и «интегрированное», т. е. цельное, не расщепленное представление о человеке. Русские критиковали западных философов за то, что те доводили логическую сторону до совершенства, и совершенно игнорировали баланс, гармонию между этической, религиозной, эмоциональной составляющей человека и жизни, и разделили, расщепили эти области друг от друга. Ваши философы всегда искали возможность представлять эти стороны человеческой жизни и сознания как единое целое. Это — главное основание русской философии как особой традиции в этой науки и стиля мышления в ней.

Но с началом 20-го века эта картина искажается, появляются марксисты, последователи Спинозы, экзистенциалисты и т. д. Сохраняется, конечно, и что-то типично русское, не заимствованное, например, философия Булгакова, Флоренского. Такого не найдешь на Западе. Если не затрагивать марксизм в России, ибо это — очень сложная тема, философская наука, конечно, страдала от давления официальной идеологии, но на пороге 21-го века уже появилось множество различных интересных направлений русской философской мысли.

— Иногда начало русской философии относят к творениям православных святых гораздо более раннего периода, чем славянофилы, потому что сочинения святых отцов также касаются основополагающих жизненных вопросов…

— Можно разделить традицию религиозной мысли и чисто светской философии. Они не всегда существуют отдельно, но на Западе, начиная с 18-го века проявилась тенденция очень сильного расхождения нецерковной мысли и богословия, и до сих пор эта тенденция сохраняется. Хотя это тоже искусственно, потому что объективно целый ряд вопросов — общие и для философии и для религии.

— Можно сказать, что русская философия даже светская все равно всегда касается и веры, она не может уйти от вопроса о Боге?

— Да, существуют такие «заклятые» вопросы с 19-го века. Они — религиозные и нравственные. В конце концов, их невозможно избежать. Если какая- либо традиция мышления перестает рассматривать эти вопросы, значит, в ней есть что-то искусственное. Кто-то может заниматься чистой логикой или чистой гносеологией, и такие тенденции сильно распространились на Западе особенно в 20-м веке, но таким образом они просто углубляются в собственно технические изыскания. Русские философы всегда этому сопротивлялись.

— Какие имена из русской философии известны неспециалистам на Западе?

— На первом месте, к сожалению, Бердяев. Не самый серьезный русский мыслитель. Но из-за того, что он жил и работал много лет на Западе, стал довольно известен. Его работы были очень модны в середине 20-го века на Западе. Более осведомленные люди сказали бы: «Булгаков, Флоренский, потом Флоровский, Шестов, Франк». Вернадский, кстати, даже скорее был бы назван, благодаря тому, что он занимался вопросами на стыке философии, биологии и экологии, и такие понятия как «биосфера», «ноосфера» именно он ввел в мировую науку.

— А чем же тогда интересен Иван Ильин в истории философской науки?

— Ильин — особый случай. В молодости он занимался классической немецкой философией и особенно Гегелем. Но потом он бросил систематическую философию, сказав, что это — «чисто немецкий интерес». Причины такого выбора — отдельный увлекательный предмет для обсуждения, тем более, что это решение оставить научный академизм, систематическую философию и Гегеля стоило ему многого. Ильин достиг больших высот в своей работе, его диссертация о Гегеле 1916−18 гг, которую он защитил в 20 с небольшим лет, была одним из самых передовых исследований на тот момент на любом европейском языке. Но он все это оставил, и начал заниматься идеологией и общественной мыслью, охватывавшей очень широкий диапазон вопросов в политике, этике, религии, культуре. Ильин стал как будто человеком Возрождения, как, например, Леонардо да Винчи, и художником, и инженером и т. п. одновременно. В том, что он делал, все равно проявлялся его философский ум.

Надо также сказать, что исторические события развивались таким образом, что работы Ильина в области философии тогда имели возможность прочитать очень мало людей, я считаю, что это — историческая несправедливость.

Что касается религиозной философской мысли, я не специалист, но насколько я понимаю, Ильин не участвовал в популярном тогда направлении софистов или их оппонентов. Суть его религиозного мышления можно даже назвать средневековой, потому что он был привержен более старшей и ортодоксальной традиции религиозной философской мысли в рамках православия и держался в стороне от споров, разгоравшихся в начале 20-го века в среде тех, кого интересовало богословие.

— Что Вы сами читали, любите или, может, переводили из Ильина?

— Хорошо я знаю именно философские работы, комментарий о Гегеле, конечно, другие произведения я тоже читал, и политические и «Аксиомы религиозного опыта», но уже 10 лет занимаюсь переводом этого комментария. Это — сложнейшая задача, потому что тонкость и оригинальность его языка, его способность сказать и выразить очень точно именно то, что он хотел сказать, требует адекватной передачи при переводе. Задача усложняется еще тем, что Ильин блестяще владел немецким, почти, как родным, и когда он сам читал Гегеля и его комментировал, он понимал все нюансы и имел возможность строить параллельные лингвистические структуры на русском языке, очень тонкие и точные. Для этого он подходил творчески к использованию и русского языка, изменяя многое в русской лексикографии, поэтому обыкновенные словари оказываются подчас бесполезны.

— Насколько Вы продвинулись в этом?

— Работа уже почти закончена, осталась редакторская правка и введение. В течение нескольких месяцев я надеюсь найти контракт с издательством, чтобы впервые издать Ильина за рубежом на английском языке.

— С Вашей точки зрения, за что еще, помимо научных философских достижений, любят Ивана Ильина в России через столько лет и практически безвестного в свое время?

— Он жил в очень напряженное время и решительно, храбро реагировал на события вокруг него. Необязательно соглашаться с его реакцией, но вызывает уважение его позиция, неравнодушие, что он имел мужество сказать о надвигавшейся опасности — духовной, моральной, политической. Он их четко определил и решительно реагировал на вызов времени. Не каждый способен на это. Это делает его для меня очень интересным человеком.

Кроме того, Иван Ильин — очень мощный писатель. Его талант выражать мысли поистине выдающийся. Невозможно не заметить его литературного дарования. Я в данном случае не эксперт, но сами русские, для которых его язык — родной, сравнивают его с Пушкиным или митрополитом Филаретом, как одного из самых способных писателей в истории русской культуры. И этому можно верить.

Интервью подготовила Анастасия Верина

http://www.radonezh.ru/analytic/articles/?ID=1507