 |
| Газета.Ru | Борис Фаликов | 19.12.2005 |
Кремль с самого начала уделял процессу объединения большое внимание. Причины две. Первая — символическая. Восстановление единства церкви, разрушенного революцией, должно показать миру, что Россия преодолела гибельные последствия социального катаклизма и вновь заняла достойное место среди цивилизованных держав. Вторая — практическая. Российская диаспора сможет получать духовное окормление из единого центра. И это будет способствовать ее сплочению вокруг метрополии.
Вертикаль власти перешагнет через национальные границы. Анархия и брожение уступят место порядку и предсказуемости.
Все это казалось настолько важным, что объединительный процесс был взят под контроль президентом Путиным, который принял личное участие в церковной дипломатии. Посещая Нью-Йорк по государственным делам, он находил время передавать зарубежникам послания от Московской патриархии. Его гарантии и убедили их в том, что время для исторического шага подошло. В 2003 году митрополит Лавр приехал в Москву, где встретился с патриархом Алексием II. Главы двух ветвей русского православия были приняты в Ново-Огареве президентом. Процесс пошел. Понять, что ему мешает, можно, обратившись к истории вопроса.
РПЦЗ возникла в 1924 году в соответствии с указом патриарха Тихона (Белавина) (1865−1925), умученного вскоре большевиками. Предчувствуя свою судьбу и опасаясь за судьбу церкви, он разрешил православным иерархам, уехавшим в эмиграцию, организовать церковную жизнь «самолично и под свою ответственность». В 1927 году после появления в России декларации митрополита Сергия (Страгородского) (1867−1944), присягнувшего на верность большевикам, РПЦЗ порвала всякое общение с Москвой. С тех пор ее деятельностью управляет собственный архиерейский синод. Долгие годы РПЦЗ оставалась непримиримым врагом РПЦ, обвиняя ее в сергианстве — сотрудничестве с собственными поработителями и недостаточной преданности традиции, потакании новомодным веяниям типа экуменизма. Когда же советская власть пала, зарубежники потребовали от Московской патриархии публичного покаяния в грехах. Покаяния не последовало, и вражда обострилась еще больше. РПЦЗ принялась создавать в России собственные параллельные структуры. РПЦ тоже не теряла времени даром — в России параллельные приходы разгонялись с помощью ОМОНа. Делались вылазки и за кордон. В Хевроне зарубежников выгнали из монастыря Святой Троицы, в Иерихоне у них отняли часовню (помогла дружественная палестинская полиция). В итальянском городе Бари, где покоятся мощи святого Николая Угодника, обошлись дипломатическими методами.
Имущественные споры стоили недешево. Для небогатой РПЦЗ расходы на адвокатов — непосильное бремя. Однако не это и даже не фиаско на исторической родине определили грядущую «смену вех». Во-первых, зарубежники неумолимо теряли паству, ведь они изначально были созданы не для миссионерства, а для сохранения православного наследия. Во-вторых, процессы, происходящие в РПЦ, были далеко не однозначны.
Канонизации царской семьи и новомучеников российских свидетельствовали о том, что Московская патриархия тоже не любит советское прошлое.
В социальной доктрине, принятой в 2000 году, РПЦ заявила о своей принципиальной готовности противостоять неправой власти. При желании это можно было понять как разрыв с сергианством. И наконец, РПЦ становилась более консервативной. Хотя и не в такой мере, как хотелось бы того зарубежникам.
В конце концов, архиерейский собор РПЦЗ в 2000 году признал, что объединение возможно, и выступил с соответствующим обращением. Обращение подверглось резкой критике, причем с диаметрально противоположных позиций — крайне консервативной и демократической. Часть клириков и мирян утверждала, что в России по-прежнему заправляют большевики, а в РПЦ — их замаскированные клевреты. Объединение с ними гибельно. В основном это были немолодые выходцы из среды потомственной эмиграции, придерживающиеся монархических взглядов. Парадоксальным образом консерваторов поддержали демократы.
Годы изгнания способствовали не только национализму и консерватизму зарубежников, но и позволили им обустроить свою церковную жизнь в духе тех демократических свобод, к которым они привыкли в жизни общественной.
Сами они объясняют это сохранением православной соборности, но ясно, что без благоприятных условий она бы не сохранилась. Поэтому внутреннее устройство РПЦЗ допускает открытую дискуссию со священноначалием. Что не может не импонировать сравнительно молодым членам церкви, многие из которых покинули Россию не очень давно. Они за преодоление раздора, но хорошо отдают себе отчет в том, что представляет собой нынешняя РПЦ с ее незыблемыми иерархическими принципами и отсутствием каких-либо прав у мирян. Отдают они себе отчет и в том, что демократические свободы в нынешней России также оставляют желать лучшего.
Они-то и опасаются, что объединение церквей приведет к тому, что РПЦЗ превратится в безвольный и бесправный придаток Московского патриархата.
А сами они узрят перед собой указующий перст вездесущей российской власти. Лидером консерваторов стал престарелый митрополит Виталий, но его быстро вынудили уйти на покой. На внеочередном архиерейском соборе 2001 года в Нью-Йорке новым главой РПЦЗ был избран архиепископ Сиракузский Лавр, сторонник объединения. Митрополит Виталий не смирился и ушел в раскол, уведя с собой самых непримиримых. Кое-кто, правда, остался и даже сохранил влияние в РПЦЗ, но главная угроза объединительному процессу исходит от демократов.
Более того, идейный консерватизм и внутрицерковный демократизм нередко уживаются в одних и тех же головах.
Поэтому процесс сближения с РПЦ проходит через все стадии «демократического контроля» — приходские встречи, пастырские совещания, архиерейский собор, а теперь и собор всезарубежный. Кандидаты на него, что крайне важно, отбираются поровну среди священников и мирян.
Именно к этой публике и обращены увещевания митрополита Лавра. Именно ее он и хочет убедить, что никакой унии не будет, свобода останется, а произойдет лишь евхаристическое примирение, то есть при поездках на историческую родину эмигранты смогут причащаться в приходах РПЦ, не чувствуя себя чужаками. Все это их вполне устраивает. Вопрос в том, устраивает ли это Московскую патриархию и Кремль. Ведь они рассчитывают на гораздо большее.
