 |
| Фонд «Русская Цивилизация» | Александр Елисеев | 16.12.2005 |
Да и по всей России революционная терминология продолжает жить в разнообразных названиях. Что уж там говорить, если имена палачей носят целые субъекты Федерации — Ленинградская и Свердловская области.
Нас часто призывают не «воевать с мертвыми», не трогать памятники культуры. Но ведь очевидно же, что речь тут идет не об уважении к мертвым и не о почитании культуры. И даже не об отрицании революционного наследия как такового. В конце концов, революция подняла огромные массы русского народа, которые по-своему требовали воплощения идеалов социальной справедливости. Они сделали неправильный выбор, но он все-таки вызывает определенное уважение. Однако, «вожди» революции резко выделяются на фоне ведомых ими масс. Эти люди были готовы продать и свою страну и, зачастую, что самое любопытное, свою же революцию. И в данном плане весьма показательна фигура того же самого Феликса Дзержинского, о котором сегодня столь пекутся разномастные советские патриоты. Сей доблестный вожак революции, прозванный «Железным Феликсом», весьма охотно работал на иностранные разведки, конкретно — английскую. У нас, кстати, принято везде искать именно немецкие деньги, однако, никто почему-то не говорит о денежках английских и американских, которые тоже значительно помогли революционному делу. Это понятно — кайзеровская Германия была «реакционной монархией», тогда как Англия — «просвещенная демократия». А в либеральную эпоху обвинять демократов не принято.
Между тем, Феликс Эдмундович ничтоже сумняшеся сотрудничал с зарубежными демократиями, используя их ресурсы в борьбе за власть — и против собственных соратников.
Пример Железного Феликса не единственный, хотя быть может и наиболее показательный. Большевистская элита представляла собой не столько фалангу фанатичных революционеров, сколько гадюшник ненавидящих друг друга тварей.
Касаясь фигуры Железного Феликса, совершим небольшой экскурс в историю. Есть все основания полагать, что именно Дзержинский был одним из организаторов левоэсеровского путча 1918 года, который был направлен на срыв Брестского мира и отвечал интересам англо-французского капитала (как известно, Дзержинский выступал против мира с Германией). Показательно, что во время самого мятежа Дзержинский взял, да явился в штаб мятежников, в помещение Особого отряда ВЧК, которым командовал левый эсер Попов. Неужели он действительно надеялся «образумить» путчистов, как это утверждали советские историки? Такой то прожженный подпольщик? Что-то сомнительно.
Напротив, складывается впечатление, что Дзержинский захотел быть вместе с руководителями мятежа. И, заодно, заполучить алиби на случай провала операции.
Причем это было далеко не единственное «алиби» Дзержинского. Так, за две недели до мятежа, он расформировал секретный контрразведывательный отдел, который возглавлял левый эсер Я. Блюмкин — тот самый, который и начал мятеж, убив немецкого посла Мирбаха. Дзержинский обосновал свое решение тем, что Блюмкин повинен в серьезных должностных злоупотреблениях. При этом вопрос о самом Блюмкине остался открытым — его не подвергли никаким взысканиям. А ведь логичнее было бы поступить по иному — наказать Блюмкина, а контрразведку, как подразделение, оставить. Но это в том случае, если бы Дзержинский думал об интересах ВЧК. Он же, судя по всему, заботился о том, как бы отвести от себя подозрения (дескать, меры против левых эсеров приняты), но оставить Блюмкина на свободе. В высшей степени любопытно, что убийца Мирбаха Яков Блюмкин возглавлял в ВЧК секретный отдел, который занимался именно борьбой с немецким шпионажем. На этот пост он был назначен по инициативе Дзержинского, крайне обеспокоенного контрразведывательной деятельностью, но только и исключительно в отношении Германии. На этой почве он и сошелся с антантовской агентурой. Так, весной 1918 года, во время поездки в Петроград Дзержинский установил теснейший деловой контакт с Михаилом Орлинским (настоящая фамилия — Орлов), руководителем Центральной уголовно-следственной комиссии Северной области. Этот деятель работал в следственных структурах ещё до революции и уже тогда весьма активно разоблачал немецкий шпионаж, добираясь и до т. н. «распутинской партии». Сам он был монархистом и антисемитом, придерживавшимся в геополитическом плане ориентации на Англию и Францию. Пойдя на службу к большевикам, Орлов-Орлинский одновременно установил связи с английской и французской резидентурами, которые снабжались им первоклассной информацией. Например, знаменитый английский разведчик Сидней Рейли получал львиную часть своих данных именно от Орлинского.
Английская разведка, вообще, сыграла огромную роль в становлении спецслужб «молодой Советской республики». В этом признаются и сами агенты «туманного Альбиона». Вот, например, отрывок из воспоминаний британского шпиона Э. Хилла: «Прежде всего, я помог военному штабу большевиков организовать отдел разведки, с тем чтобы выявлять немецкие соединения на русском фронте и вести постоянные наблюдения за передвижением их войск… Во-вторых, я организовал работу контрразведывательного отдела большевиков, для того, чтобы следить за германской секретной службой и миссиями в Петрограде и Москве».
К слову о «германских службах». Дзержинского в Орлинском привлекла явная германофобия и зацикленность на немецком шпионаже. Он приложил максимум усилий для того, чтобы затащить Орлинского в Москву и поставить его во главе ещё только создаваемой тогда контрразведки ВЧК. Однако, власти Петрограда воспротивились намерению отнять у них столь «ценного» работника, и планам Дзержинского не суждено было сбыться. А в августе 1918 года Орлинский сбежал из Питера и объявился уже только в рядах белого движения, где полностью посвятил себя борьбе с большевиками. Позже, в эмиграции, он станет всячески вредить заговорщической и диверсионной деятельности Коминтерна, чем принесет множество хлопот ведомству своего бывшего покровителя Дзержинского.
Вот на эти моменты и нужно обращать внимание людей. Ведь сегодня многие простодушные русачки наивно думают, что «стальные ленинцы» есть некий образец для подражания, альтернатива образу современных «гайдаро-чубайсов». А критика революции у нас ведется в основном как критика излишне фанатичных политиков. Спору нет, большевики были и фанатиками, но не только фанатизм двигал ими — мягко говоря.
Но даже безотносительно фанатизма прославление революционных «бесов» недопустимо. Поведение человека выражает его отношение к действительности — прошедшей, настоящей и будущей. И последнее особенно важно. Если человек равнодушен к увековечению памяти изменников и палачей, то он плюет на свое будущее и будущее своей страны. Если же он почитает эти памятники, то вольно или невольно им готовится повторение пройденного. Тут налицо некоторая зловещая магия, которая вовлекает в свои сети миллионы людей. Святые Отцы Православной Церкви, вообще, относились к разным скульптурам со вполне определенным недоверием. Образ человека, открытый для толпы, невольно освящается этой толпой и тут уже один шаг до идолопоклонства. Одно дело, если человек свят и почитая его, люди почитают сообщенную ему благодать — «энергии» Бога. А если речь не идет о святом? Более того — о величайшем злодее? В последнем случае происходит ни много, ни мало, но дьяволопоклонничество. И, конечно, оно, за немногими исключениями совершается на бессознательном уровне, однако ведь и это тоже недопустимо.
Много говориться о национальном примирении, о том, что пора бы уже и перестать испытывать ненависть к персонажам давно ушедших времен. Что ж, это весьма правильно, ненависть вообще не есть похвальное чувство. Но если условием национального примирения ставится наличие памятников красным вождям (и, вообще, красной символики), то возникает один, очень логичный вопрос. Почему бы тогда не наставить памятников вождям белого движения, а также борцам с революцией? Только вот где гарантия, что это не усилит социальные противоречия? Скорее наоборот. Да и не является революция той темой, которая должна быть увековечена нацией. Безусловно, она есть порождением распада и разделение, и поэтому всякое воспевание ее противоречит интересам нации. Вот почему было бы лучше демонтировать все революционные памятники и убрать все революционные названия. Предварительно, конечно, объяснив людям всю сущность революции — не с либеральной, но с патриотической точки зрения. Вот тогда и наступит настоящее примирение — национальное.
