Первое Осетинское Радио | Хасан Дзуцев, Абрам Першиц | 15.12.2005 |
Ваххабизм сложился в специфической политической обстановке. Центральная Аравия была раздроблена на ряд эмиратов и стояла перед угрозой завоевания османскими турками или иранцами. В этих условиях необходимо было знамя объединения, а так как мировоззрение средних веков было религиозным, этим знаменем стал определенный толк ислама — ваххабизм. Правда, новым этот толк не был. Абд-ал-Ваххаб призывал к очищению ислама от остатков язычества («джахалийа») и от новшеств («бида», к числу которых он относил отход от строгого единобожия, сооружение гробниц, почитаемых в разных оазисах, процветание магии и ворожбы), неукоснительному соблюдению основных заповедей ислама (пятикратная молитва, паломничество в Мекку, закят — налог в пользу бедных и др.), отказу от всякой роскоши, ростовщичества, а также проституции и педерастии [1]. Здесь нет прямых политических требований, но косвенные очевидны. Строгое единобожие с отказом от культа местных святых — путь к единению эмиратов. Осуждение роскоши, проституции, мужеложства — объявление турок и иранцев «неправоверными». А ислам, как известно, требует «священной войны» («джихада») против неправоверных.
Недждские эмиры поняли выгоды, которые сулит им ваххабизм, не сразу. Ибн Абд-ал-Ваххаба не раз должен был перебираться из эмирата в эмират, пока, наконец, правитель одного из них Мухаммед ибн Сауд Дарийский оказался достаточно дальновидным и заключил с вероучителем союз, по которому оба торжественно обязались совместно бороться за победу тавхида. При этом эмир не скрывал своих политических устремлений: «Твоя вера — моя и вера моего народа… И мы понесем ее до крайних рубежей арабских земель» [2].
Дарийа превратилось в центр активного распространения тавхида. В соседние оазисы и племена были разосланы миссионеры, склонявшие население принять новое вероучение, а в саму Дарийю стекались прозелиты, которых не только кормили, но и щедро награждали одеждой и деньгами. Противников тавхида терроризировали. Все это повело к заметным успехам. Путешественник и исследователь К. Нибур, как раз в эти годы привезший в Европу первые сведения о муваххидах, сообщал, что Дарийа уже объединила вокруг себя ряд других эмиратов, и в центральной Аравии появилась крупная политическая сила [3]. Масштабы собирания аравийских земель в огромной степени возросли при сыне и преемнике Мухаммеда, Абд-ал-Азизе I, под властью которого оказалась вся Центральная и Восточная Аравия. Ваххабитские воины стали вторгаться в Ирак. Набеги на захваченные турками арабские земли продолжались и при третьем эмире, Сауде, который к тому же подчинил себе Западную Аравию — Хиджаз. Тем самым его суверенитет распространился на священные города ислама — Мекку и Медину. Он получил титул «хадим-ал-харамайн» («слуга священных городов») и тем самым возможность претендовать на главенство в мусульманском мире.
Уже к концу XVIII в., после смерти основателя ваххабизма Мухаммеда ибн Абд-ал-Ваххаба, недждские эмиры — Саудиды — присвоили себе не только светскую, но и верховную духовную власть, оставив за потомками ибн Абд-ал-Ваххаба («ауляд-аш-шейх») только функции вероучителей и судей [4,5].
Первое государство Саудидов было разгромлено объединенными силами египтян и турок. Второму Саудовскому государству, пришедшемуся на большую часть XIX в., многое пришлось начинать сызнова, но его политическим и религиозным знаменем по-прежнему оставался ваххабизм. Только в Первую мировую войну из-за развернувшегося между Турцией и Англией острого соперничества Недждский эмират, лавируя между враждующими сторонами, получил новые возможности для закрепления своих позиций под эгидой все того же ваххабизма. Но ни прежних размеров территории, ни прежнего могущества эмират ваххабитов уже не достиг.
Новый взлет этого эмирата был связан с очередным сильнейшим всплеском ваххабизма. В самом начале 1910-х годов трое кади из среды ваххабитов — Абд-ал-Карим, Абдаллах ибн Абд-ал-Латиф и Иса — выдвинули два требования: неукоснительное соблюдение предписаний ваххабизма и создание общеваххабитского братства, члены которого должны любить свою родину, беспрекословно подчиняться имаму-эмиру и всячески помогать друг другу, отказываясь от всякого общения с европейцами и жителями управляемых ими стран [6].
Все это было обусловлено рядом глубинных причин. В Первую мировую войну основное хозяйство аравийских кочевников-бедуинов — верблюдоводство — стало катастрофически разрушаться. Спрос на верблюдов упал. Покупательная способность бедуинов не могла не сказаться на жителях земледельческих оазисов. Хозяйственная разруха повела к усилению феодально-племенной раздробленности. По словам немецкого разведчика К. Расвана, к 20-м годам XX в. «шейхи властвовали над своими племенами только лишь благодаря родственникам и рабам, вооруженным военными автомобилями и даже пулеметами» [7]. В этих условиях необходимы были срочные меры по объединению и централизации аравийских земель. И таковыми мерами стало так называемое ихванство («ихван» — «братья») — новый, самый высокий взлет ваххабитского движения, — призванное вызвать к жизни третье, наиболее могущественное Саудовское государство.
Эмир Мухаммед ибн Сауд объявил, что все бедуинские племена и оазисы, которые не включаются в ихванское движение и не признают его своим эмиром и имамом, будут рассматриваться как враги Недждского государства. Все крупные бедуинские шейхи были интернированы в Рияде, а в их лишившиеся руководства племена были направлены ваххабитские проповедники — «мутавва» («повинующиеся»). Они приступили к приобщению кочевников к ихванскому движению и тем самым к ломке их родоплеменной организации. Идеологическое обоснование для этого дал уже Мухаммед ибн Абд-ал-Ваххаб, учивший, что ваххабит не должен быть близок к неваххабитам, пусть это будет даже его близкий родственник. Ихван должен был снять символ арабизма — волосяной шнур на головном палатке и обернуть голову белой чалмой. Нельзя было есть вместе с неихваном и при встрече отвечать на его приветствие. Вместо родоплеменной вводилась ихванская взаимопомощь: человеку, потерявшему свой скот из-за набега, эпизоотии и т. д., достаточно было сообщить об этом собратьям, и они немедленно организовывали сбор пожертвований [8]. Чтобы быстрее и полнее вырвать новообращенных из родной племенной среды, ихванам предписывалось переселяться в земледельческие колонии — «хиджры». Хиджры были теми очагами, где под надзором мутавва шел процесс превращения бедуинов в подданных унитарного государства.
Проводилась политика кнута и пряника: непокорным объявлялась священная война — «джихад», прозелиты получали пособия из эмирской казны. Продолжалось собирание саудидами аравийских земель. В 1920-х годах были захвачены Джебель-Шаммар, Хиджаз, Асир, удалось подавить ряд восстаний в крупных бедуинских племенах [9, 10]. Феодально-племенная раздробленность была преодолена. Саудовская Аравия объявлена королевством.
В процессе создания централизованного феодального государства уже первые аравийские ваххабиты легко пошли на отход от строгого фундаментализма и легализацию жизненно важных новшеств. Курение табака, употребление алкогольных напитков, ношение мужчинами шелковых тканей и т. п. оставались запрещенными (в 1970-х годах двух англичан публично выпороли за употребление алкоголя). Но применение современных технических средств сделалось нормой. В страну стали в значительном количестве ввозиться автомобили, радиотелеграфные установки, позднее — автоматическое оружие, броневики и самолеты. Короче говоря, ваххабизм оставался идеологическим знаменем, пока он был полезен, и переставал быть таковым, когда оказывался неудобен. Но для широких слоев населения, в особенности бедноты, ваххабизм оставался привлекательным толком фундаменталистского ислама. На протяжении нашего века его приняла заметная часть мусульман от Марокко до Индонезии. Появился он и в России: в Средней Азии, в Поволжье, на Кавказе. В некоторых мусульманских странах для распространения ваххабизма имелись и другие причины. Здесь может быть прослежена определенная связь между политической ситуацией в Центральной и Северной Аравии второй половины XVIII-первой трети XX в. и положением в этих странах. Вот почему мы позволили себе предпослать сути статьи более или менее развернутую характеристику истоков ваххабизма.
В Аравии сверхзадачей ваххабизма было объединение феодально-раздробленных земель в унитарное централизованное государство, имеющее возможность противостоять внешнему врагу. В ряде стран, где ваххабизм получил распространение, цель та же — связать воедино, создать некую целостность, хотя исходным материалом могут быть не феодальные земли и кланы, а этносы и субэтносы. Ислам предоставляет для этого широкие возможности. Одно из его основных положений досталось от средневековья — религия превыше этнической принадлежности. Ваххабизм, как никакой другой толк ислама, придерживается этого догмата.
Почему же ваххабизм появился и постепенно распространяется на Северном Кавказе? Здесь имеются два главных очага ваххабизма — Дагестан и Карачаево-Черкессия. Эти республики многонациональны. В Карачаево-Черкессии, помимо русских (в том числе казацкого субэтноса), проживают четыре коренных народа — карачаевцы, черкесы, абазины и кубанские ногайцы. Народов столько, что в «титульном» названии республики обозначены только два; остальные остались «нетитульными». Что касается Дагестана, то положение здесь уникально: по-видимому, больше нигде в мире оно не встречается. Дагестан населен почти тридцатью этносами (частью, может быть, субэтносами). Причины такого положения в общих чертах ясны. Дагестан — «страна гор», к тому же изрезанных глубокими ущельями. Это всегда способствовало не нивелировке, а консервации древних языковых и культурных особенностей. Иными словами, в Дагестане всегда шел процесс, диаметрально противоположный тому, что наблюдается почти во всем остальном мире. К тому же этот процесс подпитывался многовековыми иноземными вторжениями на Кавказ, из-за которых представителям или целым группам других народов приходилось укрываться в горах. Правда, какое-то сближение мелких этносов с крупными все же происходило. Восемь дагестанских народов консолидировались вокруг аварцев, четыре — вокруг лезгин, три — вокруг кумыков. Причиной относительной консолидации была языковая близость [11, 12]. Но и остающейся полиэтничности довольно. Главным связующим звеном между народами Дагестана был и остается русский язык. Сходное Положение со связующей ролью русского языка наблюдается в Карачаево-Черкессии.
Теперь, когда определенные силы как за пределами Северного Кавказа, так и в самом этом регионе делают ставку на выход региона (или хотя бы его части) из состава Российской Федерации, нужно иное цементирующее начало. И как когда-то в Саудовской Аравии ваххабизм был призван идеологически объединить феодальнораздробленные земли и бедуинские кланы, так сегодня средство единения полиэтничных республик (а в более далекой перспективе республик между собой) некоторые деятели Северного Кавказа видят все в том же ваххабизме.
Ваххабитские эмиссары-миссионеры прибывают на Северный Кавказ, прежде всего в Дагестан и Карачаево-Черкессию, из Пакистана, Иордании и даже из Саудовской Аравии. Вербовка производится самыми разными средствами. Правоверного мусульманина, знающего от отцов и дедов, что принесла многим народам Кавказская война (истребление или изгнание целых адыгоабхазских народов Причерноморья, например убыхов, вынужденное мухаджирство других, общая депопуляция), вообще агитировать не надо. С нейтральной массой ведется работа. К тому же, по некоторым полевым этнографическим данным, каждый принимающий ваххабизм, получает денежное вознаграждение, и сумма эта для многих настолько солидна, что известны случаи, когда принимают ислам и становятся ваххабитами местные русские.
В том виде, в котором в настоящее время распространяется на Северном Кавказе ваххабизм, он не представляет собой чего-то цельного. Не входя в детали, можно выделить среди ваххабитов два крыла — реформистское и радикальное. Сверхзадача у них одна: исламизация всего населения региона и, в конечном счете, установление на всей территории Северного Кавказа независимого исламского государства. Но тактика различна. Имам всех ваххабитов России (то есть не только северокавказских, но и поволжских) Нажмутдин Газалиевич Нажмутдинов, имеющий резиденцию в Москве, — реформатор. Он считает, что программа распространения ваххабизма должна быть рассчитана лет на двадцать, а провозглашенный Кораном джихад (священная война против «неверных») в данное время должен быть не столько войной, сколько пропагандой: строительством мечетей, обучением основам ислама, разъяснительной работой среди населения, распространением листовок и литературы. Но реформистский ваххабизм предполагает также критику государственного строя, обращение к насущным экономическим проблемам, борьбу со взяточничеством и коррупцией одних и нищетой других. Входит сюда и резкая критика официального мусульманского духовенства, которое обвиняется в незнании Корана и Сунны, отходе от шариата и т. п. Другое дело — ваххабиты-радикалы. Они не хотят ждать, и джихад для них — открытая война с немусульманами. Однако и те, и другие ваххабиты выступают против «новшеств» («бида»), хотя и пользуются, подобно аравийским ваххабитам, всеми достижениями современной технической цивилизации, а также выступают против употребления спиртного, табака и наркотиков. Как и положено настоящим мусульманам, они призывают к созданию прочных многодетных (ислам строжайшим образом запрещает противозачаточные средства и вообще планирование семьи) семей. Небезынтересный штрих. На Северном Кавказе традиционно запрещены кросскузенные браки (браки с дочерью брата матери или сестры отца). Между тем муджахеды, следуя шариату, такие браки считают вполне допустимыми.
Многое в реформизме или радикализме местных ваххабитов зависит от их глав — «амиров» и подчиненных им «шейхов». В Карачаево-Черкессии, где ваххабитов насчитывается порядка трехсот, преобладает реформистский ваххабизм. Впрочем, число их растет, хотя есть сведения об отошедших от ваххабизма мусульманах. Больше всего ваххабитов здесь среди карачаевцев и не только потому, что это самый большой коренной народ республики: карачаевцы до сих пор не забыли ужасов сталинской депортации [13]. В Дагестане ваххабитов намного больше: по очень приблизительной оценке — каждый десятый. Настроены они здесь также менее миролюбиво, особенно в более религиозном равнинном Дагестане, населенном преимущественно аварцами, даргинцами, лезгинами, ногайцами, кумыками. Благоприятную почву для деятельности ваххабитов создают здесь этнотерриториальные конфликты, к примеру, кумыкско-горский. Когда значительная часть дагестанских горцев была переселена в Равнинный Дагестан [14], на землях, которые кумыки считают своими, возникла заметная межэтническая напряженность. Она еще больше усилилась с возвращением депортированных чеченцев, часть которых (чеченцы-аккинцы) также были исконными жителями этих земель [15]. В эту конфликтную ситуацию в последнее время вмешались и ваххабиты, которые сочли своим священным долгом уладить дело по шариатской справедливости. Здесь следует добавить, что идеология и практика ваххабизма начинают проявляться и в других областях жизни. Когда в 1998 г. в г. Буйнакске была похищена малолетняя девочка, что, как известно, шариатом запрещено, похитителя со средневековой жестокостью сожгли заживо. Своеобразная ситуация с ваххабитами сложилась в Чечне-Ичкерии. В Российской Федерации неэкстремистский реформистский ваххабизм зарегистрирован как полноправное вероучение, а стало быть, легализован. Однако самоутверждающиеся власти Чечни его запретили. Указом президента республики он объявлен вне закона, несколько ваххабитских миссионеров-иорданцев выдворено из страны. В середине июля 1998 г. в Гудермесе ваххабиты выступили против сил Шариатского министерства безопасности. Воинское подразделение ваххабитской ориентации (Исламский полк особого назначения) под командованием иорданца чеченского происхождения полковника Хаттаба вступило в бой с шариатской гвардией. После этого провахаббитские вооруженные соединения официально были расформированы. Однако они не подчинились приказу и переместились к селению Атаги.
Не все ваххабиты Чечни — экстремисты, но наиболее радикальные ваххабиты Северного Кавказа сосредоточены именно там. Высказывается опасение, что антиваххабитские мероприятия правительства Чечни могут сказаться на ее отношениях с частью народов Дагестана, среди которых сравнительно мало ваххабитов.
Таким образом, религиозное знамя старинного ваххабизма оказалось как нельзя кстати для тех, кто хочет оторвать Северный Кавказ или его часть от России. К их числу относятся и российские мусульмане-фанатики, и зарубежная (в особенности чеченская) диаспора, определенным образом ориентированная на Запад и на Ближний Восток. Всякие прогнозы на сей счет стоят немного, но авторы этой статьи оптимистичных настроений не разделяют.
2. Rihani A. Jbu Sa’oud of Arabia. His People and his Land. London, 1928. P. 242.
3. Niebuhr С. Voyage de M. Niebuhr en Arabic et en d 'outres payx d’Orient avec l’extrait de sa description de I 'Arabic et paserreations de Mr. Forskol. En Suiss. 1780. Vol. II. P. 140−141.
4. Wallin G.A. Narrative of a Journey from Cairo to Medina and Mecca by Suez, Araba, Towila, al-Jauf, Juble, Hail and Nejd in 1845 // Journal of the Royal Geographical Society. 1854. Vol. XXIV. P. 186.
5. Philby H. St.-J. B. The Heart of Arabia. London. 1922. Vol. 1. P. 297.
6. Dickson H.R.P. Kuwait and his Neighbours. London, 1956. P. 156.
7. Raswan С. Im Land der schwarzen Zeite. Mein Leben UnterBeduinen. Berlin, 1937. S. 151−152.
8. Nallino C.A. Raccelta di scritti editi e inaditi. Arabia Sandiana Roma, 1939. Vol. 1. P. II.
9. Першиц А.И. Хозяйство и общественно-политический строй Северной Аравии в XIX-первой трети XX в. Историко-этнографические очерки. M.: Наука, 1961. С. 281.
10. Васильев А.М. История Саудовской Аравии (1745−1973). M.: Наука, 1982.
11. Лавров Л.И. О причинах многоязычия в Дагестане // Советская этнография. 1951. N2.
12. Советский опыт «языкового строительства» и некоторые итоги структурного развития языков // Современные этнические процессы в СССР. M.: Наука, 1975.
13. Текущий архив правительства Карачаево-Черкесской Республики. 23 июня 1998 г.
14. Традиционное и новое в современном быте и культуре дагестанских переселенцев. M.: Наука, 1988. С. 13.
15. Волкова Н.Г., Сергеева Г. А. Исторические и современные этнокультурные процессы // Дагестан. Этнополитический портрет. Очерки. Документы. Хроника. M.: Институт этнологии и антропологии РАН, 1995. Т. 3.
ДЗУЦЕВ Хасан Владимирович — доктор социологических наук, директор Института социологических исследований республики Северная Осетия-Алания. ПЕРШИЦ Абрам Исакович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института гуманитарных исследований Кабардино-Балкарского научного центра РАН.