 |
| Фома | Протоиерей Всеволод Чаплин | 13.12.2005 |
Справка «Фомы»: Отец Всеволод занимает высокий и ответственный пост, часто озвучивая официальное мнение Церкви. Многие считают, что такие люди являются «говорящими головами», которым по должности не положено лично переживать и пропускать через свое сердце то, о чем они говорят с экрана. «Лоскутки» — это личные дневниковые записи отца Всеволода. Именно в силу их личного характера некоторые фразы и термины могут быть непонятны нецерковным людям, ведь изначально эти размышления не предполагались для печати… На первый взгляд они не связаны друг с другом и посвящены разным вопросам, но их объединяет одно — сердце автора…
* * *
Мир средств массовой информации подчас считается нами враждебным и чужим. Это неудивительно, ведь из этого мира на нас течет поток крови и грязи, поток самодовольной гордыни, чванства, вражды, истерики. Телевизор учит нас слепо, не рассуждая, служить идолам века сего — деньгам, развлечениям, комфорту, модным вещам, а главное, идее «стань-лучше-чем-они-стань-лучше-всех».И все же, все же. Большинство журналистов, которых я встречал — а встречал я их весьма немало, — это вполне благонамеренные, с симпатией относящиеся к Церкви люди, правда, часто испорченные культом свободного разума, который в этой среде всегда существовал, а заодно и презрением к «грязным глупым недочеловекам», за которых держит народ наша элита, причем элита любого национального и социального происхождения, включая недавних деревенских мальчиков и девочек.
И все же, все же. Именно благодаря открытости журналистов и руководства СМИ где-то в конце девяностых на телеэкранах, в радиоэфире, на газетных и журнальных страницах стало звучать слово о Боге, о Церкви, о ее учении и глубинных, подлинно православных традициях. Это было очень важным переломом в сравнении с постперестроечными годами, когда массовая мода на религию на деле выражалась лишь в очень поверхностном, фольклорно-лубочном восприятии Православия, в глуповатых «духовных» речах политиков и в безвкусных эстрадных шоу на тему куполов-колоколов. На фоне всей этой бурной деятельности храмы по-прежнему заполнялись бабушками — как в Союзе советском, как на Западе светском.
Но вот тогда, когда через СМИ люди начали узнавать об истинном смысле церковных праздников, а затем — о Таинствах и богослужении, а затем — о том, что Церковь думает о браке и разводе, о войне и мире, о жизни личной и общественной и так далее, и так далее, — что-то в обществе изменилось. Изменился и состав прихожан. Бабушки стали меньшинством, причем уже не только в городских храмах. Все больше приходит молодых семей с детьми, людей среднего возраста, молодежи (хотя последней не так уж много). Я понял это неожиданно для себя, когда вышел причащать народ на Неделю Православия (первое воскресенье Великого Поста — Ред.) 2000 года. Обычная служба, обычный храм — и новый народ. Вскоре сказал и Святейшему, и Владыке Кириллу: «Я, наверное, плохой священник — не заметил, как народ поменялся, и главное, не могу понять, почему, ведь никаких подвигов мы, клирики, не совершали».
Действительно, не прямая пастырская работа изменила положение. Конечно, ничто не заменит общения священника с паствой. Но чтобы люди пришли в храм, они должны услышать о Православии. И наиболее вероятно, что сейчас они узнают о нем из телевидения, радио и газет. Вот почему так важно использовать любую возможность, чтобы свидетельствовать о Боге и Церкви через средства массовой информации. И не надо бояться сомнительного контекста — вспомним, что апостолы проповедовали на улицах и в сонмищах язычников, а Сам Господь не чуждался общества грешников, то есть, говоря современными словами, «нерукопожатных маргиналов». И будем заботиться о том, чтобы, уже придя в храм, люди встретили там добрых пастырей и радушных братьев и сестер.
* * *
Поколение ищущей молодежи начала-середины восьмидесятых активно приходило в Церковь. Среди этих молодых людей было много «продвинутой» московской интелигенции, но были и совершенно простые юноши и девушки — студенты, приехавшие из разных городов и весей, и даже старшеклассники. Интерес к вере был очень горячий, подчас окрашенный радикализмом — консервативным или либеральным. Многих привлекало то, что Церковь тогда была — наряду с некоторыми театрами, выставочными залами, философскими и литературными кружками — одним из мест, где собирались полудиссиденты, люди, принципиально не принимавшие советскую действительность. Кому-то, возможно, просто нравилось вращаться в «нестандартном» по тем временам социуме.…Лишь немногие из того круга молодежи остались в Церкви — например, отец Сергий Кондаков, типичный московский интеллигент из элитной семьи, который уехал сначала во Владимир, а потом в Ижевск, чтобы только принять священный сан и служить Богу (в конце восьмидесятых в Москве его ни за что бы не рукоположили). Сейчас он очень деятельный священник, создавший в унылом удмуртском поселке оазис нормальной жизни. Много раз он ездил с местными омоновцами в Чечню. Точно так же остались и доныне ревностно служат Богу отец Тихон (Шевкунов), отец Олег Стеняев, Владыка Зосима (Давыдов), Владыка Иларион (Алфеев), Алексей Пузаков и многие другие.
Но все эти примеры — скорее исключения. Многие из тех, кто пришел в храмы в предперестроечное время, потом удалились «на страну далече». С печалью вспоминаю множество молодых с людей с горячими сердцами и ясным умом, которые 20−25 лет назад каждый день ходили в храм и оживленно дискутировали о богословии, в какой-то момент становились чтецами, иподиаконами, церковными тружениками, поступали в семинарию, но потом совершенно исчезли. Кто-то ушел в бизнес, многие влачат жалкое существование в Европе, Америке и Израиле, некоторые спились, скололись, а большинство — просто утонуло в бытовом болоте.
Почему так произошло? Бог весть. Наверное, вера оказалась юношеской игрой в диссидентство. И когда Церковь — слава Богу — стала местом для «обычных людей», эта часть молодежи ее покинула. Иначе и не могло быть. Сейчас вера стала делом естественным, не «диссидентским». Один мой знакомый, человек наблюдательный и обладающий мощным критическим умом, однажды подметил: в сельской местности, когда спрашиваешь дорогу к храму, ее больше не показывают с удивлением, раздражением или утрированной слащавостью. Не переходят к патетическим рассказам о том, что это за храм или, наоборот, к расспросам, а с чего это тебя туда понесло. Просто показывают, и все. Как нечто само собой разумеющееся.
* * *
Не понимаю, почему некоторые журналисты продолжают называть приходящих в храм политиков «подсвечниками». Время таковых давно прошло — еще в середине девяностых. Сейчас среди политиков и чиновников немало серьезно верующих людей — они исповедуются, причащаются, читают духовную литературу, совершают паломничества по монастырям. Иногда даже становятся богословами-любителями, впрочем, не всегда здравомыслящими.Но следующий шаг, многими из них пока не сделанный, — стать не просто добрыми христианами, но именно христианскими политиками. Разучиться разделять храм и свою «мирскую» деятельность. Начать поступать в политике по заповедям Христовым. А значит — научиться даже терпеть неудачи и поражения, но только не отступать от Божией правды, пусть вопреки собственным интересам и «правде» сиюминутной, житейской.
* * *
Нередко светские люди спрашивают, почему Православная Церковь не приспособляется к современности — не упрощает богослужение, не ставит скамейки в храмах, не «облегчает» свое духовное послание. Словом, не становится удобной для духовно расслабленного (то есть, по Евангелию, парализованного) человека. Некоторые до сих пор считают, что именно так можно привлечь людей в храмы.Западный опыт ясно показывает обратное. Либеральные протестантские деноминации, а отчасти и Католическая Церковь, стремительно теряют паству и духовенство именно потому, что они стали слишком облегченными, слишком комфортными, слишком приспособленными к капризам публики. Некоторые воспринимают их просто как место, где можно расслабиться, послушать приятную музыку, попить чая с друзьями. А значит, и потребовать, чтобы чашки были поновее, музыка поинтереснее, а богословское учение — побесконфликтнее. Чтобы никто не пробудил ненароком совесть. Но в итоге в таких церквах становится пусто — в самом деле, отдыхать и расслабляться лучше на пляже или в кафе. Но вот удивительная вещь: в некоторых местах на Западе, где пытаются вернуться к долгой и молитвенной службе, где практикуются древние песнопения, где есть общинная жизнь — людей много. Пример — аббатство Сильванес на юге Франции, куда стекается множество народа на длинные торжественные мессы, совершаемые при общем пении в древнем стиле.
Все-таки в храм люди по-настоящему идут не тогда, когда им хочется приятно развлечься. В Церковь приходят, чтобы разрешить острые жизненные проблемы, а не забыть о них. Приходят, желая изменить греховную жизнь, преобразить свое сердце. Христианства не может быть без подвига, без пробуждения совести, без отсечения своей воли ради воли Божией. Люди понимают это. И идут туда, где им говорят нелицеприятную правду, где предлагают горькое, но действенное лекарство.
* * *
Грех всегда разрушает, всегда делает человека несчастным. Даже если кажется поначалу привлекательным, даже если приносит на время удовольствие, «возвышает» перед другими людьми, позволяет забыться, загнать внутрь проблемы, ослепить совесть. Страсть — это ведь страдание. По-славянски это слово так и переводится. Не случайно некоторые закоренелые грешники пытаются надрывно показать окружающему миру, что они якобы счастливы и довольны собой. Отсюда все эти парады геев и проституток, пропаганда наркотиков и азартных игр, романтизация преступности. Не обманывайтесь: счастливому человеку незачем постоянно кричать о своем счастье на всех углах.На самом деле на исповеди я ни разу не встречал счастливых гомосексуалистов, бандитов, пьяниц, наркоманов, проституток. И молодежь нужно не пугать адскими муками, а просто почаще показывать ей результат греха — людей, разрушенных телесно и духовно.
* * *
Различные социологические исследования дают довольно разную численность православных в нашей стране — от 55 до 75 процентов. Неудивительно, что среди них попадаются и «православные атеисты» — те, кто не верят в Бога, а также люди, «верующие» в переселение душ, в НЛО и так далее. Однако есть и очень отрадные результаты опросов. Так, еще в 2000 году 41% ответивших на вопросы фонда «Общественное мнение» сказали, что молятся Богу, причем 8% - церковными молитвами, а еще 11% - церковными и своими. В 2004 году 22% россиян сказали РОМИРу, что соблюдают Великий пост. Годом раньше 68% респондентов заявили тому же социологическому центру, что имеют дома иконы, а 22% - религиозную литературу. Так что можно уверенно сказать: более пятой части наших сограждан ведут хотя бы минимальную православную духовную жизнь. И это число постепенно увеличивается, в чем нельзя не видеть плодов религиозного возрождения.Это возрождение перестает быть «ураганным» и сегодня движется не вширь, но вглубь. Люди, однажды ощутившие себя православными на уровне национально-культурного идентитета, постепенно начинают молиться, ходить в храм, исповедоваться, причащаться, читать церковные книги, газеты, журналы, смотреть православные телепередачи. Хотя число людей, постоянно участвующих в богослужении — так, как надо, с сердцем и с умом, — до сих пор невелико.
Впрочем, некоторые социологи всячески пытаются это число принизить, например, спрашивая: посещаете ли вы храм по воскресеньям? Однако такой вопрос более уместен на Западе, где многие церкви в будние дни закрыты. У нас же немало людей приходят в храм и среди недели — иногда утром, иногда вечером. Вообще, можно сформулировать вопрос так, что православных окажется более 80 процентов (примерно столько у нас крещенных в Православии людей), и так, что их будет процента два (ну вот спросить, к примеру, о каких-нибудь богословских сложностях). Роман Силантьев однажды остроумно заметил, что, если провести среди народа школьный экзамен по русскому языку, то ангажированные исследователи смогут заявить: русскоязычных у нас 10%!
* * *
Апостол говорит: «Женщина — сосуд немощнейший» (Первое послание апостола Петра, глава 3, стих 7). И не только в физическом смысле. Ее призвание быть хранительницей очага и воспитательницей детей, с одной стороны, жизненно важно для семьи и общества, но с другой — может быть сильнейшей сдерживающей силой любых высоких порывов. Посмотрите, как именно матери и жены удерживают многих от достойных, но рискованных поступков. И настаивают на том, что нужно прежде позаботиться о себе и о «близких». Причем в ход идет весь арсенал тяжелой психологической артиллерии. На Западе, где во многих христианских общинах был фактически отвергнут и осужден апостольский принцип «жены в церкви да молчат» (1 Кор. 14. 34), восторжествовали культ гуманности и пацифизм, делающие христиан вечно аморфным, обреченным на поражение сообществом.Конечно, есть и женщины-подвижницы. Немало их шло на страдания за Христа, вдохновляя мужчин. Наши монахини, презрев все, полагают жизнь ради Господа и ради людей в каждодневном труде. Вы спросите: а феминистки? Наверное, их отличие в том, что они бегут наперегонки с мужчинами к славе, влиянию и власти. При этом все больше изменяя свою женскую природу — но не в сторону ангельского образа, а в сторону мужского. Феминистическая политика — не женская.
Политика вообще вряд ли может быть женской, даже если ее осуществляет женщина (пример — Маргарет Тэтчер, дама с типично мужской волей). Кто-то сказал, что, если бы матриархат действительно существовал, человечество до сих пор бы ничего не достигло и только бы размножалось под пальмами. Но, с другой стороны, оно погибло бы в бесконечных войнах и авантюрах, если бы право голоса имел только «сильный пол». Бесспорно, у мужчины и у женщины — равное богоподобное достоинство, и статус в обществе у них должен быть равный. Но никогда не надо забывать о различии их природ и общественных призваний, игнорировать и «переписывать» которые — значит заставлять страдать себя и других.
И опять-таки, с другой стороны — «побеждаются естества уставы» там, где это делается ради Господа и ради служения Ему и ближним, а не себе. Человек, изменяющий свою природу ради такого служения, никогда не несчастен и не одинок.
* * *
Стараюсь следить за самыми разными направлениями и стилями творчества. Но самым, пожалуй, любимым для меня видом исполнительского искусства всегда была инструментальная и хоровая музыка. Наверное, я несовершенный человек, но мне кажется, что драматический театр, кино, балет, вокальное искусство, а тем более шоу-бизнес сегодня слишком замешаны на человеческой гордыне, на самовыражении артистов и режиссеров. Там слишком активно транслируется самость человека, как правило, ослепленного грехом и даже не догадывающегося, что ему по-настоящему нужно. Конечно, есть приятные исключения. Но все-таки «обезличенная», поднимающаяся над сиюминутными эмоциями музыка оставляет гораздо больше простора для понимания слушателя, для его собственных размышлений и чувств, нежели восприятие чужого самовыражения, даже самого оригинального и интересного.* * *
Время просеивает многое в русской музыке ХХ века. Постепенно забываются многие имена, которые были на слуху 20−30 лет назад. Но остаются Шостакович, Шнитке, Свиридов. Их наследие постепенно становится все более популярным в мире — пока, впрочем, среди элитных кругов. К сожалению, мы в России мало делаем для того, чтобы произведения этих композиторов стали известны не только нам. Недавно в кругу серьезных французских музыкантов заговорил о Свиридове — никто не знал это имя. Но вскоре те же люди были совершенно потрясены, услышав «Отчалившую Русь». Потрясла их и поэзия Есенина. Сразу возникла претензия ко мне: почему мы раньше этого не знали?* * *
Жизнь имеет разные скорости и разные состояния. Но наше телевидение демонстрирует только одну скорость — бешеную, и людей либо самодовольно-«преуспевающих», либо погруженных в страдания и скандалы. Нет «медленной» музыки, нет долгих планов, нет спокойных рассуждений. Вообще кому-либо, даже президенту, трудно добиться возможности сказать что-то серьезное и спокойное с телеэкрана. В итоге все мы постепенно привыкаем говорить и думать скороговоркой, жить в ритме рэпа или рекламного ролика.Впрочем, надеюсь, что диктат крупных каналов скоро сойдет на нет. Сегодняшняя техника больше не требует дорогих средств вещания. На Западе, а теперь уже и в России появляется возможность выбирать из десятков телеканалов. Скоро их будут сотни. Человек сможет смотреть то, что ему нравится. А когда качественный и дешевый сигнал пойдет через интернет, свои телепрограммы сможет создавать практически любой, кто имеет компьютер и камеру. Причем смотреть их можно будет в любое время, без всякого расписания. Хочешь — включил любимый фильм, хочешь — концерт или запись вечерней молитвы. Конечно, крупные телекомпании всегда будут иметь преимущество качества — у них больше денег, людей, аппаратуры. Но возникнет и конкуренция содержания. Самая дорогая развлекательная программа не сможет вытеснить правдивое и умное слово.
Однако все это произойдет, если скорость формирования «политкорректного тоталитаризма» не перегонит скорость развития техники. И опять же — многоканальное телевидение не сблизит, а еще больше разделит людей.
* * *
При всех известных достижениях советской средней школы в ней была одна особенность, которая меня как ученика совершенно не устраивала. Это навязывание очень «продвинутого» уровня предметов, которые, как я был уже тогда уверен, мне не пригодятся — физики, химии, сложнейшей математики. Я их, собственно, почти и не учил, зная, что удовлетворительную оценку мне все равно поставят, чтобы не портить отчетность. Но ведь школа, по советскому плану, должна была подготовить массу будущих специалистов для военной индустрии… Наверное, нужно доверять ученикам выбор предметов — по крайней мере, с 15-летнего возраста, когда человек уже достаточно сформирован. Естественно, при сохранении базового минимума универсального образования. Я бы, например, вполне был бы рад вместо зубрежки сотен формул получить в школе развернутое представление о теориях естествознания. Хорошо, что нынешняя российская школа идет к большей свободе выбора. Придет ли?* * *
Иногда журналисты пишут о евангельских событиях практически тем же языком, что о вчерашнем футбольном матче. Вот агентство NewsInfo рассказывает со слов другого агентства о Преображении Господнем: «Из светлого облака… раздался голос Бога-Отца, свидетельствующий: „Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте“. Услышавшие это апостолы испугались и пали ниц, сообщают РИА „Новости“».* * *
Ко мне однажды пришел бородатый старик в поношенном костюме с большой палкой, как у Деда Мороза. Представился:— Я Господь, творец вселенной. Вот этими руками создал весь мир. Сейчас должен его спасти. Буду строить космодром в Иерусалиме для летающих тарелок. Из них выйдут мои ангелы, избавят человечество от скверны. Никто другой этого сделать не может — только я, всемогущий, вездесущий, вечный творец.
— А мы-то чем можем помочь?
— Деньгами. Для начала на билет до Иерусалима.
* * *
Религиозно озабоченные граждане «достают» и государственные инстанции. Сотрудник Министерства юстиции рассказывал мне, как некто потребовал зарегистрировать «новое религиозное движение» с юридическим адресом: «Звезда Альфа Центавра». Рассудили по закону.
— А вот звезда эта, она ведь вне планеты Земля находится? —
спросил чиновник у «пришельца».
— Конечно, вне. Астрономию, что ли, в школе не изучали?
— Да я так, уточнить хотел. В общем, вне пределов Российской Федерации?
— Вы что меня, за идиота принимаете?
— Нет, просто формальную неувязочку надо бы устранить. Если ваш религиозный центр расположен не в России, принесите ма-аленькую справочку из места его пребывания. Там должно быть указано, что ваш центр является юридическим лицом и действует в соответствии с местным законодательством.
Больше «инопланетянин» не появлялся.
* * *
Смотреть фильм «Страсти Христовы», честно скажу, было больно и неприятно. Но разве Матерь Божия и апостолы испытывали другие чувства у Креста? Картина может разбудить человека, заставить его задуматься о смысле Страстей Христовых, о смысле собственной жизни, вспомнить, что в мире есть страдания и смерть, которые отчаянно прячет от среднего человека массовая культура. Если фильм привел хотя бы одного человека в храм — уже хорошо. Главное только, чтобы душераздирающие картины, представленные Мелом Гибсоном, не превратились в очередной «ужастик», о котором человек забывает на следующий день, окунувшись в привычную бытовую суету.На этом фоне жалко выглядят все «коды да Винчи» и «последние искушения». В их основе очень старая тенденция, знакомая нам еще по древним ересям, — «приблизить» Христа к нашему греховному состоянию, приписать Ему собственные заблуждения, поместить Его в контекст самодовольной бытовой обыденности, а то и откровенного греха. Подтекст очень простой: самооправдание, попытка уйти от собственной совести. Покажу Христа обывателем или грешником, смогу убедить себя и других в том, что «так оно и было», — и вот, что теперь плохого в моей свиноподобной жизни? Кто посмеет ее осудить?
Материал опубликован в 8 (31)-м номере «Фомы» 2005 г.
http://www.fomacenter.ru/index.php?issue=1§ion=3&article=1391
