 |
| Агентство Политических Новостей — Нижний Новогород | Валерий Коровин | 12.12.2005 |
Первое подразумевает однородную атомизированную массу граждан в качестве основы и, как следствие, доминирующую роль государственной машины, как единственно возможной системы выстраивания атомов населения в единый организм; второе — небольшие этнические или конфессиональные группы с чётким представлением о собственной идентичности и обладающие функциями внутреннего саморегулирования и самоорганизации в так называемые общины — что изначально противоречит устройству привычных европейских национальных государств.
Данное противоречие вылилось в активное противостояние тогда, когда критическая масса общин и их влияния на общественно-политическую ситуацию приблизилась к влиянию государственной машины. При этом сами европейские государства-нации, а особенно Франция с её якобинской моделью управления, категорически отказывались признавать какую-либо юридическую субъектность национальных и конфессиональных общин, и уж тем более исключалась возможность их полноценного влияния на государственное устройство и шире — интеграционные процессы в Европе. При этом социальный и этнический динамизм подобных общин на порядок выше, нежели в апатичном, разложившимся атомизированном европейском обществе граждан, давно утративших минимальные черты самоидентификации и активного социального позиционирования. Результатом возникшей диспропорции и стали французские беспорядки.
Списание возникновения беспорядков на социальное неравенство — подход слишком упрощённый для того, чтобы рассматривать его в качестве основного. Уровень жизни снизился в среднем по всей Франции, однако базовое французское атомизированное общество вряд ли способно сейчас на нечто подобное тому, что происходило в «этнических гетто». Последний «живой» порыв французского общества вспыхнул и угас в 1968 году. Нынешняя Франция — пепел гражданского общества, в который покидали ещё горящие головешки этнических общин стран бывшего третьего мира. Самоидентификация же так называемых «коренных» французов настолько ничтожна, что даже при всём желании разжечь конфессиональный конфликт между ними и приезжими мигрантами мусульманами очень непросто: при наличии исламской идентичности общин христианская идентичность граждан практически отсутствует — нечего отстаивать, христианство для Франции — не ценность, ислам общин — непонятен.
Ответственность за произошедшие беспорядки можно самым укрупнённым образом возложить в целом на политическое устройство Франции последних десятилетий, в центре которого стояла осознанная унификация гражданского общества, стремительный уход от последних остатков собственно французской идентичности и мондиализация Франции в условиях объединения Европы вместо встраивания её в общеевропейскую модель на федеративных принципах. Иными словами, вся нынешняя политическая система Франции, в условиях сохранения системы интенсивного привлечения мигрантов, противоречива изначально. А такие меры, как запрет на государственном уровне ношения платков и другой мусульманской и, в целом, конфессиональной атрибутики, лишь подливает масла в огонь. Идентичность приезжих настолько сильна, что они будут отстаивать её в любом случае, и ещё очень долго, с учётом того, что ассимилироваться им особо и не во что, отсутствует сама среда французской идентичности, способная их перевоспитать.
Если оставить сегодня всё как есть, то при сохраняющемся потоке мигрантов стран бывшего третьего мира — что обусловлено экономической целесообразностью и необходимостью компенсировать демографический спад, присущий всей Европе в целом — французские власти, в том числе и под воздействием подобного силового давления, рано или поздно будут вынуждены признать религиозные и этнические общины, и признать их юридический статус на законодательном уровне. Т.к. сделано это будет под давлением, то и условия будут не в пользу французских властей, а скорее станут «пожарными» уступками, а влияние общин, скорее всего, гипертрофированно возрастёт, что приведёт к концу нынешней Франции, а за ней, вероятно, и некоторых других государств, что изменит картину Западной Европы в целом.
Для избежания стремительной потери контроля над этническими общинами французским властям необходимо самим начать процедуру пересмотра нынешнего государственного подхода к проблеме миграции и интеграции иммигрантских общин. В первую очередь необходимо законодательно оформить юридическую субъектность таких общин на условиях, которые на сегодня наиболее приемлемы для французского социального устройства. Необходимо хотя бы признать сам факт наличия таких общин и придать им какой-либо коллективный юридический статус, что само по себе уже революционно для якобинской Франции. Следующая мера — полноценно и гармонично включить представителей общин в систему государственного управления, парламент, правительство и другие органы: лучше иметь дело с единичными представителями в органах власти, нежели непосредственно с самими общинами на улицах. Следующим шагом должно стать стремительное возрождение французской идентичности, пожарные меры по выравниванию демографической ситуации, отказ от традиционного французского высокомерия по отношению к этническим группам, которые на сегодняшний момент в разложенной и тотально десакрализованной Франции уже престали быть «меньшинствами». Последние события показали, что это уже субъект общественной жизни, с которым необходимо считаться.
Россия — в отличие от Франции, изначально многоконфессиональная и многонациональная страна, и то, что во Франции стало неожиданностью, в России является данностью. Россия имеет многовековые традиции гармоничного и бесконфликтного сосуществования всего этнического и конфессионального многообразия, представленного множеством народов, населяющих наше большое пространство. Возникновение волнений, подобных французским, возможно лишь в больших городах, особенно мегаполисах, где модель социального устройства наиболее прибилжена к светским моделям государств-наций, где население атомизированнно, а потеря идентичности стала нормой. При этом, именно большие города нуждаются в притоке дешёвой рабочей силы, основу которой и составляют мигранты, с тем же самым набором качеств, что и в Европе — высокой степенью самоидентификации и неготовностью отказываться от своей идентичности ради эфемерных ценностей атомизированного гражданского общества. За пределами же больших городов сознание народов ещё в значительной степени остаётся общинным, а культурная, религиозная и этническая самоидентификация находятся на всё ещё довольно высоком уровне. Поэтому проблема несовместимости мигрантов и «коренного» населения в значительной степени стоит именно перед большими городами и мегаполисами. Предотвратить столкновения на межэтнической и межрелигиозной почве можно — радикально — путём расселения мегаполисов, либо же выделением этнических общин в правовые субъекты и включением их представителей в систему управления и власти.
В многонациональной и многоконфессиональной России, где всё множество народов столетиями гармонично сосуществовало, столкновения, подобные французским, можно только спровоцировать, и именно там, где уровень самоидентичности различных групп наиболее рознится. Это путь «негативного национализма» — абсолютно деструктивный и разрушительный для России, который выгоден только тем силам, что стараются максимально дестабилизировать, ослабить, а в идеале — расчленить большое пространство России. Такие глобальные задачи ставят перед собой наши геополитические противники, в первую очередь США, действующие посредством деструктивных и провокационных националистических групп, работающих в секторе «негативного национализма» — самоубийственного для России. В противовес этому должен выступать «позитивный национализм» — национализм, ориентированный не «против», а «за» возрождение культурной, религиозной и этнической самоидентичнойти всего множества народов России, на их гармоничное сосуществование и взаимоуважение, и на имперостроительство, возрождение России в формате Евразийской империи народов, где каждый народ займёт своё достойное место в масштабах евразийского материка, Империи — Континента, Евразии.
