Радонеж | 12.12.2005 |
В конференции участвовали 144 из 192 стран — участниц Женевских конвенций. В голосовании приняли участие 125 стран. За принятие новой эмблемы проголосовали 98 стран, против — 27. Накануне Сирия фактически заблокировала утверждение новой эмблемы Красного Креста, заявив, что сначала сирийское общество Красного Полумесяца должно получить право работать на территории оккупированных Голанских высот, аннексированных Израилем в 1981 году. Позицию Сирии поддержали многие арабские и мусульманские страны, входящие в Организацию Исламская конференция (ОИК). До самого последнего момента и Швейцария выступала за утверждение эмблемы на основе консенсуса. В случае голосования новую эмблему должны были поддержать две трети государств. В итоге консенсуса не получилось, но протокол, тем не менее, был принят.
За принятие новой эмблемы выступила и Российская делегация. Возглавлявший ее заместитель директора правового департамента МИД РФ Владимир Тарабрин приветствовал принятие протокола, выразив при этом сожаление, что он не был принят консенсусом: «Необходимо было возвыситься над политическими разногласиями ради достижения гуманитарных целей», — заявил Тарабин, весьма, по-видимому, довольный своим возвышенным взглядом.
Свое сожаление позволим себе выразить и мы. Но совсем по другому поводу. Не ради достижения абстрактных «гуманитарных целей» надо было возвыситься делегатам, а до элементарной нравственной оценки происходящего.
Напомним кратко историю Красного Креста. Создание этой международной благотворительной организации было (как это всегда и бывает в любом настоящем деле) инициативой одного человека. В 1859 г. гражданин Швейцарии Анри Дюнан стал свидетелем кровопролитного сражения при Сольферино между франко-сардинскими и австрийскими войсками. Дюнан был потрясен видом многих тысяч раненых французов и австрийцев, которым никто не был в состоянии оказать первую помощь.
Несколько дней Дюан сам, призвав на помощь местных жителей, оказывал помощь раненым. Вернувшись в Женеву, он задался вопросом: а возможно ли создать такую благотворительную организацию, которая бы оказывала помощь раненым во время войн и вооруженных конфликтов? Ответом на этот вопрос и стало создание организации, символом которой стал Красный Крест на белом фоне — цвета Швейцарского флага.
Немного спустя, в 1876 году во время русско-турецкой войны Османская империя категорически отказалась допускать к себе «крестоносцев», потребовав заменить крест красным полумесяцем. А в 1929 году Женевская конвенция утвердила Красный Полумесяц в качестве еще одной официальной эмблемы организации. И вот спустя семьдесят с лишним лет Красный Крест «оскорбил» еврейское государство…
Никто, конечно, не собирается оспаривать у евреев славы первых законников. С юридической точки зрения все здесь выглядит безукоризненно и корректно. Но разве в этом дело?
Человеческое сердце — не стерильный «представительный орган», и основатель Красного Креста, Анри Дюнан не был озабочен проблемами толерантности. Он был потрясен видом тысяч страдающих людей. Из этого потрясения и выросло его детище. Он был, безусловно, сыном христианской культуры и не случайно символом этой организации стал Крест — вечный и всечеловеческий символ милосердия, жертвенности, любви.
Евреев не «оскорбляло», когда Красный Крест спасал их от гитлеровского геноцида, почему же сегодня он стал вдруг так оскорбителен и неприемлем? Потому ли, что сегодня законы и духовная расслабленность мира позволяют открыто вести вечную, непрекращающуюся ни на миг борьбу с Крестом?
Печально, что не нашлось никого в христианской Европе, кто бы мог встать и, возвысившись над «политическими разногласиями» сказать: «Позвольте, а почему собственно кого-то должен оскорблять символ международной организации, к истории которой ни арабы, ни евреи никакого отношения не имеют? Может быть проще и политкорректней взять и выкинуть из символики Красного Креста присоседившийся к нему Полумесяц, чем и избежать дальнейших «политических разногласий»? Притом, что сам Красный Крест не является религиозным символом, а является символом независимого европейского государства, гражданин которого своей жертвенностью и собственной кровью засвидетельствовал право на него?
Но не нашлось такого человека во всей Европе. И дело тут, кажется, не в возвышенной толерантности, а в отсутствии каких бы то ни было святынь, которые бы имело смысл защищать. Но отсутствие святынь означает и отсутствие памяти, смысла, и, в конце концов, силы… Сердце же, оставленное святыней, тут же, как известно, подвергается атаке иных духовных сил. Свидетелями того, как за фасадом вежливых слов, которые, к сожалению, повторяет сегодня и Россия, агрессивность и умная казуистика зла ведут свою нескончаемую войну против истины жертвы, милости и любви — мы и становимся сегодня.