Агентство национальных новостей | Митрополит Воронежский и Борисоглебский Сергий (Фомин) | 08.12.2005 |
Что касается епархии, то мы с этой темой знакомы не понаслышке. У нас есть телефон доверия, на который часто звонят наркозависимые люди или их родственники, которые спрашивают совет как им поступить в том или ином случае. Причем вопросы бывают очень разные. Мы также готовим серию совместных программ с Управлением федеральной службы по борьбе с незаконным оборотом наркотиков в Воронежской области. Мне хочется, чтобы на территории нашей епархии было найдено место, где этим людям можно было бы дать возможность трудотерапии в среде таких же несчастных, которые стараются избавиться от наркозависимости. При этом сюда стоит добавить работу священнослужителей по оздоровлению духовного мира больных наркоманией. В других областях такой опыт у нашей церкви есть. Сейчас и мы занимаемся этим вопросом.
— В интервью «Политическому журналу» в марте этого года Вы говорили, что страна пошла по пути разрушения. Почему советское общество могло комплексно препятствовать распространению наркотиков, а современное российское, при наличии церкви, различных общественных групп, при организации национальных программ, — не может?
— Во-первых, из-за того, что не очень слушают воздействие церкви на умы и души населения, а часто ограничиваются только лишь храмом. Храмом и теми местами, где священник читает свои проповеди. К сожалению и средства массовой информации очень сдержанны к инициативам церкви, и не поддерживают ее в этом плане. Я уже не говорю о государстве. Здесь мы односторонне говорим, что мы сотрудники, что у нас общие задачи, общие цели, но часто со стороны государства, даже при хорошем современном отношении к церкви, не слышится адекватного ответа. Мы сами не можем решить некоторые вопросы без его и общественности помощи. В народе сейчас произошел большой сдвиг по отношению к церкви, но все равно на нас до сих пор смотрят как на какое-то инородное в обществе тело.
А что касается вопроса более-менее успешного противодействия советского государства с нераспространением наркотиков, то могу сказать, что это происходило благодаря строгой дисциплине по всем уровням. Оно отслеживало любой вопрос. Специально для этого были созданы соответствующие структуры: КГБ, армия, милиция. Механизм работал, воспитывал. Судебная система также трудилась в этом направлении. Сейчас же, в силу того, что пока не найден для России тот демократический путь, который ей нужен, мы часто наступаем на грабли, боимся нарушить принципы демократии и часто от этого делаем ошибки.
Демократия — это не вседозволенность. И свобода — это тоже не вседозволенность. Поэтому, если молодые люди в основном гибнут от наркотиков, то с моей точки зрения, нужно применять какую-то силу, чтобы препятствовать их распространению. Раздачей одноразовых шприцов и предохраняющих средств, чтобы не заразиться СПИДом, проблемы не решить.
— Применить силу в каком плане — ужесточить наказание?
— Не то, чтобы ужесточить наказания, а бороться с этим. Вот на телевидении и в прессе меня радует то, что начали появляться серьезные материалы, которые рассказывают о вреде наркотиков и вообще такого образа жизни. Но их недостаточно. Было бы очень хорошо, чтобы само наше общество и четвертая власть заинтересовались созданием доступной для людей, читабельной, информации по этому поводу. Сегодня крайне необходимо серьезно поработать в этом плане. Для этого нужны деньги, но, к сожалению, они пока работают в обратную сторону. Запретными действиями ничего нельзя сделать: необходима антипропаганда наркотиков.
— Другими словами, создать атмосферу нетерпимости?
— Естественно.
— Это займет много времени…
— Конечно, но если мы говорим о демократии и ее принципах, то нужно воспитывать народ. Воспитывать для того, чтобы он был нравственным, патриотичным, чтобы он ценил жизнь и боролся за нее. Нужно ему сказать, что он не с теми пошел по пути. Дать заинтересованность в здоровом образе жизни. Объяснить, что он лучше и почему он уводит от возможного возникновения проблем или позволяет их решить. А наркозависимость или употребление спиртного только увеличивают этот круг.
— Каковы общие направления деятельности, совместные программы епархии в сфере сотрудничества с другими конфессиями и светскими властями области?
— Что касается взаимодействия с другими конфессиями, то такой процесс у нас только-только начинается. Я имею в виду оформленное сотрудничество. Создан межконфессиональный совет Воронежской области. Мы его создали так, чтобы не делать видимость перевеса какой-либо из конфессий. Его возглавляет светский человек из администрации — председатель счетной палаты Дубиков. Секретарь воронежской епархии, архимандрит Андрей и баптист Алексеев являются сопредседателями. Поэтому у нас получился совет не только межрелигиозный, но и с участием местных политиков. Я думаю, что это будет хорошим экспериментом, и мы в силах будем решить многие вопросы, в том числе и в плане работы против наркотиков. У нас нет каких-то целей, которые бы нас разводили. Здесь мы солидарны.
— Если вспомнить еще одну проблему — нападения на иностранных граждан в Воронеже, то согласно опросу, 36% воронежцев считают, что их причиной, в первую очередь, является отсутствие духовности и морали у современной молодежи. Конечно, это комплексная, зависящая от разных факторов, проблема. Но куда она делась, эта мораль? Верно ли утверждение, что церковь бессильна исправить сложившееся положение?
— Я бы не сказал, что церковь это бессильна исправить, особенно если выступать совместно с политическими деятелями и общественностью. Самое главное, чтобы на эти цели были не только доброе желание, но и соответствующие возможности. Действительно, подобные инциденты стали возможны от бездуховности или от псевдодуховности.
На самом деле, молодежь Воронежа очень интеллектуально развита. Но вы, наверное, сами свидетели, что в последнее время город становится платформой для проведения здесь деструктивных политических съездов, мероприятий и то же самое — религиозных. В организации каждого из них принимают участие умные люди. Не одни там только лозунги выдвигаются. Слушая речи выступающих, человек воспринимает направленную на него информацию, поскольку не может быть духовного вакуума. Он заполняется либо положительной духовной информацией и человек становится хорошим или отрицательной — и он становится бандитом, либо кем-то еще.
Поэтому, стремясь к хорошему, люди могут под псевдопатриотизмом понимать действительно нечто положительное. Особенно это касается молодежи, которая, не имея положительного жизненного опыта, видит врага не там, где он есть. Я не уверен, что у нас действительно есть проблема, о которой вы говорите. Поддерживающих ксенофобские настроения среди молодежной среды — единицы. В основном местная молодежь замечательная. Я встречался со светскими студентами, и у меня сложилось хорошее впечатление о них — это здоровое общество.
Естественно, к нам приезжают люди с другим культурным мировоззрением, не только религиозным. Бывают и с очень своеобразным мировоззрением. Их нужно как-то адаптировать к себе, поработать с ними в этом плане. У меня есть пример: одна моя знакомая ехала по улице, увидела, что идут ребята с темным цветом кожи, пьяные и пристают ко всем. Это как раз было сразу после недавнего случая с иностранным студентом. Она остановила машину и сначала попробовала их уговорить, но это ей не удалось. Затем пришлось вызывать милицию — иностранцев забрали и препроводили в институт. Если бы эти ребята встретились с кем-то неуравновешенным — все могло закончиться катастрофой: побоищем или смертным исходом. Поэтому, тоже не нужно искушать никого, необходимо взаимное понимание.
Я бы не обвинял только Воронеж и даже тех ребят, которые вот так делают с иностранными гражданами. Очевидно, был вызов — дыма без огня не бывает. Часто предметом таких трагических разборок становится девушка. Здесь тоже обществу нужно как-то терпимо к этому относиться. И тем же самым девушкам не быть эгоистично влюбленными, а попытаться объяснить другому, что ее избранник достоин любви и он замечательный человек. Я думаю, если девушка не поленится и проведет такую работу — это будет большой шаг к тому, чтобы прекратить подобные инциденты, которые у нас были. Самое главное — это терпимость и уважение друг к другу, без этого никак невозможно.
— Что касается благотворительной деятельности: как люди относятся к вопросу взаимопомощи и помощи церкви? Участвуют ли крупные бизнесмены в осуществлении благотворительных программ, жертвуют ли деньги на богоугодные дела? Или средства идут от той части населения, которая не имеет больших доходов?
— Я бы ответил на этот вопрос так: не надо понимать благотворительность церкви, что она идет самой церкви. Мы никогда на церковь не собираем денег и никого не просим ради этой цели. Но часто мы, не прося ни у кого, помогаем каким-то домам или детским, или престарелым, или домам где находятся на лечении психически неуравновешенные люди. И эта помощь идет за счет средств простых людей. Не надо обманываться и думать, что у епархии много денег. Часто ко мне общаются самые разные люди с просьбой дать распоряжение о помощи в том или ином вопросе в таком-то из благочиний. Я даю такую рекомендацию. Но помощь оказывается по мере сил, и не так быстро, как хотелось бы. После этого мне приходится разъяснять, что в основном все зависит от прихожан, которые, в большинстве своем, люди безденежные и те средства, которые выделяет батюшка, поступают именно от них.
Впрочем, есть и много достаточно богатых людей, которые ныне живут за пределами области и — помня о своей малой родине — восстанавливают храмы или строят часовни. Часто мы просим помочь по другим вопросам и такая помощь оказывается. Но, тем не менее, обычно откликается простой человек, бедный, неимущий. Когда мы проводили сбор средств в помощь жертвам катастрофы от цунами, то было очень интересно, что откликались простые верующие люди, и мы собрали, относительно, может быть, и небольшие деньги, но на фоне других епархий нашей церкви, были первыми в этом плане. Очень хорошо, что у нас есть такие люди.
Понятно, что мы не можем решить какие-то программы, те же благотворительные, именно из-за того, что у нас нет финансов. Но, слава Богу, сейчас люди доверяют церкви. Например, у нас есть единственный в области автобус, который приспособлен для перевозки инвалидов-колясочников. Он попал к нам только потому, что люди знают — он будет использоваться по своему прямому назначению.
— В настоящее время в России ощущается существенный подъем религиозности населения. Чем это объясняется?
— Это нормальный процесс интереса к тому огромному духовному пласту, на котором покоится прошлое и настоящее нашей страны. Из него будет произрастать и ее будущее. Потому, что это действительно интересно. Часто можно слышать в светских разговорах, мол, жалко, что мы не протестанты, которые разрабатывали целые богословские учения о возможности давать ссуду, зарабатывать деньги и прочее. У нас есть свои православные взгляды на этот вопрос. И замечательно все это у нас работало. Если мы возьмем дореволюционных меценатов, то посмотрите — большинство из них были старообрядцы. Они — наибольшие выразители и носители духовности России — преследовались, были ущемленными. Но я бы сказал, что всегда, когда с человеком так поступают, он выдает более качественную — образно выразимся — продукцию. Так же было и в то время — все эти люди достигли замечательных успехов. И добились этого достаточно быстро в историческом плане.
Мы часто об этом не думаем, но после отмены крепостного права в 1861 г. и до 1913 г. страна сделала огромный рывок! Русские люди добились успеха не только в своей стране, но и за рубежом. Взять ту же Америку: если бы не выходцы из России, то она существенно запоздала бы со своим развитием. Запас православия в этом плане — он огромен, неисчерпаем. Сейчас люди задумываются о том, что религия, православие, не мешает, а помогает человеку жить. Я думаю, что это одна из сторон того, что многие приходят к тому, чтобы иметь такое духовное основание. Жизнь тяжелая, человек часто мечется и не знает, где бы ему найти опору, для того, чтобы посмотреть на все окружающее совершенно спокойно и получить возможность сделать очередной шаг вперед.
— Иерархи Православной церкви на протяжении двадцатого века почти всегда поддерживали государственную власть: вначале царскую, потом коммунистическую, а после этого и демократическую. С чем связан такой конформизм церкви?
— Дело не в конформизме церкви, а в том, что она стоит вне политики. Мы солидарны в одном: дело народа избирать форму власти и людей, которые будут ее возглавлять. Задача церкви — стабилизировать положение в государстве и поддерживать тех, кто находится сейчас во властном состоянии. Поэтому, здесь абсолютно нет ничего удивительного.
В этом плане с некоторой долей обиды можно лишь говорить о дореволюционной России, когда Православная Церковь была превращена в государственный департамент. Она стала частью государственной машины. И тот же Столыпин неоднократно для разноса вызывал к себе на ковер иерархов церкви. Мы сейчас нашу историю рисуем себе в розовых цветах. Но забываем о том, что со времени Петра Великого до Николая II произошла только одна встреча с членами Святейшего синода. Это сделал последний российский царь. Впрочем, после отречения Николая Александровича, церковь тут же отменила поминовение царской семьи и ввела молитву о Временном правительстве. Меж тем, как и в то время, за власть предержащую молились, так молятся и сейчас.
Андрей Балакин
http://www.annews.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=23 369