 |
| Труд-7 | Любовь Рак | 08.12.2005 |
… В первый раз они отправились к Виссариону в феврале 94-го — пока просто посмотреть. Вместе с ними в дорогу собрались еще семь человек, в основном любопытствующие. Нынешнего «города Солнца» на горе Сухой в Курагинском районе тогда еще не было и в помине. К месту, где его потом построили, только-только начали пробивать дорогу. А бывший милиционер патрульно-постовой службы Сергей Тороп, объявивший себя вторым Христом, обитал в родном городе Минусинске… Чета Мельниковых и их друзья остановились в общинном доме — своего рода общежитии. И Елене сразу не понравились здешние казарменные порядки.
Она была удивлена, что «философия» Виссариона сплошь построена на заимствованиях. Поразили плохая речь (при внешней одержимости) новоявленного «мессии», бедный язык. Покоробило, что и на ее вопросы, и на вопросы других людей он отвечает одними и теми же заученными словами. И в то же время уже тогда точно знала: муж просто так домой не вернется.
Через три месяца всей семьей приехали в общину на постоянное место жительства. У них уже было двое детей — 9-летняя дочь, двухгодовалый сын, и Лена носила третьего. Успокаивая себя, рисовала умильные картинки деревенской жизни: огород, ребятишки, подрастающие на свежем воздухе. Увы, жизнь оказалась другой. В первую же неделю мужа отправили на общественные работы, а Лена с детьми — в гостиничной комнате. Потом жили у чужих людей — и опять практически одни. Алексей уходил в 7 утра, возвращался в 11 ночи и ложился спать. Говорить с ним было бесполезно — между супругами как будто возникла невидимая стена…
Он рвался строить дорогу, но Виссарион не дал ему на это благословения. Зато разрешил наконец обосноваться в деревне Качулька. Муж купил там дом и долго расписывал его достоинства — старинный купеческий, двухэтажный, стоит на берегу реки. Когда Лена его увидела, пришла в ужас. На первом этаже держали свиней. Второй этаж оказался ветхим, дырявым.
Как только мы попали в общину, — рассказывает Елена, — отдали 3 тысячи долларов, полученные за проданную в Новосибирске квартиру. Насильно деньги никто не отбирал. Просто в проповедях шла накачка: «Вы приехали сюда отдавать без меры, не требуя ничего взамен». Первый год я ходила на собрания, сидела там и думала: почему они слушают и рыдают — до истерики?! Как будто не проповедник перед ними, а поп-звезда. Позже видела, как Виссарион шел, будто наступая на склонившихся перед ним людей. В общине много тех, у кого явно пограничное состояние психики, неврастеников. Есть и такие, кому тут же могли бы дать инвалидность по психическому заболеванию, просто они к врачам не обращаются. А Тороп их еще и пугает, он, собственно, с помощью страшилки общину и создал: грядет конец света, мир рухнет, все погибнут, а мы спасемся. Грубо говоря: «Все в грязи, а я в белых одеждах». Да как человек может жить в радости, если все вокруг погибнут…
Это потом Виссарион снял ряд самых жестких запретов. Скорее всего, из-за серии резких выступлений в СМИ — над общиной сгустились тучи, зачастили комиссии с проверками. А с самого начала человека здесь ограничивали во всем. Лена привезла с собой личную библиотеку — муж запрещал не только читать, настаивал, чтобы выбросила или сожгла книги. Считалось, что общинные дети должны уметь читать, писать, считать — и не более того. Множество запретов касалось не только духовной — самой обычной пищи.
— Первые два года у нас был настоящий голод, — говорит Елена. — Я помню, как плакала моя 10-летняя дочь, когда запретили хлеб. Просила у мужа растительное масло, а он отвечал: «Если ты попросишь цианистого калия, я тебе тоже должен его дать?» Соль, сахар — яд. Молоко позволялось пить только детям до года, и то, если попросят. Как-то Виссарион невнятно сказал: «Каждому овощу свой срок», — и люди перестали заготавливать продукты на зиму. Мы ели одну картошку, из этой же картошки и молотой гречки пекли некое подобие хлеба. Помню, как прибежала одна тетушка и сообщила радостную весть: «Лена, нам разрешили есть ржаной хлеб, пить какао и даже книги читать!»
К тому времени у них было уже четверо детей. Но ей надоело быть подневольной, и она решила устроиться на работу. Сначала на общественных началах, потом ее взяли на ставку, сейчас Елена Анатольевна — художественный руководитель Качулькского дома культуры. Более того, поступила в Хакасский госуниверситет на отделение психологии. Теперь может почти профессионально разбираться в настроениях, которые витают в общине. По ее наблюдениям, приверженцев Виссариона становится меньше. Кто-то вернулся домой, кому-то уезжать некуда — квартиры проданы, никто их не ждет. Для многих это трагедия, крушение всего, и они ломаются, спиваются, появляются наркоманы.
Конец света, обещанный еще в 1997 году, так и не наступил. Другого смысла отгораживаться от общества вроде бы толком и не просматривается. Община потихоньку разваливается; Виссарион и его помощники, похоже, не знают, чем занять и удержать людей. И появляются совсем уж странные формы «завлекалок» — так называемые треугольники. Вполне откровенно «отец и учитель» разрешает полигамные браки — муж и две жены.
— Грянула свободная любовь, причем в основном для мужчин, — рассказывает Елена. — Я сильно подозреваю, что «треугольники» — способ избежать формального развода и алиментов. Просто расстаться, разъехаться, разделить имущество братья и сестры не в состоянии. Нечего делить и некуда разъезжаться. Не исключено, пройдет немного времени, и Виссарион скажет: молодцы, вы свою миссию выполнили, мир отмолили, конца света не будет, все свободны. А на Тиберкуле вместо «города Солнца», глядишь, появится симпатичный туристический комплекс.
Весной Елена, Алексей и трое их сыновей собираются навсегда покинуть общину. На первое время поселятся у родителей, они их давно зовут и очень ждут. Старшая 20-летняя дочь уже давно живет в Новосибирске — окончила там колледж, продолжает учиться и работать. Алексей в Качульке организовал собственную мебельную мастерскую, его изделия, красивые, сделанные с художественным изыском, пользуются спросом в соседних районах и даже Абакане. Теперь он хочет расширить производство. Хотя до конца от Виссариона еще не ушел, как и положено, продолжает платить «десятину» в общий котел. Лена его не торопит.
И все-таки ей очень жаль, что 11 лет оказались вычеркнуты из нормального, естественного течения жизни.
