 |
| Комсомольская правда | Дарья Асламова | 23.11.2005 |
Еще пару лет Россия может не бояться
Как-то в Пекине я спросила одного благовоспитанного китайца с английским именем Ховард (азиаты часто для удобства общения с иностранцами берут европейские имена): «Почему весь мир боится Китая?» Ховард, представитель поколения «новых китайцев», простодушно, с жаром возразил: «Ну, что вы! Ближайшие два года вам совершенно нечего бояться. Мы так заняты своими внутренними проблемами!» «Два года! — шокированная, воскликнула я. — А дальше?» «Ну, нет, — смутился мой собеседник. — Наверное, все-таки несколько лет. Китай сейчас на подъеме, но ему далеко до подлинного могущества». — «А дальше?!» — «А дальше, — лукаво улыбнулся Ховард, — естественный исторический процесс. Новый сильный игрок потребует передела мира».«Белый» мир всегда был склонен демонизировать «желтый» мир. В муравьином прилежании китайцев, в их целеустремленной коллективной силе европейцам чудилась таинственная угроза. С высоты своей пятитысячелетней цивилизации Китай снисходительно взирал на мир суетливых белых «варваров», не способных оценить достоинства азиатской культуры. Бумага появилась в Китае во втором веке нашей эры и через Центральную Азию и Северную Африку достигла Испании в двенадцатом, а Северной Европы — в тринадцатом веке. Книгопечатание было изобретено в Китае в восьмом веке нашей эры, печатные машины с подвижными литерами — в одиннадцатом, но эта технология добралась до Европы только в пятнадцатом столетии. Порох, изобретенный китайцами в девятом веке, проник к арабам несколько сотен лет спустя и достиг Европы лишь в четырнадцатом веке. Древнекитайский мыслитель Мэн-цзы заявлял: «Я слышал, что варвары изменялись под влиянием Китая, но я еще не слышал, чтобы варвары изменяли что-либо в Китае». В течение тысячелетий Поднебесная была супердержавой, и «только последние триста лет» у нее были какие-то проблемы.
Китайцы никогда не были хорошими воинами, хотя знаменитый двухтысячелетний трактат китайского полководца Сунь-цзы «Искусство войны» до сих пор изучают не только во всех военных академиях мира, но и во многих экономических институтах и бизнес-школах. Его принципы замечательно просты: «Сто раз сразиться и сто раз победить — это не лучшее из лучшего; лучшее из лучшего — покорить чужую армию, не сражаясь. Поэтому самая лучшая война — разбить замыслы противника». Когда это не удавалось и враг вторгался в Поднебесную, китайцам оставалось только ждать — время работало на них. Эта мощная нация способна ПЕРЕВАРИТЬ любой народ, не оставив после него ни памяти, ни следа. Китайский ген — самый сильный в мире, и через каких-нибудь сто лет завоеватели превращались в улыбчивых желтокожих китайцев.
Новый центр мира?
Пекин обрушивается на вас лихорадкой всеобщего строительства, не прекращающегося ни на минуту. Всюду бесперебойно пульсирует инстинкт приспособления и выживания. Первое впечатление — «очень много китайцев», как выразилась одна моя подруга. Сразу вспоминается анекдот о китайце, вернувшемся из Москвы. На вопрос: «Ну, как там в Москве?» — турист мечтательно ответил: «Хорошо! И пусто, пусто!»Сначала вам страшно, вам кажется, что вас сметут. Как можно выделить чью-то маленькую жизнь из этого огня и кипенья? Вы кажетесь себе инфузорией-туфелькой под чьим-то огромным сапогом. Потом вы озадачены. Что кроется за этой гонкой людей, усердных и в будни, и в выходные? Со временем вас охватывает что-то вроде снисходительного презрения к этому бестолковому броуновскому движению. Но не торопитесь с выводами. Из всей этой сумятицы и бестолочи рождаются целые города. Каждый год в Китае из деревни в город переезжает от десяти до двадцати миллионов человек, и потому каждую неделю (!) здесь возникает город или район, сравнимый по размерам, ну, скажем, с Рязанью.
Когда вы становитесь частью толпы, вы подхватываете вирус Золотой лихорадки. Китай сейчас — это Клондайк товаров с низкими ценами, Эльдорадо оптовых закупок, Аляска шоппинга. Сначала вы падаете в обморок, когда видите костюмчик за шестьдесят долларов, точную копию которого вы купили в Париже евро за восемьсот. Потом вы рыдаете при виде пятидолларовой кофточки, так похожей на ту, что вы «оторвали» на распродаже в Милане за сто евро. Вы погружаете пальцы в груды жемчуга и бирюзы (нитка бус — долларов десять) и наслаждаетесь щекочущей теплотой американской норки, вы трогаете изысканное шелковое белье и мягкие кашемировые палантины. Не верьте итальянским и французским магазинам! Абсолютно все (!) европейское тряпье и обувь известных фирм производятся в Китае. «Желтая» вещевая экспансия уже никого не пугает. Один сотрудник российского торгпредства рассказывал мне, что как-то ему пришло письмо из солидной московской фирмы — поставщика итальянской плитки с просьбой найти китайского производителя: «Меня так и подмывало написать им в ответе: а итальянские лейблы вам здесь ставить или сами в Москве нарисуете?»
Жизнь в Китае кажется сиюминутной. Люди делают рывок из мира бедности в мир неограниченных возможностей и озабочены только сегодняшним днем. Здесь не любят говорить о политике, не интересуются международными делами, не знают имен китайских государственных деятелей. У китайцев, когда говоришь с ними о мировых проблемах, появляется на лице одинаковое скучающее выражение. Какие, к черту, мировые проблемы, когда делом надо заниматься?! Или как писал участник одного чата о Китае: «Россия — много продает, ничего не производит, МНОГО БОЛТАЕТ; США — много покупают, мало производят, МНОГО БОЛТАЮТ; Китай — много покупает, много продает, много производит, МАЛО БОЛТАЕТ. Угадайте с трех раз, кто будет первым?»
И Конфуций всегда молодой!
Китайское общество крепко сцементировано традицией и держится на устоях, которые нам трудно вообразить. Еще в последние годы правления династии Цинь девизом стал принцип, актуальный и сейчас, — «китайская мудрость для фундаментальных принципов, западная мудрость для практической жизни». Иначе говоря, «китайский дух плюс западный капитализм». Любые перемены легко претворять в жизнь, укрывшись одеялом традиций. Таким одеялом не только для Китая, но и для всей Азии стало конфуцианство. Уже в 80-х годах прошлого века китайские партийные лидеры объявили конфуцианство основой китайской культуры, а в 90-х правительство Тайваня заявило, что является «наследником конфуцианской мысли». Политологи даже говорят об азиатском универсализме. «Азиатские ценности — это универсальные ценности. Европейские ценности — только европейские ценности». О как!Конфуций, философ, живший в пятом веке до нашей эры, пропагандировал воспитание и освоение сложного ритуала отношений между высшими и низшими. Идея покорности сверху донизу (подчинения детей родителям, младших — старшим, подданных — своему правителю) — одна из основных идей этики конфуцианства. Государственный аппарат представлен как аппарат служения небу. Люди изначально разделены на высокопоставленных и низкопоставленных, а значит, если ты маленький человек, то не рыпайся, не ропщи на судьбу, а будь доволен тем, что имеешь. Не рвись на самый верх, не опускайся вниз. «Все первоначально предопределено судьбой, и тут ничего нельзя ни убавить, ни прибавить». Справедливость существует, когда каждый строго соблюдает требования и обычаи, установленные для того класса, к которому он принадлежит. Если ты поднялся на одну ступеньку, будь рад, но не завидуй тому, кто выше.
Дисциплина, ответственность за семью, коллективизм, умеренность, трудолюбие, лояльность к властям, «мягкий» авторитаризм (или идея «просвещенного» деспотизма, выдвинутая последователями Конфуция), строгая иерархия, верховенство общества над личностью — вот основные конфуцианские ценности. Но главное — это ЛИ (богатое понятие, переводимое словами «ритуал», «церемониал», «почтительность и т. д.). «На то, что не соответствует ритуалу, нельзя смотреть; то, что не соответствует ритуалу, нельзя слушать; то, что не соответствует ритуалу, нельзя говорить; то, что не соответствует ритуалу, нельзя делать».
Именно ЛИ (ритуал) спасло Китай от участи Советского Союза. Партийным вождям хватило ума понять, что правящий класс отрекается от себя, как только отрекается от стеснительного церемониала и обременительных привилегий. «Если в верхах соблюдают ритуал, народом легко управлять», — утверждал Конфуций. Резко изменив курс государственного корабля в сторону капитализма в конце 70-х годов, правящая китайская элита сохранила в неприкосновенности все коммунистические обряды. С шаманским упорством она твердила прежние лозунги, понимая, что утрату идеалов люди воспринимают куда болезненнее, чем утрату денег или перемену участи. Государство — то же дерево: можно за ним ухаживать, но нельзя выкапывать его из земли, чтобы осмотреть корни. Спроси сейчас рядового китайца, при каком строе он живет, и он, не задумываясь, ответит: «При социализме». «Этот вопрос беспокоит только вас, иностранцев, — говорит старейшина китайской журналистики господин Ван Чун Дзе. — Для нас это не вопрос. Мы называем наш строй «социализмом с китайской спецификой». В свое время Дэн Сяопин заявил: «Бедность — это не социализм».
В огромном мегаполисе Пекин со стен исчезают прежние лозунги. Медленно, но уверенно, шаг за шагом китайский корабль поворачивает к берегам национализма.
Рецепт успеха: на море национализма — капля демократии
«Демократия в Китае? Свобода слова? — хмыкнул слегка нетрезвый, но очень веселый китайский бизнесмен господин Лю в баре Харбина. — Вы можете себе представить, что будет, если полтора миллиарда человек разом откроют рот?»Господин Лю живет в Италии, сносно болтает на трех языках, одет с иголочки, как настоящий европеец. «Я человек цивилизованный, я не ищу свободы, — говорит господин Лю. — Цивилизованные люди знают, что ее не существует. Только молодые, неискушенные народы пишут на своих знаменах слово „свобода“. Китайцы — народ старый. Мы знаем, что свобода должна быть ограничена во имя безопасности и процветания. Сущность просвещенной цивилизации в том, что она выбирает компромисс, средний путь. А народ — он несовершеннолетний, что бы вы там себе ни думали. Вопрос в том, дорос ли он до свободы? Если ему дать волю сразу, он пойдет грабить и убивать. Свободу надо давать, как детям сладкое, — по кусочкам, по капелькам. А то могут объесться».
Итальянский гражданин китайского происхождения господин Лю никогда не забывает о том, кто он такой. Это называется «проверка зеркалом». «Подойди к зеркалу и посмотри на себя» — это совет всей китайской диаспоре. В начале XXI века Китай стал цивилизационным магнитом не только для миллионов китайцев, разбросанных по миру, но и для всего азиатского региона. Еще в 1994 году один из лидеров Гонконга воскликнул: «Мы, китайцы, ощущаем патриотизм, который мы никогда не чувствовали. Мы — китайцы, и мы этим гордимся». Фантастический рост китайской экономики (10 процентов в год — в США, к примеру, только 3 процента) вызвал азиатское ликование и растущую требовательность в отношениях с Западом.
Когда в конце 70-х годов Китай только начинал реформы, он еще не мог определиться, принять западные ценности или вернуться к внутренним традициям. Развал Советского Союза стал, без преувеличения, шоком для Китая. Русский принцип всеобщего разрушения для добрых, окончательных целей противоречил китайскому принципу не крошить со скорлупой и сам орех. «Это была настоящая трагедия, — говорит журналист Ван Чун Дзе. — Мы приняли ее близко к сердцу и извлекли из нее уроки. Мы поняли, что советский путь ведет в тупик. Перед нами стоял тот же вопрос, что и перед СССР в момент перестройки, — взять за образец западную демократию или пойти собственным путем, опираясь на свою культуру и традиции? Мы знали: как только демократия в американском варианте проникнет в Китай, он тут же развалится на множество частей. Это и есть цель Запада — ослабить Китай, превратить могучую, сильную страну в скопище маленьких, враждебных друг другу государств. То, что удалось сделать с Советским Союзом, не удалось с Китаем».
ЦИФРА ДНЯ
2,5 миллиона китайцев живет в России
Это неофициальные данные, собранные сотрудниками администраций Хабаровского края и Дальнего Востока. По данным переписи 2002 года китайцев в России всего 34 577 человек. Кстати, по советской переписи 1989 года их жило в СССР только 11 тысяч.