 |
| Православие.Ru | Людмила Лаврова | 23.11.2005 |
Скоро под давлением массы других новостей сообщения из Франции окончательно отойдут на периферию информационного потока. И вот здесь для нас будет непростительной ошибкой, если тот пласт тревог, предложений, вопросов к власти, который был поднят в России в дни, когда горели предместья французских городов, также будет вытеснен на задворки внимания общества. Ведь мы подошли сейчас к тому рубежу, когда вопросы «Кто мы?» и «Куда мы идем?» выдвигаются на авансцену объективными обстоятельствами нашей реальности и должны стать предметом размышлений все большего числа граждан России. В воздухе буквально витает запрос на авторитетные, доказательные, без политиканства и навязшего в зубах популизма прогнозы о будущем страны. Не предлагаемые извне, вроде состоявшегося осенью с.г. в Москве для узкого круга лиц выездного заседания Всемирного экономического форума под девизом «Россия и мир: сценарии будущего» (хотя и к ним необходимо прислушиваться), а разработанные собственными специалистами и учеными.
Даже на нашем балансирующем между катастрофами, скандалами и хохмачеством телевидении в эфире первого канала вдруг появляется такая передача, как «2030», где делается попытка заглянуть в завтрашний день с учетом тенденций, развивающихся ныне в социально-политической и экономической жизни РФ. Людей больше не удовлетворяют те маршрутные карты и приоритеты, которые с конца прошлого века предлагались в виде броских и туманных лозунгов, использовавшихся для внешнего оформления намечаемых перемен. Эйфория от заклинаний вроде «движение в мировую цивилизацию», «общечеловеческие ценности» и прочий абстрактный вздор, похоже, перешла в состояние, которое хочется определить словами Аполлона Григорьева: «тяжкое похмелье, горькое веселье». Но до момента истины еще далеко… На этом пути небесполезно задуматься о бесчинствах во французских предместьях, пошатнувших многие устоявшиеся представления о благополучном западном мире. Ведь если, как с воодушевлением кричат на той же Украине (да и у нас обозначают тот же вектор движения), «мы идем в Европу», будьте готовы принять, в добавок к своим, и бремя европейских проблем. При этом было бы опрометчиво исключать, что за счет тебя они со временем и будут решаться.
СТОЛКНОВЕНИЕ С АЙСБЕРГОМ
Мы далеки от того, чтобы уподобить Францию «Титанику». Да, пробоина велика, и оркестр либеральных СМИ играет привычные песни о «бедных отверженных», и беспечно заполнены кафе на Монмартре. Однако, учитывая политический опыт Запада, несомненно и то, что ситуация подвергнется всестороннему изучению, будет найден правовой аспект ее решения и приняты соответствующие законные меры, которые станут неукоснительно исполняться. Под эти задачи отмобилизуют необходимые силы и ресурсы. Французскому обществу предстоит также определиться и в отношении «идола политкорректности», накладывающего жесткое табу на честное и открытое обсуждение давно назревших проблем иммиграции, ее количества и качества, социализации этих людей. О провале принятой в республике «интеграционной модели» свидетельствует, в частности, такой факт: все, предназначенные к высылке особо активные погромщики, и вообще, задержанные в этих беспорядках — принадлежат, в основном, к третьему поколению иммигрантов. Их родной язык — французский, но они не стали от этого французами, полноценными и сознательными гражданами страны. Это ли не ответ всем многочисленным нашим «интернационалистам», лукаво настаивающим на том, что всякий живущий в России и овладевший русским языком — русский. Но вернемся к Франции. Айсберг оказался реальным, неопознанным объектом, вызвавшим и недельное молчание президента, и замешательство правительства, выразившееся в бессилии полиции, и нехарактерную для французов растерянность общественного мнения, что было заметно по публикациям прессы, в комментариях французских журналистов, аккредитованных в Москве. Французы настаивали, что никакого этнического или религиозного аспекта в действиях хулиганствующей молодежи нет, а есть лишь выраженный таким уродливым образом социальный протест против бедности, безработицы, неравенства. При этом все же робко проскальзывали замечания о разности менталитетов, но углубить эту мысль мешал страх перевести проблему в этническую плоскость, выделить социокультурные факторы, поискать ответы в ментальных и культурных различиях (силен либеральный террор пресловутой политкорректности!). Наш знаменитый писатель, гуманист и борец с тоталитаризмом В. Ерофеев высказался на радио «Эхо Москвы» куда круче заслужившего кличку «нацист» Ле Пена (и как это его только с объятиями принимают в том же Париже местные либералы?), охарактеризовав всяких там негров и прочих арабов «гноем» и «дебилами».По мере поступавшей информации выяснилось: доля иммигрантов в 57-миллионном населении Франции составляет около десяти процентов, что по всем принятым научным оценкам представляет собой критический показатель, за которым начинается дисбаланс общества по многим факторам. Марсель, например, практически утратил свою европейскую идентичность, и даже оплот традиционной Франции — Нормандия — нашпигована иммигрантскими анклавами. Мы также узнали о немалом уровне социального обеспечения этих людей, возможностях получения бесплатного жилья, образования, медицинского обслуживания. Российский телезритель увидел кварталы, где живут иммигранты. Они ничем не отличались от наших районов массовой застройки где-нибудь в московском Митино или Уссурийске. Правда, о выселении из квартир за неуплату, отключении света и пр. там и речи не может быть.
Интересно было и то, что уничтожали, наряду с подожженными машинами, как раз социальную инфраструктуру: дешевые магазинчики, детские сады, школы. «Летучие» отряды подростков, в полном согласии с известными методами и стратегией партизанской войны в городе или бескровной интифады (кстати, именно европейскими интеллектуалами разработанной для палестинцев), ловко ускользали от связанной по рукам и ногам отсутствием внятных приказов полиции, не имеющей в этих кварталах даже своих участковых. Да и как, чем следовало сражаться с детьми 12−15 лет? Захваченная врасплох власть оказалась не готова к такой «фантомной войне» и, защищаясь по-своему, поспешила сразу заявить, что беспорядки носят спонтанный характер, никем не организованы и не имеют ни политической, ни религиозной подоплеки.
Действительно, политическое выражение претензий отсутствовало, толпы поджигателей не выдвигали никаких лозунгов и требований. Зато их в привычных социальных клише пытались сформулировать перед телекамерами чиновники, журналисты и почтенные представители общин. Но было ясно: они либо не схватывают сути происходящего, либо по каким-то причинам сознательно скрывают ее.
Первая простая мысль при виде всего этого: и где же эта никем неорганизованная молодежь достала столько бутылок с зажигательной смесью, что их хватает уже почти на месяц непрерывных поджогов? У себя на кухне, что ли, готовят эту смесь ребята? Потом проскользнуло сообщение, замечу, больше не повторявшееся, что в Париже был обнаружен склад, где как раз и занимались массовым изготовлением «коктейля Молотова». Однажды сообщили и о наличии координации беспорядков в разных городах через Интернет и мобильную связь. Но все подобные факты проходили разрозненно, фрагментами, как будто кто-то был совсем не заинтересован в том, чтобы целостная картинка складывалась вразрез официальной версии о стихийности действий иммигрантской молодежи. В самой Франции многие даже не представляли масштабов происходящего на окраинах собственных городов, так как на ТВ жестко цензурировался и визуальный ряд в репортажах с места событий, и комментарий. Что подтвердил для меня звонок друзей, живущих в Париже, которые весьма удивились моим расспросам и предположили, что все это «раздувают» российские СМИ.
Затаился в подводной части французского «айсберга» и повод к началу бесчинств. История о двух подростках, якобы спрятавшихся от полиции в трансформаторной будке и убитых током, с самого начала вызывала сомнения, а по истечении короткого времени факт полицейского преследования этих молодых людей был официально опровергнут. Теперь французская пресса называет данную историю типичным «городским мифом». Но вот главный вопрос: кто-то же формировал это детонирующее событие? Причем таким образом, что оно предстало в глазах общественности не в качестве несчастного случая, но явилось как бы сконцентрированным выражением антигуманного, граничащего с расизмом отношения власти к иммигрантам и их нуждам, подталкивая к оправданию деструктивного поведения молодежи. Журналисты с энтузиазмом подхватили эту версию, громоздя в своих материалах противоречие на противоречии. Например, говорили о неграмотности этих ребят и одновременно сетовали, что государство не предоставляет им возможностей получить хорошую работу. Одна из влиятельных нью-йоркских газет, не замечая того, что ратует за понижение уровня образования, в том числе и профессионального, проливала слезы над якобы замученной злыми учителями «несчастной цветной молодежью» и так предписывала проявить гуманизм: «предстоит что-то делать с этим гулагом (!) тестов и экзаменов». Попробовали бы они порекомендовать нечто подобное американским профессорам или работодателям!
Что касается «детонирующего события"… Нам ли, наблюдавшим и пережившим провокации Алма-Аты, Тбилиси, Вильнюса, Риги, Ферганы, Баку, Оша, повлекшие к известному результату в начале 90-х гг. минувшего века, не знать, как и с какой целью формируются и поддерживаются подобные «городские мифы». Из них до сих пор особенно впечатляет «миф» в публичном изложении соратника Горбачева Рафика Нишанова о «клубничке на базаре» в Фергане, из-за которой поспорили продавец с покупателем. Ну, а то, что после этого начали жечь живьем русских солдат, вырезали тысячи и согнали с земли сотни тысяч людей, взрывая стабильность в стране, предметом рефлексии власти и общества не стало. Впрочем, тактика и стратегия подобных технологий исчерпывающе проанализирована в книге русского политического исследователя К. Г. Мяло «Россия и последние войны ХХ века».
Не выдерживают серьезного сравнения нынешние «бунты окраин» с майскими событиями 1968 года. И по составу участников, и по степени организации, и по масштабу. К тому же, те студенческие волнения носили ярко выраженный игровой характер и не выламывались из системы сложившихся социально-исторических координат, не затрагивали, по большому счету, бытийных основ страны, ее уклада, культурных, религиозных и этнопсихологических корней.
Ныне, занимаясь поисками причин и виновников беспорядков, их анализом, французское общество не может утверждать лишь одного: «нас не предупреждали». Увы, роковой «айсберг» не возник неожиданно из тумана, он разбухал в размерах, нависал постепенно, годы… И пока, агитируя против принятия на референдуме европейской Конституции, французы пугали друг друга пришествием «польского водопроводчика», внутри страны уже пребывала в латентном состоянии критическая масса совсем иных угроз. В нужный час механизм был запущен… Расчет на подростков, с одной стороны, в силу возраста парализующих активность полиции, а с другой, вызывающих сочувствие общественности, тоже оказался точен. Достаточно написано и о разветвленных связях спецслужб в международной наркосреде. Все это позволяет допустить версию о наличии неких сил, чьи интересы, политические и криминальные, вошли в согласие, а, значит, о многоцелевой направленности беспорядков. Однако конспирологические предположения некоторых журналистов, что Франция таким образом «наказана» своим заокеанским партнером за независимую политику в отношении Ирака, Сирии и т. д., ничуть не отменяют самой проблемы никак не вписанных во французское общество миллионов людей. И это огромный ресурс для управления через хаос.
И ладно бы во Франции не прислушивались, называя их маргиналами и фашистами, к политикам, подающим сигналы об опасности для страны разрастающегося параллельного мира мигрантов. Там не заметили нешуточной проекции в самое недалекое будущее (годы указаны точно: 2010−2013) такого всемирно известного мастера кино, как Люк Бессон, по чьему сценарию в 2003 году был сделан фильм «Тринадцатый квартал». Снятый в манере этого режиссера, с лихо закрученным сюжетом и головокружительными трюками, этот фильм, не претендуя на изыски и глубины лауреатов Каннского фестиваля, обнажил, тем не менее, яркую картину управляемого криминалом и боссами наркомафии автаркического иммигрантского существования, где всякий, кто решит бросить вызов такой жизни, обречен на жестокую расправу. А другая сторона — власть — демонстрирует здесь полное свое поражение. Ее ответ на вызов торжествующего беззакония, приносящего огромные доходы, — сначала глухая стена, которой обносят смердящий преступностью квартал, не отделяя овец от козлищ. Но и это гетто на окраине Парижа из-за полной невозможности контроля намечается в итоге ликвидировать, не гнушаясь теми же преступными методами.
Насколько известно, «Тринадцатый квартал» не имел во Франции адекватного резонанса. Возможно, события этой осени изменят подходы в республике к иммигрантской проблеме, в противном случае жутковатый боевик Бессона может оказаться пророческим.
Только бизнес!
Для российских представителей власти, экспертов и разного рода комментаторов «горячая» французская осень, разумеется, не могла не явиться поводом, чтобы обозначить свои позиции по вопросам нашей иммиграции. Очень показательный факт. Ни серьезные исследования демографов, ни работы отечественных ученых о перспективах Российского государства, где, например, прогнозируется катастрофическое по своим последствиям превышение доли мигрантов над коренным, традиционным, населением к концу ХХ1 века, ни даже упоминавшийся мною в предыдущей статье доклад ООН «Россия в 2015 году» не удостоились широкого обсуждения. На волне укоренившейся в СМИ погоне за сенсационностью, утраты журналистами целостного видения проблем страны, стремления развить и продолжить однажды затронутые болевые темы, благодаря моде на крикливые ток-шоу, где и не пахнет поиском истины, общество реагирует только на сильные раздражители. Нужно было загореться машинам во Франции, чтобы от начальника Управления трудовой миграции ФМС России В. Поставнина мы узнали, что он выступает за легализацию гастарбайтеров вместе с семьями и создание для них надлежащих условий: обеспечение медицинским обслуживанием, страховкой, пенсионных отчислений. И речь ведется уже не о людях, едущих к нам на черновую работу, а о якобы квалифицированных специалистах. Кто и как будет подтверждать их дипломы и квалификацию — сказать невозможно, но процесс этот уже запущен. Пресса отмечает экспансию иммигрантов из Грузии и Армении в медицину и науку, притом, что за минувшие годы в западные страны выехало свыше 200 тысяч первоклассных российских ученых. И вообще — предполагаемая цифра нелегалов в стране, по данным ФМС, до 14 миллионов человек, почти равна убыли собственного населения за эти пятнадцать лет, то есть происходит его неуклонное ползучее замещение. С легализацией иммиграции и при отсутствии активной государственной политики поддержки рождаемости и сокращения смертности изменение этнического состава России станет необратимым.В пламенных сторонниках у В. Поставнина оказался директор Института этнографии и антропологии господин Тишков, призвавший дать отпор противникам ускоренной легализации иммиграции. Чем руководствовался, делая свое заявление, сей ученый муж — гадать не берусь, а статья «Люди без счета» в русской версии журнала «BusinessWeek» N6 разъяснила подоплеку позиции чиновника. Оказывается, только за первое полугодие у нас уже легализовалось около 500 тысяч человек, а к концу года эта цифра может перевалить за миллион. Сотрудники ФМС, как пишет журнал, пока входят в состав МВД, но «мечтают о независимости и таких же полномочиях, как у всесильной Службы иммиграции и натурализации США». Добавлю, без их ответственности и диктуемых интересами Америки жестких подходов к потокам иммиграции. Каковы же наши подходы?
Сегодня за оформление на год 500 работников работодатель платит до $ 300 тыс. И это лишь пошлины. «BW» называет правдоподобной сумму до $ 1000 за каждого легализованного гастарбайтера. Значит, если в Москве трудится от 1, 5 до 3 млн. мигрантов, а в стране их еще больше — легализация такой массы людей станет приличным бизнесом для государства и посреднических структур. Итак — бизнес и ничего личного! Какая патриотическая позиция у чиновника в стране со стремительно вымирающим населением! И становится ясно, почему все эти годы той же ФМС возводилось столько непреодолимых бюрократических препятствий для воссоединения русского народа, разделенного распадом Союза. Что было взять с этих несчастных беженцев из Таджикистана и Киргизии, из Казахстана и Грузии? Да еще их надо было обустраивать, предоставлять жилье, оформлять пенсии. А «миграционное пространство» нелегалов, подпитывающееся активной криминальной деятельностью, развращая взятками милицию и чиновничество, укреплялось по кланово-родственному принципу, захватывало позиции в бизнесе (норма прибыли на московских рынках, по словам С. Глазьева, 500−700%) и теперь еще получит гражданство, включая сопутствующие возможности. Но они и так немалые. «Независимая газета» недавно рассказала читателю об уже существующей в Москве целой сети поликлиник и женских консультаций, парикмахерских и ресторанов, детских садов, центров досуга и загородных баз отдыха, созданных по этническому или конфессиональному принципу, только для «своих»! Есть и районы в столице, где компактно проживают выходцы из бывших закавказских республик. В Волгограде проспект Жукова с горькой иронией назван местным населением Кавказский проспект, а в некоторых районах Волгоградской области выборы «делают» в своих интересах общины казахов и турок-месхетинцев. На Сахалине требует регистрации мусульманская община, а на Камчатке, открытой для России великим русским подвижником Крашенинниковым, зарегистрировано даже несколько организаций, объединивших мигрантов из Средней Азии и Азербайджана.
И если уж сравнивать то, что мы теперь узнали об уровне жизни иммигрантов во Франции с нынешней российской ситуацией, надо честно признать: наше «социальное дно» формируется преимущественно из коренного, русского населения. Искони Государство Российское по кирпичику создавалось и базировалось на общерусском начале. Это была его доминанта. Но вот парадокс! Теперь мы «ужались» в геополитическом и военном отношении, пережили и продолжаем переживать поношения в адрес «старшего брата», как «захватчика», «оккупанта», а «младшие», отделившись с восторгом, устроив свои этнократии, миллионами потянулись обратно, в наши пределы. Что они несут сюда? Высокую культуру или научные открытия, как русская эмиграция на Запад? Инвестиции в нашу промышленность? Желание служить своей новой родине верой и правдой, разделить с ней ее судьбу и трудиться ради ее процветания? Нет, для большинства Россия — отхожий промысел, место, где можно делать деньги. Только и всего. И я не понимаю, почему мы, перестав быть державной скрепой для разноязыкого и многонационального пространства, должны превратиться в проходной двор для людей, сознательно сделавших выбор в пользу отделения и независимого существования? Или в некий клапан, который спускает пар социального протеста, который мог бы давно взорвать кровавыми бунтами погрязшие в коррупции и воровстве режимы, обрекающие население на тотальную безработицу, обнищание и голод.
Есть и еще один принципиальный момент, на который следует обратить внимание, размышляя на фоне смуты во Франции над проблемой иммиграции в Россию. Нам никак нельзя попасться в ловушки лежащих на поверхности и как будто бы готовых ответов. Наиболее коварная из них — порождение хорошо отточенной политической технологии, направленной на демонизацию ислама. В чьих интересах это делается и как — большой разговор. Но то, что в самом исламе есть силы, работающие в русле этой технологии, не требующий доказательств факт. Эту опасность остро почувствовал глава Французского совета мусульманского культа, личный друг президента Ширака Д. Бубакер, заявив, что «беспорядки не имеют к религии никакого отношения и единственный способ урегулировать кризис — заставить молодежь следовать французским законам». Это была мгновенная реакция, когда Союз исламских организаций Франции, по сообщению «Коммерсанта» (N 209), попытался образумить погромщиков и выпустил фетву, где говорилось, что «любому мусульманину, ищущему удовлетворения и божественной милости», запрещается наносить ущерб имуществу и совершать действия, угрожающие жизни других людей. Д. Бубакер хорошо понимал: малейшая связь происходившего с религиозным фактором тут же включала ситуацию в формат «исламского экстремизма» и навязывала Франции игру по чужим правилам. Хотя попытка «вторжения» на политическое поле республики путем «управления через хаос» здесь очевидна. И мы в России должны осознать: массовая, без специального контроля (судимости, связи и пр.) иммиграция, имеющая тенденцию капсулироваться в замкнутые общины, пронизанные криминалом, с иерархией собственных авторитетов, спайкой землячеств и кланов, кроме потенциала демографического давления, может быть мощным рычагом непредсказуемых социальных катастроф.
С такого уровня взгляда на иммиграцию как же нелепо смотрелись все эти защитники прав наших «бедных мигрантов» во время обсуждения событий во Франции. Этнограф С. Арутюнов договорился в «Независимой газете» до того, что назвал такие две главные опасности, существующие в стране: милицейский произвол и тысячи скинхедов. А его коллега Е. Филиппова, выступая по радио, посетовала на барачные условия проживания гастарбайтеров. Похоже, давно она не была в российской провинции или в деревне. Да что далеко ходить — в каком-нибудь поселке Октябрьском, в двадцати километрах от Москвы… Кстати, все названные Филипповой, а следом за ней и журналисткой Н. Геворкян причины беспорядков во Франции: «социально незащищенные категории», «жертвы сворачивания промышленности», бытовая неустроенность — в равной, а то и в большей степени относятся к подавляющей части русского населения России.
«Куда ж нам плыть?"…
