 |
| Фонд «Русская Цивилизация» | Александр Елисеев | 23.11.2005 |
Между тем, устроители съезда преследовали более важную цель — создание мощной и разветвленной организации русских патриотов. И вот здесь уже возникает множество вопросов и возражений.
Давно уже очевидно, что традиицоналистов губит попытка возродить какие-либо частные формы Традиции, чье существование было обусловлено конкретными историческими условиями. Отсюда и такая архаика в рядах русской правой, которая сразу же бросается в глаза тому, кто посещает различные православно-патриотические мероприятия. Чего стоят одни только «ряженые» всех мастей?
Между тем, традиция есть нечто надвременное. Она требует сохранения собственной сути, но ее проявление должно быть дано в совершенно новых исторических формах. Ведь время, как известно, не стоит на месте, поэтому и меняются разные формы выражения. В начале прошлого века и Союз русского народа был новым явлением. Да, это явление имело некоторые аналоги в истории России (посадские «черные сотни», давшие жизнь ополчению Минина и Пожарского), но данное обстоятельство не умаляет главного факта — в России возникла принципиально новая организация. Союз был массовым политическим движением, ставящим своей целью противодействие революции и укрепление русской монархии. Причем некоторые его требования были довольно таки радикальными и выходили за рамки простого охранительства.
Например, СРН требовал созыва Земского собора, что сразу делало эту организацию: 1) консервативной, ибо ЗС был институтом допетровской Руси; 2) революционным, так как ЗС давно не созывались и были бы нововведением. Некоторые консерваторы (например, В. А. Грингмут) даже критиковали СРН чуть ли не смутьянство, считая, что любой Земской собор неизбежно превратится в революционный парламент. В то же время и сам Грингмут вовсе не был примитивным охранителем, ему принадлежит авторство ряда интереснейших проектов преобразования России. Среди них — проект децентрализации административного устройства. Вообще, русское правое движение настойчиво искало новых путей в консерватизме. Другое дело, что все консервативно-революционные проекты были разрозненными не соединились в один, общенациональный сверх-проект. Правое движение просто не успело достаточно окрепнуть, и революция застала его в период мучительных поисков новых путей.
Тому было несколько причин. Конечно, разные враждебные силы предпринимали разнообразные атаки на правых. Так, многие губернаторы и другие высшие чиновники откровенно препятствовали деятельности СРН и других консерваторов, видя в них «мракобесов» и «реакционеров». Но главным все-таки являются некоторые внутренние обстоятельства.
Надо отметить, что СРН, хоть и не был чужд проектного мышления, создавался, в первую очередь, как реактивная сила. Он был ориентирован, главным образом, на противодействие революции. Причем ввиду имелась, прежде всего, социалистическая революция. В то время как главную опасность на тот момент представляли либералы, рядившиеся в одежды респектабельных политиков-реформаторов. В конечно итоге, именно либеральная верхушка буржуазии и генералитета свергла монархию.
Расцветом СРН стало время 1905−1907 годов, когда союзники активно участвовали в уличной борьбе с революционерами. Они, безусловно, сыграли большую роль в подавлении революции, однако после самого подавления наступил застой, а потом и кризис.
Дело в том, что союзники не стали развивать свои проектные наработки (тему ЗС и так далее), которые существовали в виде контурных линий. Они продолжали мыслить себя как, прежде всего, противореволюционная сила. Это была инерция 1905−1907 годов, оказавшая огромное воздействие на сознание «союзников». При этом многие руководители СРН отлично понимали, что одним только реагированием жить нельзя, что нужны какие-то проектные, преобразовательские подходы. Но в силу реактивности своего мышления они так и не смогли создавать свое. Им оказалось под силу лишь взять на вооружение чужое.
Этим чужим стали либерально-бюрократические проекты создания законодательной Госдумы и проведения столыпинской фермерской реформы. Именно поддержка этих мероприятий со стороны Николая Маркова и Владимира Пуришкевича, привели к серии расколов внутри СРН, которые максимально ослабили организацию. Конечно, она бы преодолела кризис, но тут подоспела первая мировая война и революция. Так, русская правая была уничтожена на взлете.
Теперь ее хотят воссоздать, причем в исторических формах. А это только укрепит реактивность мышления патриотов, которые неплохо рассуждают в категориях «против», но довольно-таки беспомощны, когда речь идет о категориях «за».
Увы, но восстановительный съезд продемонстрировал эту реактивность во всей ее красе. Выступавшие сосредоточились на том, что клеймили врагов и всячески призывали русских на борьбу с ними. Но вот проектных соображений там практически не высказывалось. Впрочем, не было даже и серьезных попыток предложить какие-либо новые формы борьбы — за некоторым исключением. Например, Михаил Назаров (автор программной работы «Советы Вождю Третьего Рима») предложил начать кампанию за поддержку русских товаропроизводителей. Но, повторюсь, такие предложения были исключениями. В основном, на все лады склонялись разнообразные «враги» — от антинародного режима до «нелегальной миграции».
То есть новый СРН позиционирует себя как старый, упирая на противодействие чему-то. Это и понятно, ведь его создатели пытаются скопировать движение, давно уже ушедшее в прошлое. Речь, само собой, идет об улучшенной копии, но все-таки…
Характерно, что участникам съезда раздали проект устава СРН, чьи положения во многом повторяют прежний, еще дореволюционный устав. Поэтому некоторые из них выглядят как нечто нереальное. Вот, к примеру, пункт N 2: «Благо родины — в незыблемом сохранении православия, русского неограниченного самодержавия и народности». Такое впечатление, будто бы в России и сейчас существует самодержавие. Понятно, что такие формулировки только дезориентируют возможных сторонников.
Итак, получается, что новый СРН еще более реактивен, чем старый, который все-таки отличался некоторой революционностью (имеется ввиду, конечно, именно консервативная революционность). Между тем, гораздо больший положительный эффект мог бы дать творческий синтез различных консервативных идей, соотнесенный с современностью и запросами завтрашнего дня. Здесь пригодились бы и идеи консервативных мыслителей начала прошлого века (С. Ф. Шарапова, И. А. Ильин, И. Л. Солоневич, младороссы, новопоколенцы), наработки многих правых «реакционеров» (таких, как Ю. Эвола). Данный синтез учел бы реалии постиндустриальной эпохи, которая характеризуется усилением сетевых структур, налаживающих между собой разнообразные горизонтальные связи.
Кстати сказать, русский консерватизм всегда хотел соединить общинное и корпоративное самоуправление (прообразы Сети) с сильной единоличной властью, видя в этом соединении гибкую модель существования традиционного строя. А мелкие свободные предприятия виделись им в качестве действенной альтернативы крупных, подавляющих монополий.
Это не говоря уже о том, что консерваторы считали главным достоинством свободы возможность довести информацию о тех или иных проблемах на самый верх управленческой вертикали. И эта возможность ставилась им выше возможности избирать правителя, точнее менять одну демократическую марионетку капитала на другую. Вспомним знаменитую славянофильскую формулу: «Царю — силу власти, народу — силу мнения». Поэтому как раз сейчас и приходит время консерваторов, которое дает возможность творить новые формы — естественно, с оглядкой на старые. Возможно, что и саму организацию сегодня целесообразно выстраивать как, прежде всего, сетевую структуру, отличную от пирамидальной организации, имеющей своего вождя, ЦК и прочие атрибуты «партийности».
Но русские патриоты, в массе своей, не хотят, обновлять традиционализм. Они либо хватаются за старые ее формы, либо вообще отказываются от Традиции, выбирая Модерн — «фашистский», национал-большевистский, национал-демократический.
А ведь русский консерватизм имеет все шансы овладеть современной эпохой, привести ее в соответствии с требованиями Традиции. Но для этого нужно встать над историческими формами, выразив ее надвременную суть. Русской Правой незачем возрождаться в давно уже ушедших формах, ей необходимо рождаться заново.
