 |
| Газета.GZT.Ru | Любомир Гузар | 22.11.2005 |
— Ваше Высокопреосвященство, почему мы с Вами встречаемся во Львове, а не в Киеве, куда уже перенесено представительство митрополии?
— Одно дело перенос официальный, другое дело — реальный. Официальный уже состоялся, а реальный — дело времени. Место для резиденции уже есть. Пока это небольшое помещение около строящегося собора, а в дальнейшем предполагается расположить офис митрополии в отдельном здании. Новый собор строится на Левобережье.
— Кого называют греко-католиками и в чем их отличие от православных?
— Мы тоже православные. Это важно понимать. Мы ведем свою богословскую традицию, как Киев и Москва, от восточных Отцов Церкви, от Византии и Палестины, а не от латинских учителей Запада.
Но есть вероисповедная тонкость. Греко-католики принадлежат к православной ортодоксии и кафолической традиции, состоя в общении с Папой Римским. Московский патриархат также относится к православной ортодоксии, но понятие «православие» там понимается в смысле неподдержания общения с Папой Римским.
— Православные Церкви считают себя и ортодоксальными, и кафолическими — суть этих понятий не связана у нас с отношением к Риму.
— Слово «ортодоксия» употребляется нами в двух плоскостях. Мы ортодоксальны в своей приверженности византийской традиции и конфессионально определяемся как греко-католики — в силу нашего общения с Папой Римским.
На наш взгляд, трактовка термина «ортодоксия», или православие, в Московском патриархате видится только в одной плоскости. Когда нас спрашивают, католики ли мы, я отвечаю, что мы православные по традиции и католики по нашему единству с Римом. Вот почему нас называют католиками восточного обряда. Но мы именно православные. Путаница возникает из-за разного понимания терминов. Россия, Украина, Греция являются православными — в силу византийских корней традиции. Но это не означает, что мы не можем быть православными, оставаясь при этом в общении с Папой Римским. Отсутствие этого фактора рассматривается нами как некая неполнота православной кафоличности.
z- Как возник сам термин «греко-католики»?
— Эта византийская традиция была распространена в Австро-Венгрии. Ради отличия от латинских католиков была введена терминологическая тонкость: греко-католики и римо-католики. Это исключительно бюрократического характера термин, возникший в определенных условиях. Но этот термин прижился и закрепился. Сами себя мы называем православными.
— Иногда ваших единоверцев называют униатами. Почему?
— В 1595−96 годах епископы Киевской митрополии заключили союз с Римской Церковью. По-польски союз называется «уния». От этого слова и образовалось понятие «униаты». Иногда это слово понимается в том смысле, что поляки присоединили нас к своей вере, сделали нас католиками. Но мы не стали католиками в традиции, мы сохранили восточный обряд.
— Почему после войны греко-католиков стали массово сажать и ссылать? Сталин ведь дал послабление Церкви именно тогда?
— В 1946 году состоялся синод во Львове, на котором наших епископов не было. Те священники, которые не подписали согласие отказаться от греко-католической веры, пошли в лагеря. Перед каждым стоял выбор — согласиться служить в Русской Православной Церкви или 10 лет Сибири. За годы подполья много священников были тайно рукоположены. Многие из них тоже прошли через лагеря уже в более позднее время. Так, например, отец Чучман, закончивший университет, был затем рукоположен, а в конце 1970-х арестован и осужден. КГБ преследовало всех активных иереев и епископов, но на каком-то этапе они поняли, что не стоит множить мучеников и что наши священники не так уж много могут сделать, не так им опасны, оставаясь в подполье. Они старались держать священников в постоянном и неослабевающем страхе. Время от времени кого-то арестовывали, высылали, судили, с ними что-то случалось — это была продуманная политика морального давления. К 1990 году, по нашим данным, неофициально действовали около 25 иереев. Из них тех, кто был священником с 1946 года, остались единицы.
— Каково было положение Греко-католической Церкви в 1988 году, когда праздновалось тысячелетие Крещения Руси?
— В 1988 году Греко-католическая Церковь находилась в подполье, некоторые священники и монахи на тот момент оставались в тюрьмах. До указа Горбачева Церковь невозможно было регистрировать. Я сам тогда оставался в Италии. Кроме того, греко-католики тогда были немало удивлены, что основные торжества проходили не в Киеве, где Крещение Руси произошло, а в Москве.
— Довелось ли Вам встречаться с теми, кто выжил в лагерях?
— Да, я встречался с пятью или шестью священниками во Львове, прошедшими через лагеря, когда приехал в СССР в 1990 году. Большинство священников умерло в лагерях и не дожило до выхода Церкви из подполья. В начале 1990-х на Чистый Четверг Страстной седмицы, когда служится чин умывания ног, мы собирали 12 иереев (как 12 апостолов) из бывших заключенных и служили вместе с ними. Сейчас этого уже не можем сделать, так как еще жив один из тех священников в Тернополе, один во Львове, один сильно болеет, а остальные умерли. Все они отсидели по десять лет в сталинских лагерях.
— Какова история вашей семьи?
— Я родился во Львове, как и мои родители, в греко-католической семье. Мы покинули Украину в 1944 году, пять лет прожили в Австрии, потом 20 лет я прожил в США и 24 года в Италии. Дом во Львове, где я жил с трех лет, сохранился до сих пор. Там живут мои родственники и сейчас. Обе мои бабушки умерли в 1956 году и похоронены во Львове.
— Вы бывали в России?
— Да, один раз. Кажется, в 1998 году, на Международном экуменическом конгрессе, который был организован Московским Патриархатом, Католической Церковью и протестантскими объединениями. Я пробыл там целых пять дней, говорил с митрополитом Кириллом и другими священниками.
— Кого бы Вы назвали среди самых знаменитых греко-католиков?
— Митрополита Андрея Шептицкого. Он родился в 1869 году и был митрополитом во Львове в течение 44 лет. Он происходил из старинной украинской семьи, сильно полонизированной. Он вернулся в традицию своего народа. Его главная идея состояла в том, что греко-католическая Церковь должна придерживаться своей традиции, противостоять тенденции латинизировать ее. Верность восточному обряду была для него важнейшей. Он посвятил свою жизнь тому, чтобы восстановить во всей полноте нашу церковную идентичность. При этом он оставался настоящим поборником единства в христианстве. Выдающийся пастор, выдающаяся фигура в истории нашего времени.
Сейчас продолжается процесс его причисления к лику святых. Для меня он уже свят. Он умер в этом самом доме, где мы сейчас сидим, в 1944 году, когда советская армия уже оккупировала Львов. Его брат умер в тюрьме во Владимире в 1951 году. Он уже прославлен в лике блаженных.
— Кого украинцы воспринимают большим историческим врагом — Россию или Польшу?
— Враг — это очень трудное слово. Мы пережили нелегкие времена с обеими странами. В этом году в июне польские и украинские греко-католические епископы приняли акт взаимного прощения. Мы публично в Варшаве и Львове простили друг друга за все, что было в прошлом.
Мы не являемся официальными представителями наших народов и не действуем от имени государств. Мы говорим: мы, епископы, делаем это, и те, кто чувствует так же, присоединяйтесь к нам. Люди с обеих сторон приняли наше примирение. Моя мечта — чтобы аналогичное действие мы провели вместе с русскими епископами.
— В нашей традиции таким публичным акциям и словам придается меньшее значение.
— Думаю, вы это недооцениваете. Кроме того, это долгий путь. Он преодолевается не по мановению. Первые шаги были начаты в 1987 году — и только в этом году оно совершилось. Примирение и взаимное прощение затрагивает историческую память с обеих сторон и требует долгого осмысления. Думаю, что если почин совершается лидерами Церквей, ее епископами, то само примирение происходит. С русскими этот путь труднее, но осилит идущий. Мы соседи — мы не должны быть врагами.
— Вы высказали недавно мысль о том, что в Украине Церковь должна быть одна. Насколько осуществимым Вы считаете этот проект и видите ли его участниками раскольников-филаретовцев, которые уже 16 лет борются против православных?
— Все зависит только от того, хотите ли вы этого или нет. Единство — это не просто желание людей, это дар Божий. От нас требуется соучастие, открытость и желание единства. Сколько бы мы ни говорили о желательности мира, если мы при этом наращиваем вооружения, мир остается недостижим. Важно начать преодолевать рознь, перестать говорить и думать друг о друге как о врагах. Все украинцы после акта взаимного прощения не начали любить поляков, и наоборот. Но мы должны задуматься, что за мир мы оставляем следующим поколениям.
— Доводилось ли Вам читать Достоевского?
— Да, я читал «Братьев Карамазовых» и «Преступление и наказание».
— Считается, что Достоевский выразил то корневое неприятие латинства, которое в православном человеке формировалось веками. Большинство украинцев свое неприятие католичества доказали кровью. На что может опереться идея единства Церкви, если одна часть считает общение с римским первосвященником важнейшей составляющей, а большинство — нет?
— Следует разделить понимание вопроса. Главное то, что мы христиане. По самой природе нашей веры мы оптимисты. А обсуждать можно все.
Второе — думаю, что никто пока до конца не представляет, что будет, если два столь мощных религиозных образования обретут единство. Пока что преобладают сомнения: Восток есть Восток, а Запад — это Запад. Запад боится России, Россия опасается Европы — все потому, что обе стороны друг друга не знают. Но стоит только нам начать работу с обеих сторон, перестать бояться друг друга и мысленно представить, каковы будут следствия нашего объединения. Хотя русские уверены, что стоит начать сближение, как вы потеряете все, что составляет основу русскости — культуру, язык, веру…
— Вот перед вами сидит живой пример такого миропонимания…
— Мы испытываем такие же страхи. Но это не так. Церковь строится на вовлечении многих культур. Иисус не завещал всем говорить на латыни — Он сам говорил по-арамейски. Быть в единстве — не означает отрицание культур, языков. Мы должны учиться жить рядом, вместе, веря в единого Бога. Брак — это один из примеров единства, в котором никто не меняет своей природы и предназначения. То же можно сказать о единстве Церкви.
— Прозелитизм — один из упреков православных католикам в России. Как обстоит дело с этим в Украине?
— Как мы уже говорили, 60 лет назад под давлением властей прошел синод без наших епископов. В результате наши верующие были отнесены к Русской православной Церкви. Мы считаем это актом прозелитизма. Заставлять людей под давлением переходить в другую юрисдикцию, покупая их или суля им блага — это акт прозелитизма, не совместимый с духом христианства.
Мы бы хотели видеть всех людей христианами, я не имею в виду быть непременно греко-католиками. Но мы ничего не можем делать для того, чтобы форсировать этот выбор. Мы никого не можем заставлять. Если кто-то приходит к нам по своей воле и говорит: я хочу быть в вашей Церкви, мы не можем лишить его этого права. Но мы ничего не делаем для того, чтобы люди свободно приходили к нам.
Прозелитизм, я думаю, сегодня не является большой проблемой. Думаю, что большей проблемой является отстаивание свободы, свободы совести. Каждому должна быть предоставлена свобода быть тем, кем он хочет, свобода исповедания.
