 |
| Интерфакс-Религия | Протодиакон Андрей Кураев | 21.11.2005 |
У людей сегодня очень много выбора, но оттого слишком часто оказывается, что этот выбор мелковат. Качество выбора определяется настойчивостью в его воспроизведении и являет себя в умении копать в одном месте. Чтобы нечто найти, нужно копать не ложечками в разных местах, а экскаватором в одном месте. Иначе до водоносного слоя не достать. Массовое клиповое мышление на это не способно. Поэтому, будь то в религиозной или культурной жизни, просто надо привыкнуть к тому, чтобы быть в меньшинстве. Люди, которые способны что-то делать всерьез в мире музыки, кино, литературы, театра, науки, религии, обречены на то, чтобы быть в меньшинстве. Они не сделаны на «фабрике звезд» и не контролируют ее. Конечно, можно мечтать о воссоздании всесоюзного храма великой советской науки, или об имперской российской Церкви былых времен, или о великой подпольной сети советского рок-н-ролла, но все это не более чем ностальгия. Любить свое придется в одиночку.
— Сначала госдепартамент США опубликовал доклад о положении религиозных организаций в мире и, в частности, в России. Затем американский Конгресс потребовал от России соблюдать религиозные свободы. Насколько сделанные оценки и выводы отражают реальное положение дел в сфере религиозной жизни нашей страны?
— Ну, это все равно, что говорить о дискриминации несчастных арабских повстанцев в Париже. Эти люди родились и выросли во Франции. Но если они не выучили французский язык и проводили на дискотеках время, которое должны были проводить в учебных аудиториях, не овладели профессией, то, простите, зачем потом поджигать машины коренных французов и заявлять о дискриминации? У них был шанс сделать самим свою судьбу. Они от этого отказались. Всегда в любой стране можно найти обиженных. Так делало советское телевидение, когда снимало телесюжеты на тему «Нью-Йорк — город контрастов».
Вопрос в том, что они искали. Если они искали обиженных, то они их нашли. А наш вопрос в том, кто их обижал и по какому поводу. И, в общем, все эти причитания сводятся только к одному: государство не предлагает некоторым религиозным организациям такие же партнерские отношения, какие выстраиваются сейчас с Русской православной церковью. Если меня не приглашают на работу в кремлевскую администрацию и не дают права ведения в прайм-тайм передачи на основном российском телеканале, то это еще не означает, что я подвергаюсь жутким гонениям.
Например, на молитвенный завтрак к президенту США могут пригласить баптистского пастора, а старообрядца — нет. Но это не повод кричать о том, что притесняют религиозные меньшинства. Едва ли православные, например, в Германии имеют те же привилегии, что и Католическая церковь.
Государство должно гарантировать людям определенный набор прав и возможностей. Но далее государство вправе само определять, какие образовательные или культурные проекты поддерживать, а каким — предоставить возможность расти самостоятельно. Точно так же и в области религии. Если государство демократично, то есть прислушивается к голосу большинства своих избирателей — а в России, понятно, большинство ориентированы на православие, — то сотрудничает с православием.
Аналогично с телевидением: у нас есть государственный спортивный телеканал. На нем, равно как и на других телеканалах, нередко транслируют матчи из российского чемпионата по футболу, но не показывают, например, матчи из чемпионата по хоккею на траве. Ассоциация травяных хоккеистов может обидеться и потребовать равных условий, но условия-то неравны в том смысле, что нет массового зрительского интереса. У людей есть масса вопросов к Православной церкви, но нет спроса на проповедь адвентистов. Если православный священник приходит на телевидение, то он делает это не для того, чтобы создать спрос, а для того, чтобы ответить на существующие вопросы. А к какой-нибудь новой религиозной организации таких вопросов просто нет. Увы, у нас сектанты привыкли путать право и обязанности. У них есть право на проповедь, но на госчиновниках не лежит обязанность пускать их в те аудитории, которые находятся под контролем государства: в армию, школу, государственные СМИ.
Так что прежде обвинений в нетерпимости следует учесть масштабы амбиций религиозных меньшинств. Кроме того, необходимо сформулировать четкие критерии религиозной нетерпимости. Вопрос в том, каковы критерии предвзятости и непредвзятости, терпимости и нетерпимости. Ведь далеко не всегда хочется им соответствовать, как, например, в случае с гей-движениями. Некоторые религиозные организации ведут свою игру: люди надевают маску гонимых, чтобы открыть линии финансирования от западных гуманитарных и правозащитных центров. Любой человек, организация может позволить себе дать оценку внутренней ситуации в той или иной стране. Сам факт публикации такого доклада не является чем-то возмутительным. Но, естественно, и у нас есть право или не заметить этого доклада, или дать аргументированный ответ.
— То, что случилось во Франции, может ли, по-Вашему, повториться в России?
— Такого рода события не случаются без организаторов. Значит, кто-то этого захотел. Кто эти кто-то? И не захотят ли эти люди, чтобы и в России произошло нечто подобное? Сколько мы читали разных сказок про «кукушат», когда сначала ты приютил в своем доме незнакомца, а затем в твоем госте стали пробуждаться свои аппетиты. Сначала он начинает требовать соучастия в управлении домом, а со временем претендовать уже и на роль единовластного хозяина. Так крепнет голос европейских иммигрантов. Кроме того, не будем забывать, что в исламе, в отличие от христианства, нет принципа разделения политики и религиозной жизни. Бывают задавленные политические амбиции, бывают временные компромиссы, но при малейшей возможности цели будут реализованы.
Однако считать, что идет война полумесяца с крестом, оснований нет — просто по той причине, что креста нет. Нет христианской цивилизации, нет христианских стран. Франция не является христианской страной. О правительстве Франции нельзя сказать, что оно хоть в какой-либо степени руководствуется церковными заповедями, интересами, идеалами. Франция в течение более двухсот лет уничтожала свое христианское прошлое, и очень успешно. Я бывал в разных странах мира и везде ходил в рясе — и в арабских странах, и в Советском Союзе, и в Израиле, но нигде не встречал к себе столь холодного отношения, как на улицах Парижа. Двести лет антиклерикального масонского воспитания очень сказываются. Так что Франция — расхристанная страна, и там противостояние скорее веры и безверия. Естественно, что преимущество будет на стороне веры просто по законам психологии. Так или иначе, можно сказать, что речь идет о противостоянии полумесяца и Голливуда. Попса американского производства против попсированного тоже, примитивизированного и военизированного, но ислама.
Политический ислам смертельно опасен для европейского мира. Вот если бы Европа была христианской, тогда другой дело, даже если бы христиане были меньшинством. Вот мне не опасно жить в исламизированной стране, потому что я христианин и тем самым нахожусь под защитой Корана как человек, исповедующий религию Книги. А Коран не разрешает в мусульманском государстве жить атеистам и язычникам. Таким образом, люди, не исповедующие религию Откровения, то есть неиудеи, нехристиане в мусульманском государстве не будут терпимы. По этой причине я поражаюсь такому спокойствию нынешних либералов-гуманистов, которые почитывают языческие гороскопы, говорят о политкорректности, а на самом деле сами всерьез ни в Бога, ни в черта не верят. Вот им-то придется очень плохо, когда воспеваемые ими якобы обиженные мусульманские подростки повзрослеют и всерьез получат рычаги власти.
