Выжгут ли пожары в Париже старушку-Европу?

Париж продолжает гореть. Внимание всего мира приковано к Франции, где вспыхнул давно тлеющий пожар в отношениях между «черными» мигрантами и «белыми» коренными жителями. При этом цвет кожи вторичен — в первую очередь это конфликт между культурами. Арабы, иммигрировавшие во Францию, обвиняют власти в отсутствии внимания к их проблемам, а французы как никогда близки к тому, чтобы придумать свой вариант поговорки «в чужой монастырь со своим уставом не ходят». Но что послужило первоначальной причиной конфликта? Насколько возможен повтор этого сценария в других странах, в том числе и России? Как избежать подобных столкновений в будущем? На эти и другие вопросы Накануне.RU ответил научный сотрудник отдела европейской интеграции Института Европы Российской академии наук, старший преподаватель кафедры европейской интеграции МГИМО, автор спецкурса «этнос и политика в современной Европе» Александр Тэвдой-Бурмули.

Вопрос: Александр Изяславович, можно ли выделить основную причину беспорядков во Франции?

Александр Тэвдой-Бурмули: Основная причина заключается в том, что на протяжении последних 30 лет как во Франции, так и в других странах ЕС сформировались иммигрантские сообщества, так называемые «новые диаспоры», в культурном плане чуждые, по крайней мере, пока, европейской цивилизации. И самое главное — эти сообщества не могут адаптироваться, интегрироваться в европейскую цивилизацию. Если первое поколение иммигрантов было крайне заинтересовано в том, чтобы адаптироваться к новым условиям, учило язык и устраивалось работу, ведя себя вполне лояльно, то у второго-третьего поколения, которые уже не являются мигрантами, совершенно иные принципы. Они обладают совершенно другим подходом к данной проблеме. И они, несмотря на все усилия государств, не хотят, да и не могут привыкнуть к другой культуре. Они выросли в своей культурной среде, в среде своего языка. Они знают язык страны, но интегрироваться в европейский социум, сделать карьеру или хотя бы получить качественное среднее образование — это уже не их приоритет.

Надо учитывать, что даже если они и хотят это сделать, то они наталкиваются на ряд препятствий. До сих пор шла борьба с дискриминацией, в ходе которой в том числе появилось абсурдное выражение «политкорректность», но на работу иммигрантам устроиться сложно. Они хуже говорят на языке, в них сомневаются, у них хуже образование. Проблема с образованием, кстати, связана с тем, что они не могут с ходу приспособиться к европейским требованиям, а так как мигрантов много, то требования снижаются. В итоге на выходе из школы — неконкурентоспособные работники. Из-за этого они замыкаются в своих общинах, в районах с низким уровнем жизни, и нарастает то самое социальное противоречие, которое окрашено в этнические и культурные цвета.

Вопрос: Что первично в этом конфликте, ошибки в миграционной политике или менталитет негров и арабов?

Александр Тэвдой-Бурмули: Это сложный вопрос. Европейцы 50 лет назад сознательно выбрали эту модель развития. Они сознательно приглашали гастарбайтеров из третьих стран, в первую очередь — из своих бывших колоний, потому что хотели экономического роста, но не хотели сами пачкать руки. И это не дефект миграционной политики, а дефект стратегического планирования вообще. Это вещь, которая могла взорваться и она взорвалась. Но в 50-х годах об этом никто не думал серьезно. Сейчас уже не решить проблему исключительно на границах, потому что проблема не в новых мигрантах, а в тех, кто внутри, которые и образовали массу взрывчатого вещества. Плюс к этому в наличии культурной несовместимости с арабами, которая тоже играет важную роль.

К тому же у европейцев имеется комплекс вины перед бывшими своими рабами из колоний, который они сейчас вполне успешно реализуют. Они пытаются возместить этим мигрантам те обиды, которые причинили их предкам. Соответственно, молодые мигранты считают, что им все должны, а общество их в этом не разуверяет. В итоге же фактически получается диалог глухого со слепым.

Вообще, можно делать пряник как можно больше и как можно слаще, но если пряник не лезет в рот, то тогда он не действует и возникает вторая часть пары — кнут. Вот он и возник. И многие говорят, что кнут надо сделать еще тяжелее. Но это тоже не полный выход, в эту сторону тоже можно перегнуть палку. Они должны балансировать между этими двумя позициями, и они с этим справлялись десятки лет. Но сорвалось.

Вопрос: Возможно ли урегулировать ситуацию без применения насилия? И была ли такая возможность хотя бы в самом начале погромов?

Александр Тэвдой-Бурмули: Я подозреваю, что с первых дней надо было применять силу, потому что именно атмосфера безнаказанности и вседозволенности породила эту эскалацию. Вопрос в том, что после того, как огонь снова будет загнан под землю, и будет тлеть своеобразный торфяной пожар, силовые меры должны стать лишь частью общего пакета мер. Но тут вот какая штука: есть кнут, есть пряник, но есть и еще факторы, препятствующие процессу. Пряник полезен, но в одиночку бессилен. А кнут может просто привести к религиозным войнам как во Франции, так в других странах. Есть ведь не только мигранты и правительство, но еще и обычные жители этих стран. Они, конечно, воспитаны в духе толерантности, но со временем их очень многое достает. И феномен того же ле Пена (Жан-Мари ле Пен — лидер «Национального фронта», крайне правой националистической партии Франции. Во время конфликта резко увеличилось число желающих вступить в эту партию, — прим. ред.) связан именно с этим. И если не справляется правительство, то на арену могут выйти новые силы.

Вопрос: Поджоги машин в Бельгии — это не знак того, что пожар распространяется на всю Европу?

Александр Тэвдой-Бурмули: Такие поджоги всегда происходят, просто не так обращают внимание. Естественно, на фоне массовых беспорядков во Франции внимание к таким единичным случаям стало повышенным. Вариант в других странах, скорее, будет эволюционным — тлеть и разгораться конфликт, конечно, будет, но вряд ли от вспышки во Франции произойдет взрыв в Европе.

Вопрос: Насколько оправдан прогноз Жана-Мари ле Пена, что подобные беспорядки могут начаться и в России?

Александр Тэвдой-Бурмули: Что касается России, то, конечно, форменное сходство есть — и там иммигранты, и тут иммигранты, но есть и два существенных отличия.

Отличие номер раз заключается в том, что в России новые диаспоры ведут себя совершенно по-другому. Либо это достаточно забитое население, которое хочет пригнуться, чтобы все свистело над головой и никаких поджогов они не устраивают, никаких прав не требуют и хотят быть как можно незаметнее, либо есть этнические банды, но они далеки от уличной преступности и работают в политике и экономике.

Второй момент заключается в том, что если в Европе есть комплекс вины, то в нашем обществе об этом не может быть и речи. Скорее, наоборот, как показало 4 ноября, консолидируются силы, у которых нет комплекса вины, а есть комплекс, что русский народ, который составляет 80% населения, является как раз забиваемым. Так что в России национальные конфликты возможны, но не в таком виде.

Вопрос: Не приведет ли к эскалации практически полное открытие границ с Таджикистаном и Киргизией, решение о котором приняло Правительство России?

Александр Тэвдой-Бурмули: Я вообще не сторонник нашей миграционной политики, которая очень противоречива. С одной стороны мы говорим, что нам нужны рабочие руки, и это справедливо, поскольку население вымирает, с другой — создавали и создаем препятствия для приезда в Россию не таджиков и не турков, а русских, которые проживали в Средней Азии и других регионах бывшего СССР. Всем известно, что им очень трудно где-то осесть. Если они и приезжали, то их направляли в убогие захолустья, но при этом все говорили, что надо привлекать иммигрантов. Плюс к тому — непонятное отсутствие грамотной демографической политики, направленной на повышение рождаемости у коренного населения. Как итог — ее отсутствие компенсируется открытием границ с тем же Таджикистаном. Это, конечно, гораздо проще, но, мягко говоря, недальновидно. Таджики — очень «милые» люди, и через 30 лет баланс в стране будет совершенно другой. И это не паника, а реальная оценка перспектив. Я считаю, что на перспективу эта политика, мягко говоря, странновата.

Вопрос: Не приведет ли открытие границ помимо прочего и к росту контрабанды наркотиков, о которой предупреждают некоторые политики?

Александр Тэвдой-Бурмули: Честно говоря, не могу сказать уверенно, поскольку не специалист именно в этой области, но открытие границ действительно может к этому привести.

Действия правительства по открытию-закрытию границ вообще очень противоречивы. С одной стороны, мы открыли границу с Таджикистаном, но в то же время подписали соглашение с Евросоюзом, по которому мы должны принимать на свою территорию всех нелегальных мигрантов, которые проникли к ним через нас. Для того чтобы компенсировать этот поток, мы, вообще-то должны наоборот закрыть границу с Азией и договориться с правительствами тех стран о возвращении этих мигрантов туда, откуда они пришли изначально. Как эти решения соотносятся друг с другом — хоть убейте, не понимаю! При этом русским, которые хотят вернуться, никаких послаблений так и не дается.

Вопрос: В заключении хотелось бы задать вопрос, который сейчас интересует многих: есть ли какая-то панацея от этнических конфликтов?

Александр Тэвдой-Бурмули: Европейцы долго считали, что есть панацея, и заключается она в той же толерантности, социальной поддержке и тому подобном. Сейчас выяснилось, что это ошибка. Панацеи нет в медицине, нет ее и здесь. Можно лишь надеяться, что при большой удаче они подберут оптимальное соотношение кнута и пряника, причем для каждой страны свое. Будут воспитывать толерантность с одной стороны и насильно втягивать в свою культуру иммигрантов. И, естественно, необходимо закрыть внешние границы, чтобы конфликт не подпитывался со стороны. Как это будет выглядеть после принятие Турции в Евросоюз — не ясно. Скорее, будет похоже на тришкин кафтан, когда отпарывают от одного места, дабы залатать другое.

Вообще же я придерживаюсь пессимистического прогноза, и считаю, что у них выбора нет. Либо они вместе со своей толерантностью уходят на дно с поднятым флажком и капитаном на капитанском мостике, либо Европа превратится во что-то другое путем радикальных перемен, в том числе и предлагаемых ле Пеном этнических чисток. В любом случае, через 40 лет Европы в сегодняшнем виде не будет.

Алексей Остапов

http://nakanune.ru/articles/vyzhgut_li_pozhary_v_parizhe_evropu