 |
| Новая политика | Александр Лукоянов | 15.11.2005 |
На первый вопрос многие пытаются найти ответ, исходя из анализа специфики стран Европы с их демократическими институтами и «чувством вины» перед выходцами из бывших колоний (чего, кстати, и нам давно желают обрести по отношению к Средней Азии и Кавказу) и современного исламского менталитета.
В целом, трудно не согласиться с мнением, что «за несколько десятилетий ислам превратился в важнейший фактор европейской общественной жизни» и что без учета этого фактора невозможен сколько-нибудь серьезный прогноз будущего развития Европы и всего современного мира. Возможно, что действительно «большинство мусульман Европы» не смогли по разным причинам интегрироваться в европейскую действительность. Вынужденно (в силу сложившихся обстоятельств) или сознательно они отказывается принимать в полном объёме западноевропейский образ жизни, западную мораль и ценности Запада. Действительно, сейчас в Европе наблюдается интересный процесс. Происходит, так сказать, деевропеизация выходцев из стран мусульманского Востока, которые прежде мечтали называться европейцами, а теперь как будто готовы не только отказаться от европейской идентичности, но и следовать исламским ценностям, прописанным в «чистом исламе» аравийского типа, именуемом «ваххабизмом».
Эти люди, не вписавшиеся в современные культурные традиции Европы, действительно начали ощущать себя прежде всего частью всемирной мусульманской общины, угнетаемой иноверцами с Запада и Востока. Однако при этом они не только не отказываются от материально-технических достижений западной цивилизации, но эффективно используют их для достижения собственных целей или для решения тех задач, которые ставятся перед ними собственными или теми же иноверными лидерами, не проявляющими, разумеется, себя явно. Более того, они уже рассматривают европейские (и не только) территории не просто как области совместного проживания представителями иных культур, но как собственность, принадлежащую им по праву (обоснования этого права — самые разные). На наших глазах давно уже формируется философия и практика, если угодно, арабо-мусульманской реконкисты со всеми вытекающими естественными в таком случае последствиями. Кто является инициатором, вдохновителем и финансистом данного движения — это отдельный и очень непростой вопрос.
Потому до сих пор сложно дать точное определение событиям во Франции. Ясно следующее: явных причин для акций протеста не было; не выдвигались какие-либо политические или конфессионально-политические лозунги; массовые выступления были спланированы; в них принимали активное участие преимущественно представители молодёжной среды мусульманской общины; организаторы неизвестны, и известны не будут очень длительное время; курс евро упал; Европа напугана и поставлена перед выбором — продолжать движение прежним курсом, либо включиться в борьбу с исламским экстремизмом у себя и во всём мире совместно с США со всеми вытекающими организационно-политическими следствиями.
Козлом отпущения западные СМИ попытались сделать министра внутренних дел Франции Николя Саркози. Молодые бунтовщики требовали его отставки за то, что в первый день кризиса он обещал очистить «Керхером» (моющим аппаратом высокого давления) пригороды от «отбросов общества», «подонков». Якобы именно эти слова и спровоцировали выступления погромщиков.
А ведь трудно назвать наивными такие издания как, например, венский «Стандарт» или итальянскую «Коррьере де ла Сера», которая писала, что «воинственной риторикой Николя Саркози превратил болезнь предместий в силовое противостояние». Конечно, есть наивные люди, которые думают, что ничего бы во Франции не произошло, если бы Саркози не произнёс резких, но отчасти и справедливых слов (другой вопрос — почему люди превращаются в «отбросы общества»). Повод для продолжения беспорядков во Франции был бы найден в любом случае. Ведь даже сами бунтовщики давно признают, что дело не в гибели убегавших от полиции подростков, о которых уже давно, кажется, забыли.
Как, собственно говоря, в 1998 году быстро забыли о своём погибшем соплеменнике азербайджанцы, организовавшие массовое шествие в то ли знак протеста против бездействия властей, то ли траура по покойному. Напомним, что организовано шествие было очень быстро. Именно организовано для достижения каких-то своих целей. Убиенный, конечно, никого не интересовал. Более того, его тело (или то, что выдавалось за таковое) вскоре оказалось брошенным на обочине, а демонстранты разошлись так же быстро, как и появились. Есть видеоматериалы.
Конечно, Россия — это не Франция, а Москва — не Париж. Однако у нас есть и общие проблемы. Тем более, общими можно считать и перспективы развития ситуации, если не будут прияты соответствующие умные меры.
В России ситуация лишь отчасти напоминает французскую. У нас также есть иммигранты. Правда, не 7,4% населения, как в континентальной Франции, а пока гораздо меньше. Однако в Москве они составляют, наверное, уже около 20% населения. Причём, это также люди молодого и среднего возраста, старающиеся пустить корни в России и биологически освоить новую территорию самым простым путём — путём увеличения рождаемости и приобретения собственности.
Многие иммигранты живут первое время в стеснённых жилищных условиях и испытывают естественную зависть по отношению к коренному населению России. Улучшение материального положения не приводит к принципиальному изменению их поведения и отношения к новой социальной среде обитания. Они пытаются изменить не себя, а именно эту среду, подстраивая её под требования своих национальных и национально-религиозных традиций, а также под бытовые привычки, которые порой просто не соответствуют нормам элементарной санитарии. Влияние именно этих традиций и привычек бросаются в глаза в Москве на каждом шагу.
В данном случае речь идёт, прежде всего, об иммигрантах, а не о представителях иных народов и культур, давно проживающих на территории России, вписавшихся в новую среду и внёсших большой вклад в развитие российского государства и общества. Иммигранты же представляют собой достаточно агрессивную среду, враждебно настроенную по отношению к России и её гражданам. Примеров тому предостаточно. Почти каждый москвич может привести их в избытке. Причем, к иммигрантам москвичи часто относят не только лиц, приехавших из других государств, но и из республик РФ, в том числе из Чечни, Дагестана и т. п.
Однако помимо «близких иммигрантов» у нас, как оказывается, есть аналогичные иммигранты и из дальнего зарубежья. Причём, их поведение в отношении москвичей ничем не отличается от первых, несмотря на то, что они получают неплохие должности.
Когда мы говорим об иммигрантах, надо прямо отдавать себе отчёт, что речь идёт, прежде всего, о выходцах из мусульманских регионов, где не получается построить благополучное общество, опираясь на собственные интеллектуальные, духовные и материальные возможности. С другой сторон, поток иммигрантов в Россию и, прежде всего, в Москву давно поощрялся российскими политиками и чиновниками разных уровней. Это была и есть до сих пор сознательная политика властей, которая вызвана целым рядом причин, но которая в любом случае может быть расценена как плохо продуманная.
Пока же иммигрантские мусульманские общины России наивно радуются «успехам ислама» в Европе, а некоторые их лидеры готовятся перенимать новый зарубежный опыт борьбы за «исламские ценности» и ждать своего часа для продолжения дела, начатого в Чечне. А это не исламский бунт. Это — сложнее. Исламского же бунта в России а-ля франс, надеемся, не произойдёт.
