 |
| Агентство политических новостей | Юрий Крупнов | 10.11.2005 |
Ещё совсем недавно мироустройство определялось простой и ясной картиной: есть развитый «первый мир» и есть далёкий развивающийся «третий мир». Первый мир может существовать в виде явных империй или, после Второй мировой войны, в виде империй тайных, неоколониальных — но в любом случае именно он и определяет существо глобальных процессов.
Но за последние сорок лет произошло первоначальное накопление посланцев «третьего мира» в ключевых центрах «мира первого». Заморский и заокеанский «третий мир» буквально пришёл в центры внешне благополучной Европы и США. В той же Франции на 60 с небольшим миллионов жителей сегодня уже приходится 5 с лишним миллионов новых или недавних иммигрантов, т. е. 1/12 часть. Произошло необратимое геостратегическое смешение миров. «Третий мир» физически оказался существенной частью «первого». И это касается всего бывшего «первого мира».
Хотя многие американские издания в патриотическом раже рассуждают о разной судьбе иммигрантов в США и в Европе (мол, в США-то для них всегда найдётся работа), но «New York Times» честно и убедительно напрямую сравнивает погромы в Париже с недавней дикостью в Нью-Орлеане (после разрушений урагана «Катрина») и указывает на возникновение и в США, и во Франции особого массового асоциального слоя, своего рода государства в государстве — организованного недокласса, дна (a structural underclass).
То же самое касается и немецкой прессы. «Die Welt» свысока пишет, что уж в Германии-то ничего подобного тому, что происходит во Франции, не будет, поскольку немцам удалось избежать геттоизации иммигрантов. Наверное, так оно и есть. Такого не будет. Но что-то другое будет. Весь «первый мир», и «Старая» Европа и США, — покрылся пятнами внедрившегося в него «третьего мира». При поверхностном взгляде «третий мир» побеждает своей «массой».
Согласно данным ООН в 1960 году «белые», европейского происхождения люди составляли четверть мирового населения, в 2000 г. — уже только одну шестую, а к середине века их останется всего лишь десятая часть, т. е. к 2050 г. «европейцев» будет в мире примерно столько же, сколько сегодня нефранцузов во Франции. Показательно и соотношение африканского и европейского населения. Население Африки к 2050 г. будет в 3 раза превышать население Европы. Сейчас континенты примерно равны — по 13% от всего населения Земли, а полвека назад европейцы составляли 22% против 8% африканцев.
Однако вряд ли следует изображать исчезновение «первого мира» в качестве закономерного результата нашествия человеческой саранчи — как это делают недальновидные националисты, в частности, Патрик Дж. Бьюкенен в своей известной книге «Смерть Запада. Чем вымирание населения и усиление иммиграции угрожают нашей стране и цивилизации».
Демографическое «давление» на Запад само по себе ничего не объясняет и, главное, не даёт возможности строить проекты достойной жизни.
Не работает и критика французской модели интеграции иммигрантов, требующая полного инкорпорирования граждан в единое «тело» Республики. Указания на жёсткость, ригидность данной модели выглядят несерьёзными после июльских терактов в Лондоне и полного провала (очевидного для специалистов ещё к концу прошлого века) альтернативных моделей интеркультуральности, толерантности и многоязычия.
Сводить обнажившееся противостояние и дефолт «первого мира» к демографии, иммиграции, моделям интеграции или даже к «исламистам» означает примерно то же самое, что и объяснять Французскую революцию и победу «третьего сословия» двести лет назад погодой или ростом численности буржуа.
Не лучше ли обратиться к самому «первому миру», который к началу III-его тысячелетия с очевидностью оказался несостоятельным. И речь должна идти, прежде всего, не о так называемой «внутренней» политике, а об отношении «первого мира» со всем остальным.
На наших глазах терпит крушение европейский проект, проект обеспечения экономического благополучия для избранных, защищаемого санитарным кордоном.
Но главное состоит даже не в этом стремлении огородиться от остального фактически брошенного мира, а в отказе от решения всеобщих мировых проблем при одновременном отношении к остальному миру как объекту, допускающему фактически любое вмешательство и принуждение.
Вот только один пример. Тот же нынешний премьер-министр Франции де Вильпен, будучи министром иностранных дел, уже в 2003 г., выступая в Международном Институте Стратегических Исследований в Лондоне, счел возможным безапелляционно заявлять: «В целом операция в Косово была законной и принесла политический успех, даже если она и стала источником разногласий», поскольку «некоторые державы на юге опасались, что она позволит западным демократиям необоснованно нарушать их суверенитет. Даже внутри самих этих демократий Косово вызвало многочисленную критику, осуждающую преждевременное использование силы или же вмешательство руководителей в проведение военных операций».
Позиция правительства Франции ясна. Но что мешает тогда участникам и организаторам «беспорядков» во Франции заимствовать данный принцип «нарушения суверенитета»? Вы считаете законными гуманитарные интервенции типа агрессии против Югославии? Получите и наш вариант, только в своеобразном виде «антиевропейской интифады», нарушения суверенитета изнутри?
В самом деле, почему Запад в лице НАТО имеет право подрывать суверенитет Югославии и расчленять эту страну, производить гуманитарные и, в конечном счёте, военные интервенции, создавать искусственный анклав Косово (а до этого Боснию и Герцеговину и т. п.) — а другие не имеют подобного права.
Чем таким особенным, кроме силы, определяется это право? Похоже, что ничем. Вы вопите, что мы нарушаем законы Франции — но вы так же нарушали законы, производя агрессию против Югославии без санкции ООН.
А раз так — получайте в ответ на вашу нашу силу: действия небольших групп подростков и молодёжи, громящих всё подряд и заявляющие о своих правах ночными пожарищами.
С распадом империй западный мир обнаружил свою несостоятельность. Ответственность за бывшие колонии была снята, а никакой новой мироорганизующей системы предложено не было. На плаву в итоге остались метрополии. И в эти метрополии и устремился брошенный «третий мир». Нечто похожее можно было наблюдать с распадом СССР, после которого все наиболее активные жители на постсоветском пространстве в массовом порядке стали уезжать даже не в «дальнее зарубежье», а в местную метрополию — Москву.
Пожары во Франции высветили истину: Запад давно замкнулся сам в себе и ему собственно нечего сказать миру. Незападный мир для Запада — объект экспансии, освоения и эксплуатации, рынки. Но и сам Запад в ответ стал для незапада точно таким же объектом.
Что Запад может предложить миру? Какую мировую идею?
Комфорт, сытость, права человека, консенсус, наконец? Нет, этим не откупишься, этим не поразишь и не завоюешь уважение. Отчуждение только будет расти.
В этой ситуации гибели «первого мира» чрезвычайно важно извлечь правильные уроки России.
Плебейский курс последних 20 лет, имевший целью «интегрироваться в развитый цивилизованный мир», окончательно дискредитировал себя.
Население Российской Федерации позарилось на абстрактный западный универсализм и отказались от собственного универсализма. Последствия не заставили себя ждать. Среди прочего достаточно указать, что от капитулировавшей московской метрополии всё дальше отчуждается не заморская миграция в первом-втором поколении, а собственно российское население — не только Северный Кавказ (последние события в Нальчике продемонстрировали катастрофичность ситуации), но и вся наша «глубинка», наш Дальний Восток.
И не надо преувеличивать значение социально-экономических или конфессиональных особенностей бунтующих и восставших. В иммигрантской среде Франции не более 15 процентов подростков посещают мечети. А обеспечением примитивной «трудовой занятости» никогда не интегрируешь отчуждённые массы в чужое им общество.
Дело не в этих бандитствующих подростках. Дело в неспособности обеспечить универсализм.
Да, соблазнительно прильнуть к некой якобы реально существующей цивилизации, приобщиться к чему-то большому и сильному, стать частью этой цивилизации. А остальных свысока назвать варварами, атакующими высокую культуру. Но если этой цивилизации нет — а её, с распадом «первого мира», больше нет — то и курс на интеграцию в эту вымышленную цивилизацию, мало чем отличается от интеграции безыдейной и потерявшей свою идентификацию арабской молодёжи в вымышленное «французское общество».
Настроения российской элиты здесь показательны.
Так, Президент Российской Федерации В.В. Путин, отвечая 2 ноября 2005 г. на вопросы прессы по итогам российско-нидерландских переговоров в Гааге, напрямую связал «трагическую гибель Тео ван Гога» со террором: «Конечно, это проявление более широкой проблемы, которая называется международный терроризм. Россия ведет борьбу с этим злом на протяжении достаточно большого времени, в том числе и в Чечне. Мы имеем дело с очень жестокими людьми, с животными в обличии человеческом, которые не понимают и не хотят понимать, в какое время и в каком мире они живут. Наши ответные действия должны быть адекватны тем угрозам, которые они создают для современной цивилизации. Мы несем большие, часто невосполнимые потери. Но стоит нам только на минуту проявить слабость — и наши потери возрастут многократно».
Концепция «современная цивилизация» против «плохих парней» действительно удобна. На ней выстроена пропаганда президента Буша с осени 2001 года. Эта риторика отлично разработана и политтехнологически, и в исторической науке — можно, например, воображать себя высоко цивилизованным греком V века до нашей эры.
Но закончится это всё печально.
Потому что, как нас учит Франция, никакой цивилизации там, за бугром, больше нет — её ещё надо строить, с нуля и с религиозным подвигом.
Право на вход в эту сомнительную цивилизацию, реальную дееспособность которой мы видим в Париже и недавно видели в Новом Орлеане, состоит в отказе от самих себя, от предложения миру собственной версии мирового порядка, от собственной универсальности.
Константин Леонтьев написал В.В. Розанову 13 июня 1891 года заветные для нас слова: «Вообще же полагаю, что китайцы назначены завоевать Россию, когда смешение наше (с европейцами и т. п.) дойдет до высшей своей точки. И туда и дорога — такой России…».
Глядя на Францию, надо научиться видеть Россию другой.
Крупнов Юрий Васильевич, председатель общественного движения «Партия России».
http://www.apn.ru/?chapter_name=impres&data_id=508&do=view_single
