Русская линия
Русский вестник Ольга Бороздкина01.11.2005 

Был человек от Бога

Десять лет, прошедшие со дня блаженной кончины митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна, с предельной ясностью подтвердили его уникальное значение для современной русской духовности, культуры и государственности

«Русь святая! Храни Веру Православную. В ней же тебе утверждение». Это главное завещание, оставленное нам митрополитом Иоанном (Снычевым) — человеком, значение которого для России невозможно переоценить, на которого обращались взоры миллионов наших соотечественников, полные надежд и ожиданий. На небосклоне нашего мятежного времени — когда на ослабленную смутой Россию ополчились многочисленные враги: внутренние и внешние, тайные и явные — он был ясной и яркой звездой, сиявшей чистым светом христианской любви и духовной мудрости.

В проповедях своих владыка Иоанн наставлял: «Научившись видеть грех свой — научимся затем бороться с ним при помощи благодатных церковных врачеваний, покаянием и самоотвержением. И тогда — верен Бог, обретем надежду как на своё личное спасение, так и на воскресение Святой Руси во всей ее прежней силе и славе».

Значение его столь велико, а творческое наследие — столь обширно, что пройдет еще немало времени, пока русское самосознание уразумеет всю полноту и глубину деяний петербургского старца — этого пламенного патриота России, выдающегося ученого-богослова, страдальца и борца за Русское Возрождение, за веру православную, за воскресение Святой Руси. И изданные сегодня двенадцать томов его собрания сочинений — лишь малая часть трудов этого выдающегося Русского Человека.

После кончины владыки 2 ноября 1995 года осиротели не только те, кто знал митрополита Иоанна лично, осиротела вся Православная Россия, лишившись своего духовного вождя, проповедника и великого молитвенника. Но и в скорби нашей мы верим, что духовное наследие почившего в Бозе старца послужит нам путеводной звездой к возрождению Святой Руси из сегодняшнего хаоса и смуты. Владыка Иоанн жаждал этого всем сердцем.

Здесь, на земле, его оружием было слово горькой правды. Ныне его молитвы о заблудшей России звучат на небесах, вблизи Престола Божия. Мы же, непреложно веруя в святость этого угодника Божия, молитвенно вопием к нему: «Святителю отче Иоанне, моли Бога о нас, грешных. Память твоя будет с праведною похвалою, духовный наш усопший учитель!»

ПРОСТ, МЯГОК И ДОБР…

9 августа 1990 года митрополит Иоанн прибыл в Ленинград. Из Самары святитель привез с собой своих давних духовных чад: врача Валентину Сергеевну Дюнину, монахиню Олимпиаду (она выполняла послушание домоправительницы), секретаря Анну Степановну Иванову, водителя Петра Павловича… Вот практически и весь его штат.
Уже здесь, в Питере, владыка привлек к своей деятельности и меня в качестве референта. Скажу прямо: я очень волновалась и сомневалась, справлюсь ли… До этого мне не приходилось вникать в сущность и тонкости церковных дел. Но доброе, чуткое отношение владыки помогло преодолеть все трудности…

В домашней жизни владыка Иоанн был крайне прост, доступен и непритязателен. Он довольствовался очень немногим. Обстановка его покоев в резиденции была очень проста. Здание резиденции выглядит внушительно, а весь внутренний уклад жизни в нем определялся скромными запросами владыки. В вестибюле огромное старинное зеркало со столиком, на котором всегда стояла ваза с цветами. Это единственное послабление, которое позволял себе владыка, очень любивший цветы. В остальном же — строгость и простота. Приемная-зал, где в строгом порядке расставлена незамысловатая мебель: диван, шкаф, где много книг, столик и два кресла. На столике всегда свежие патриотические газеты, духовные издания и множество писем из разных городов и сел России. Здесь владыка принимал всех желающих.

Кабинет митрополита выглядел величественно и строго. Восточный угол занимали иконы. Рабочий стол владыки с телефоном занят деловыми бумагами, письмами, рукописями. Впечатляет длинный, почти во весь кабинет, стол, покрытый зеленым сукном. Когда приходили посетители, владыка всегда садился с краешка, а они окружали его со всех сторон, боясь пропустить хоть одно слово святителя.

Много могли бы поведать о любви владыки к чадам своим стены этой комнаты. Через нее прошли сотни отягченных бедами и искушениями, искавших и находивших у него совет и утешение…

Келия владыки на втором этаже — место его сокровенных дум и духовных подвигов. При беглом взгляде бросалось в глаза обилие икон в переднем правом углу. Перед иконами теплится лампада. У противоположной стены — железная кровать, доставшаяся ему «в наследство» от духовного отца, митрополита Мануила, которую он привез из Самары. Два кресла, небольшой стол, на котором ежедневно появлялись новые письма и книги, которые владыка читал в редкие минуты отдыха. Тумбочка, которую он сделал собственными руками.

Здесь же владыка иногда принимал близких посетителей. Простота обстановки и его поведения поражала тем, что в ней не было ничего искусственного. Он не изображал простоту, а на деле был прост в обхождении, мягок и добр. Об этом свидетельствуют все, близко знавшие митрополита.

«Порой, — вспоминает его келейник, иеромонах Пахомий (Трегулов), — он бывал с нами строг, но таким и должен быть любящий отец. За проступки он строго взыскивал, но, наказав, терпеливо ждал покаяния, чтобы простить от всего сердца. При этом была в нем такая духовная сила, что я чувствовал себя как за каменной стеной. Все мои духовные скорби он тянул на себя. Я всегда ощущал, что у него к небу путь короткий, и если бы не владыка — не знаю, как бы я выжил…»

Митрополит был поразительно непритязателен. Носил заштопанную старенькую рясу, постоянно ограничивал себя в питании. Свою пенсию владыка так ни разу и не держал в руках. Когда ее назначили, выписал доверенность и поручил раздавать деньги нуждающимся.

«Он никого и никогда не ругал, — вспоминает его духовный сын, детский писатель Петр Алексеевич Синявский, — хотя видел людей едва ли не насквозь…» Сам Петр Алексеевич курил, но скрывал это, и поскольку владыка не делал ему замечаний, думал, что скрывает удачно. Тем более что жили они в разных городах. И вот однажды кто-то из домашних спросил, что делал владыка после обеда. «Книжку читал, — ответил митрополит Иоанн, — Потом смотрел, как Петька курил…».

В НАЧАЛЕ СЛАВНЫХ ДЕЛ

Митрополит Иоанн принял управление Ленинградской епархией в те дни, когда стрелка часов истории вдруг сорвалась с места и бешено закружилась, не успевая обозначать смену общественных настроений, производственных отношений, эпох. Времени, чтобы неторопливо войти в курс дела, у нового митрополита не было.

«Россия во мгле, — скажет митрополит Иоанн об этих днях спустя два года в своей статье „Русский узел“. — В хаосе лжи и смуты она бредет, истощая последние силы, сама не зная куда, лишенная веры и здравой исторической памяти, преданная вождями, оболганная клеветниками, окруженная хищной толпой претендентов на ее грандиозное, многовековое наследие. Россия — над бездной.

Разоренная междоусобием, стяжательством и тщеславием, задыхающаяся в тисках экономического кризиса, межнациональных конфликтов и политических склок, одурманенная пропагандой разврата, насилия и вседозволенности, она чудом удерживается на краю пропасти, в мрачных недрах которой ее ждут ужасы государственного распада».

Никто до митрополита Иоанна так ясно и прямо не говорил о том главном, что должно быть сделано нами… «Великая судьба России зависит ныне от нашего произволения. Мы — и никто иной — можем и должны воссоздать державу Святорусскую. Да будет так! Аминь».

«Цель русской жизни, — поучал митрополит Иоанн в 1993 году, — давно определилась как задача сохранения в неповрежденной полноте смысла личного и общественного бытия, свидетельства о нем миру, защите его от посягательств и искажений. И Церковь благословила народ на такое высокое служение. Благословение это еще в 15-м веке облеклось в форму пророчества о будущей великой судьбе России, Москвы как Третьего и последнего Рима, последнего оплота истинной Православной веры в страшные предантихристовы времена всеобщей апостасии и всемирной смуты…

Задумаемся: не пришла ли сегодня пора повнимательнее всмотреться в себя? Взглянуть друг на друга. Оглянуться трезвым взором вокруг. И может быть — найти в себе силы сказать честно, что в нас, сегодняшних, такой русскости уже почти не осталось. Говорю это с горечью и скорбью, в надежде, что Господь не оставит нас своей милостью и мы все же зададим себе тот главный вопрос, без ответа на который немыслимо само дальнейшее существование нашего народа: как вернуть себе ясно понимаемый смысл бытия?»

Эти слова жаждала услышать истосковавшаяся душа России. Это была правда, но не убивающая своей беспощадностью, а врачующая, наполняющая иссохшие души живой водой Божией благодати. В условиях повального предательства и разгула русофобии, кровопролития, разгула бесовщины и насилия раздался живой голос истинно русского пастыря, говорившего бесстрашно и властно.

Тем временем Украина объявила Черноморский флот своей собственностью, а на московских улицах и площадях произошло позорное побоище «черного октября». В Приднестровье, Таджикистане и Абхазии вовсю полыхала гражданская война, сопровождавшаяся зверским избиением русских; Татария и Чечня не подписали федеративный договор и фактически вышли из состава России; москвичи пикетировали телецентр Останкино с лозунгами: «Русским — русское телевидение» и «Сионизм не пройдет»; Ельцин подписал указ N 827 «О восстановлении официальных отношений с Мальтийским орденом"…

На фоне этих событий в сентябре 1992 года митрополит Иоанн публикует свою первую программную статью-проповедь «Быть русским». Через два месяца выходит его следующая статья — «Державное строительство», а 30 декабря 1992 г. «Советская Россия» публикует новую православно-патриотическую проповедь владыки — «Торжество Православия». Так началось жертвенное служение петербургского старца в качестве неформального общенационального, общерусского духовного вождя, пророка и учителя…

ЖИВОЙ СИМВОЛ БОРЬБЫ И ПОБЕДЫ

Владыка никогда не заискивал перед властями предержащими, но все прежние нелады с начальством не шли ни в какое сравнение с тем, что началось в Санкт-Петербурге, когда он выступил против засилья жидовствующих сектантов. Решительное противостояние митрополита засилью вражьих сект вызвало у тогдашнего мэра Собчака приступ злобы и ненависти.

Собчак был яростным русофобом и откровенным ненавистником русского Православия. Поэтому он сделал все для вытеснения Православия различными сектами, со всех концов света хлынувшими в наш город. Заезжие проповедники за гроши получали лучшие концертные залы, им предоставлялось лучшее эфирное время. Санкт-Петербург стремительно превращался в столицу сектантов всех мастей. Сам Собчак демонстративно выступил с приветствием на всемирном конгрессе тоталитарной секты «Свидетели Иеговы», который по его приглашению прошел в Питере.

Иеговисты извратили христианское учение о спасении души, обещая своим последователям «рай на земле», построенный по образу современного западного «общества потребителя». В этом земном раю иеговисты, избранные якобы самим Богом, «будут господствовать над неограниченным числом лиц, когда-либо живших на земле».

Митрополит Иоанн не побоялся назвать вещи своими именами: секту — сектой, пагубное лжеучение — лжеучением, потакание властей сектантам — потаканием. Какой же вой и визг поднялся тогда в «демократической» прессе! Митрополита Иоанна травили, как должно быть не травили никого из православных архиереев со времен Троцкого и Губельмана, тоже мечтавших, подобно нынешним иеговистам, о мировом правительстве, о господстве «избранного» народа над остальным человечеством.

8 сентября 1992 г. газета «Вечерний Петербург» писала: «В посланиях Петербургского владыки полыхают отблески средневековых костров». Журнал «Невское время» в марте 1993 г.: «Еретики и жиды не дают покоя „смиренному“ Иоанну — митрополиту Петербургскому и Ладожскому. Веронетерпимость и антисемитизм связаны в его статьях и выступлениях неразрывными узами». А съезд Конгресса еврейских организаций и общин и вовсе заявил о своем намерении обратиться к Патриарху с требованием (!) «принять неотложные меры в связи с публикациями митрополита Иоанна».

Нет необходимости перечислять грязные и подлые обвинения, обрушившиеся на владыку. Эти грязные приемы нам нынче хорошо известны… Русофобия только изображает интеллигентность и культурность, чтобы прикрыть свою жадную вороватость, свою ненависть к тем, кто разглядел и узнал ее. Бесовщина, принимавшая разнообразные формы, нападала на старца со всех сторон, почти не скрывая свое мерзкое обличие. Она спешила использовать момент.

Тем временем брань, которую вел митрополит Иоанн с силами тьмы, становилась все напряженней. Всей мощью своей пропагандистской машины враги России обрушились на митрополита Иоанна. Владыку клеймили «русскоязычные» газеты демократов в Москве и в Петербурге, «Нью-Йорк таймс» назвала его «наиболее выдающимся представителем русской реакции». Бил тревогу испуганный Собчак: «Возрождающаяся Русская Православная Церковь может стать пособником вчерашних коммунистов, тех, кто сегодня стал национал-патриотом и борется под флагом национализма за возрождение России…» («Независимая газета» 27.05.1993).

Но поразительно… Чем больше усиливался вражий накат, тем слышнее становился голос митрополита Иоанна. Голос владыки слышала вся Россия. Владыка стал живым символом русской национально-освободительной борьбы. Символом нашей грядущей Победы.

НЕУТОМИМЫЙ ТРУДНИК

В феврале 1992 года митрополит пригласил меня на беседу, в ходе которой сказал, что в нашем городе назрела настоятельная необходимость в создании философско-богословского православного общества, которое могло бы объединить представителей православной интеллигенции — ученых и педагогов, историков, философов, журналистов…

Владыка подробно изложил план создания этой общественной организации. С горечью заметил, что после десятилетий государственного богоборчества духовное одичание людей достигло предела: потребительство, культ насилия и разврата поработили значительную часть нашего общества. Поэтому одной из главных задач создаваемого философско-богословского общества была названа православно-просветительная работа. При этом владыка отметил, что мы ни в коем случае не должны повторить печальную судьбу Богословского общества, созданного в Петербурге в 1908 г. Мережковским, Гиппиус и Философовым, которые пытались свести все духовное Православие к убогим культурным формам русского декаданса.

Владыка благословил нас на открытие цикла лекций и сам выступил с первой установочной лекцией. Впоследствии у нас выступали многие известные богословы и священники, философы и ученые-естествоиспытатели. Так, по замыслу владыки, шла подготовка к созданию Православного университета.

К сожалению, смерть митрополита не позволила реализовать задуманное. Враги владыки сделали все для того, чтобы «похоронить» его благие начинания. Настоятель храма святого Пантелеимона, при котором находилась наша «штаб-квартира», после кончины старца запретил нам собираться в здании даже на деловые совещания, не говоря уж о лекциях, хотя именно там и по сей день зарегистрирован юридический адрес нашего философско-богословского общества. Мы пытались обратиться в городские органы власти, чтобы нам выделили помещение, но ответ был один: свободной площади нет.

Хотя нам и не удалось создать православный университет, но слушатели цикла лекций, в основном ученые и интеллигенция — учителя, врачи, инженеры, работники сферы культуры — стали активно участвовать в работе философско-богословского общества: теоретических конференциях, круглых столах, дискуссиях.

А вот еще одна задумка владыки. Чтобы активно приобщать молодежь к Православию, по его инициативе была создана и активно работала православная гимназия на улице Есенина в доме 22. Была разработана подробная программа преподавания основ Православия, Закона Божия, а также гуманитарных дисциплин. В гимназии был установлен довольно строгий православный распорядок и режим: занятия в классах начинались молитвой, и молитвой же заканчивался рабочий день. В здании царил образцовый порядок, для учащихся были созданы специальные мастерские, где они занимались постижением различных ремесел. Я присутствовала на педагогическом совете, где подводились итоги 1993-го учебного года, и могу ответственно заявить, что дело там было поставлено образцово и грамотно.

Но городскому начальству, буквально нашпигованному врагами русского народа и православной веры, эта православная гимназия и её успехи в христианском, патриотическом воспитании молодежи просто не давали покоя. Начались интриги против директора гимназии, в травлю активно включились городские власти, а когда не стало владыки Иоанна, наступление пошло широким фронтом. Гимназию выселили из обжитого, обустроенного здания, лишилась она и поддержки новых епархиальных начальников…

Впрочем, полностью уничтожить плоды пастырской заботы митрополита его враги так и не сумели. Владыка очень ценил возможность прямого общения с паствой, с рядовыми прихожанами, с простыми русскими людьми. Он не пропускал никакой возможности встретиться со своим народом, столь нуждающимся в мудром пастырском окормлении, лицом к лицу. Так родилась традиция ежемесячных публичных выступлений митрополита Иоанна в концертном зале у Финляндского вокзала.

На первую такую встречу народу пришло немного: в основном члены нашего философско-богословского общества и их семьи. Но уже через пару месяцев огромный зал на тысячу мест не мог вместить всех желающих. Люди заполняли все проходы, толпились в фойе, стояли и слушали даже на улице…

План митрополита Иоанна по возрождению русского национально-религиозного самосознания не ограничивался только Петербургом. Он охватывал все необъятные просторы России. Для его осуществления митрополит Иоанн создал Богословское отделение в Петровской академии наук и искусств, имеющей широкую сеть региональных отделений во всех концах нашей страны, и сам возглавил это Богословское отделение. «Церковь не может делать вид, что не замечает того шабаша, который устроили на Руси христоненавистники, растлители и сатанисты разных мастей», — говорил он.

Огромную работу проделал митрополит Иоанн и в деле возвращения Церкви отобранных богоборцами храмов и монастырей. За пять лет и три месяца, которые он управлял епархией, возобновлено пять мужских обителей: Свято-Троицкая Александро-Невская лавра, Коневский Рождество-Богородичный, Зеленецкий Свято-Троицкий, Большой Тихвинский Успенский монастырь и Свято-Троицкая Сергиева пустынь в Стрельне. Незадолго до кончины владыка благословил возобновление Свято-Троицкого Александро-Свирского монастыря. Стал действующим Введено-Оятский монастырь, учреждены еще две женские монашеские общины.

Число действующих храмов в епархии увеличилось более чем в три раза. Возобновились богослужения в Казанском, Андреевском, Троицко-Измайловском, Петергофско-Петропавловском и Царскосельском Федоровском соборах, в старинных церквах Симеона и Анны, святого Пантелеимона, Благовещенской, Спасо-Конюшенной, в храмах Богоявления Господня и Вознесения Христова.

Открылись храмы во многих районных центрах, не имевших ранее ни одной действующей церкви, открывались церкви при больницах и тюрьмах. Многие церкви строились заново. В среднем, каждый год при митрополите Иоанне открывалось или строилось более двадцати храмов! Так внутренне духовное делание владыки совмещалось с его постоянной заботой о внешнем церковном благолепии и процветании.

КОНЧИНА

Шло второе ноября 1995 года, 1912-й день пребывания митрополита Иоанна на Петербургской кафедре. Каждый из этих дней был загружен напряженной работой — молитвенной и духовной, хозяйственной и организационной.

Близко знавшие владыку люди утверждали, что он был истовым молитвенником. Проводя последнее совещание с настоятелями храмов, владыка Иоанн благословил всех и попросил всех молиться о нем. Батюшки вспоминали потом, что у многих было такое ощущение, будто митрополит прощается с ними.

Молился владыка и перед тем, как отправиться на встречу с Собчаком в новопостроенный коммерческий центр — «Северную Корону», куда ему так не хотелось ехать. «Благословите меня», — вдруг попросил он домашних, вышедших проводить его к машине, и склонил голову. Просьба оказалась столь неожиданной, что все растерялись. Владыка подождал, кивнул и сел в белую «Волгу». Вместе с ним сел и послушник Петр.

Протоирей Павел Красноцветов, главный бухгалтер епархии Наталья Кулик, юрист епархиального управления Лидия Богданова приехали в «Северную Корону» отдельно. Шел густой снег. Без десяти минут восемь белая «Волга» митрополита остановилась у гостиницы «Северная Корона». В холле гостиницы гуляли ледяные сквозняки, и владыка замерз. Было очень неуютно, холодно и тревожно.

Отвлекаясь от общих разговоров, митрополит внезапно сказал сопровождавшим: «Если у власти будут такие как Собчак, России будет совсем плохо. Это люди с двойным дном». Он произнес эти слова вслух, но как бы обращаясь к самому себе. Так в последние минуты жизни старец повторил главную мысль, которую неоднократно высказывал в последние годы. Ценой такой откровенности стала та зияющая пустота, что окружила владыку напоследок. Его покинули почти все, за исключением немногих преданных сотрудников и духовных чад. Высокопоставленные русофобы и сребролюбцы, бессовестные карьеристы и конъюнктурщики со страхом и ненавистью сторонились человека, осмелившегося сказать правду о них…

О клевете на владыку мы уже говорили. То, как злобно и мелочно унижали его, вынуждая появляться на подобных «сборищах», понимаешь, слушая рассказы о последних минутах жизни владыки. Подобно бедному и назойливому просителю, его томили в каком-то непонятном ожидании в неуютном, продуваемом холле «Северной Короны».

Ждали чету Собчаков. Собчаки задерживались. В начале девятого официанты начали разносить соки. Владыке принесли стакан сока отдельно. Сок был ледяным. Теперь уже все увидели, как замерз владыка. Ему указали место, где потеплее, но дойти до него он не успел. В холле наступила тишина, в вестибюле гостиницы появился Собчак с женой Людмилой Нарусовой. Подойдя к митрополиту, он протянул ему руку, спросил: «Как чувствуете себя?"…

Холод усилился еще больше. Владыка чувствовал только эту вползающую в него со всех сторон стужу… Он внимательно посмотрел на стоящего перед ним улыбающегося Собчака. Как всегда тот был развязан и самоуверен. «Благословите, Владыка», — попросила, прерывая затянувшуюся паузу, жена Собчака.

Митрополит поежился от сковывающего его холода и поднял руку для благословения… Стоявшие рядом с ним вспоминали, что когда владыка поднял руку, возникло ощущение, словно он увидел что-то неожиданное. Он смотрел не на Нарусову, не на Собчака, а куда-то сквозь них. Глаза его были широко открыты. Пальцы, сжимавшие митрополичий посох, разжались. Владыка пошатнулся и, подхваченный келейником Петром, начал медленно оседать на пол. Посох успела подхватить Наталья Александровна, не дала ему упасть. Чета Собчаков, взвизгнув, отскочила от умирающего владыки.

Первая медицинская помощь была оказана владыке только через 15 минут. Нужных лекарств под рукой не оказалось. Сердце митрополита остановилось. Протоирей Павел Красноцветов читал отходную. Специализированная «Скорая помощь» прибыла только через сорок минут. «Готов!» — посмотрев на владыку, сказал врач с этой «скорой"…

На похоронах митрополита Иоанна не было именитых гостей. Власть имущие ограничились вежливым минимум формальных сожалений. Не было Собчака — когда шли похороны, он демонстративно сидел на просмотре коллекции мод…

Зато тысячи и тысячи простых петербуржцев пришли проститься с родным владыкой. Свято-Троицкий собор не вместил столько народа, и люди толпами стояли на улице. Собор был открыт всю ночь. Проститься с владыкой ехали люди из Москвы, Самары, из самой дальней дали, до которой достигало его живое, трепетное слово.

Кого только не было в толпе: старые и молодые, писатели и рабочие, художники и крестьяне, коммунисты и монархисты… Похоронили владыку в архиерейском уголке на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры.

Второго ноября 2005 года исполнится 10 лет, как нет с нами митрополита Иоанна. Круглый год на его могиле — живые цветы, а в день кончины тысячи петербуржцев и жителей других городов России приходят сюда, где с утра и до вечера священники служат панихиды, читают поминальные молитвы. Людской поток течет к могиле любимого архипастыря до позднего вечера.

«Он обладал замечательным духовным бесстрашием, — сказал после кончины митрополита Иоанна архиепископ Владивостокский и Приморский Вениамин. — Ведь несмотря на то, что прошедшие годы «перестройки» и «реформ» дали как будто возможность свободно говорить, далеко не каждый архиерей решится так откровенно и смело высказать свои мысли и чувства. Остался еще какой-то страх. А митрополит Иоанн говорил без оглядки на «общественное мнение». Без «страха иудейского», чем, конечно, обрел себе многочисленных противников. Однако святитель не шел на компромисс с совестью, служа Истине, следуя заповедям Христовым и завету святых отцов: «Молчанием предается Бог!».

Царствие Небесное митрополиту Иоанну! Упокой, Господи, его душу в селениях праведных!»

Скажем и мы вместе с владивостокским архиереем: «Владыке Иоанну, мужественному исповеднику и бесстрашному обличителю, неутомимому проповеднику и любвеобильному пастырю, пророку русского духовного возрождения — вечная память, вечная память, вечная память!..»

Аминь.

Ольга БОРОЗДКИНА, профессор, доктор философских наук

http://www.rv.ru/content.php3?id=5976


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика