«Россия может дать новую жизнь вселенной..»

Из рода исповедников

— Мой дед был исповедником Российским: 37 лет находился в заключении. Как он говорил, прошел 47 тюрем и 7 ссылок. Он работал механиком, водителем на железной дороге «Москва — Казань», управлял поездами. Все деньги, которые зарабатывал, отправлял на Афон и в Иерусалим. А это были сумасшедшие деньги по тем временам (300 рублей золотом в месяц, 25 рублей стоила корова). Пару лет назад я был на Афоне в одном монастыре и нашел всех своих родственников в монастырских записях. Это был очень мужественный и сильный человек, воспитывал восемь детей. Несмотря на это, добровольно пошел на мученические испытания, боролся с закрытием храмов, почти всю жизнь провел в заключении. Был первым соловчанином и участником Соловецкого Собора. Знал всех русских архиереев, которые сидели на Соловках.

Отец мой тоже был исповедником, сидел в Магаданском крае, был глубоко верующим человеком. И я в детстве тоже находился в таком убеждении, что и мне придется сидеть за веру. Я никогда не был пионером, никогда не вступал в комсомол, никогда не был соглашатаем — не стал и диссидентом. Я очень люблю свою страну, свой народ. Даже в советское время я считал, что не надо делать ничего такого, чтобы разрушить единство народа. Поэтому я не выступал против властей. Но слава Богу, что Церковь призвана говорить правду — и в царское время, и в советское, и сегодня. А провозглашение правды всегда требует мужества, некоей готовности если не в тюрьму пойти, то быть непопулярным, неизвестным, непочитаемым. Задача Церкви заключается не в том, чтобы возбуждать распри, а в том, чтобы говорить правду, даже в том случае, если эта правда неприятна.

— Скажите, как вы учились в школе? Были ли вы тогда верующим человеком?

— Я довольно много страдал в школьные годы, потому что не вступал в пионеры и комсомол. И при этом я был самым лучшим учеником. Поэтому обо мне газеты стали писать не в 90-е годы, а в 50-е, но писали критически. Вот есть такой мальчик, учится на одни «пятерки», а не пионер и не комсомолец, к тому же верующий. Трудное было время. Я шел в школу, как на Голгофу. Очень часто меня вызывали на педсоветы, на диспуты с преподавателями и учениками, и я всегда побеждал, потому что в советское время наши учителя к таким диспутам были не готовы, а я старался быть готовым.

В 15 лет я ушел из дома, стал работать, считал, что не должен сидеть на шее у родителей. Перешел в вечернюю школу. Потом работал в геологической экспедиции, имел даже какое-то отношение к северному краю: к Архангельску, Коми, потому что работал в северо-западном геологическом управлении. Считаю, что это была замечательная страница в моей жизни, мне очень повезло.

— Когда вы избрали духовную стезю и как пришли к служению?

— Я не помню того времени, когда бы не хотел стать священником. Я начал служить с трех лет и к шести-семи годам мог наизусть отслужить молебен, панихиду и даже литургию. Только папа не разрешал служить ее до конца, говорил: «Служи до Херувимской». А мне очень хотелось служить до конца. Отец мой, главный инженер одного из крупнейших военных заводов в Ленинграде, был репрессирован. А потом был строителем укреплений во время Ленинградской блокады. Во время войны был главным военпредом на Горьковском заводе и принимал танки Т-34. После войны в 47-м он пришел к митрополиту и попросил у него иерейского сана, стал священником. Мама — учительница немецкого языка в средней школе. Я воспитывался в религиозной семье, пострадавшей за веру.

О Западе, России и Коми

— Самое интересное место для жизни — это Россия. Нигде не происходит таких потрясающих событий, как у нас. Нигде нет такого духовного возрождения и такой активной религиозной жизни, поэтому даже не могу сравнивать. Когда я говорю о России, я имею в виду и Украину, и Белоруссию — нашу историческую Русь. То, что происходит у нас, в России, имеет колоссальное значение для судьбы всего христианства, потому что христианство сегодня в Западной Европе и Америке находится в глубочайшем кризисе. Думаю, что Россия — это то место, которое может дать новую жизнь Вселенной.

— Ваше Высокопреосвященство, правда ли, что планируется встреча Папы Римского и нашего Патриарха?

— Нет, это пока не правда. Хотя я не вижу ничего в этом ужасного. Надо сказать, что избрание нового Папы у нас у многих породило очень положительные ожидания. Во-первых, Бенедикт XVI — это человек глубокой веры, прекрасный богослов. Я считаю, что в течение последних 100−150 лет не было такого сильного богослова на Римской кафедре. Он самостоятельный мыслитель. Это человек, понимающий православие и восточное богословие. Кроме того, я откровенно скажу, у нас вообще с немецкими католиками очень хорошие отношения, как вообще у России с Германией. Но то, что произошло недавно, — это перенесение кафедры униатского архиепископа из Львова в Киев — очень охладило наш энтузиазм. Нам говорят в Риме, что эта идея была задумана предшествующим Папой, что нынешний не мог этого изменить. Но это горько, потому что мы хотели бы развивать добрые отношения с Католической Церковью. Особенно в связи с тем, что сегодня происходит в Европе. Поэтому сегодня встреча Папы и Патриарха не актуальна. Мы будем делать все, чтобы исправить эти отношения, но не в ущерб Православной Церкви.

— Какие у вас впечатления от поездки в наш край?

— Хорошие впечатления, светлые, радостные. В первый раз я был в Коми в 1999 году. Тогда было трудное время — четвертый год строительства епархии, начало строительства собора. Это было самое начало и напоминало некую авантюру. Я помню, как мы с владыкой ездили по монастырям, посещали храмы, пришли на место строительства собора. Было видно, что владыка не знает, чем все кончится. У собора только-только поднимались стены, а как он будет строиться дальше — неизвестно. А вот сегодня можно свидетельствовать о том, что этот сложный первоначальный этап развития епархии завершился. Храмы построены, организована церковная жизнь во всех районных центрах, во всех крупных населенных пунктах. Вознесся золотыми куполами к небу замечательный кафедральный собор в Сыктывкаре. Ну и самое главное — переменился климат в Коми, изменились отношения Церкви и государства, светской власти и церковной.

На меня произвело большое впечатление участие в этих торжествах интеллигенции. Причем не такое участие, как это было раньше, — как-то несколько сверху, свысока, скептическое, с прищуром, а органическое участие, изнутри. Сегодня Церковь осознает себя общиной, объединяющей людей разных положений и взглядов. Здесь, в Коми, это очень видно. В духовенство пришли новые люди — образованные, современные, спокойные, со светлым, оптимистическим, трезвым взглядом на жизнь. У вас нет здесь никаких фанатиков, которые иногда терзают тело Православной Церкви.

При всем этом я еще раз хочу сказать, что Сыктывкарская и Воркутинская епархия в самом начале своего исторического пути. Хотя и не правильно говорить о десяти годах ее существования. Мы говорим о десяти годах возрождения епархии, потому что на этой территории была одна из самых древних и самых славных епархий Русской Православной Церкви. В этом году мы празднуем 625-летие со дня победы на Куликовом поле и 625-летие со дня начала проповеди святого Стефана Великопермского, основавшего Пермскую епархию, которая существует с XIV века. Одна из самых древних епархий — земля, политая потом, кровью, страданиями людей, святая земля. Земля мучеников, исповедников, на которой живет очень разумный, мужественный и сильный народ, критически относящийся к реальности. И вот этот интеллектуальный потенциал сегодня присутствует в жизни Православной Церкви в Коми.

Дай Бог, чтобы все это развивалось и дальше, чтобы Коми земля, которая так много страдала, на которой так много пролилось пота и крови, процвела подвигами священников, монахов, интеллигенции, верующих людей из народа. Чтобы зародилась новая православная вера в этом замечательном крае.

Ответы на пресс-конференции

— Вы знаете, что самое страшное — это навешивать ярлыки: кочетковцы, никониане. Не надо этого делать, Боже вас упаси! Отец Георгий Кочетков — это канонический священник Русской Православной Церкви. Он находится в каноническом общении с Патриархатом и епископатом, причащается, исповедуется, служит. В той части его деятельности, которая вызывает критику у Церкви, мы его критикуем. Это нормально. Апостол Павел говорил: «Надлежит быть и разномыслиям между вами (1 Кор. 11, 19). Для чего?» — «Чтобы открылись искусные». Но если мы с вами психологию внешнего мира принесем в Церковь, то погубим наших людей.

Пока то или иное явление в Церкви не осуждено Собором, не предано критике и не отвержено, ни в коем случае не нужно выносить о нем своего критического радикального отношения. Что касается о. Георгия Кочеткова — он много доброго делает. Ведет большую миссионерскую работу, есть Филаретовская школа. Как же мы можем игнорировать эти добрые начинания? Поэтому я очень бы попросил всех тех людей, которые болеют за чистоту православия, понимать следующее: в нашей огромной стране, в нашей огромной Церкви мы никогда не будем иметь единомыслия по всем вопросам. Мы должны научиться жить в единой Церкви с некоторыми элементами разномыслия. Важно уметь отделять овец от козлов, плевелы от пшеницы. И там, где реальные плевелы, давать бой, а где их нет, снисходить любовью. Я думаю, что мы о. Георгия вместе со всеми его последователями исцелим любовью, и тот потенциал, который они имеют, используем во благо Русской Православной Церкви.

— Ваши телевизионные передачи имеют большую популярность. Жалко, что идут 10 минут. Не хотели бы вы увеличить время в эфире?

— Они идут 15 минут, а не 10, в неудобное время. Это не от меня зависит. А рейтинг этих передач, действительно, очень высокий. Самый высокий у господина Галкина — есть такой актер, а на втором месте митрополит (владыка улыбается). Я не хочу себя сравнивать с Галкиным, но это свидетельствует о том, что люди смотрят и слушают. Но время очень неудобное: одни еще не встали, другие только зубы чистят. Время передачи зависит от телезрителей. Если они обращаются на канал, если пишут, требуют, то там могут это принять к сведению и изменить время передачи.

— Ваше Высокопреосвященство, у нас в республике много старообрядцев. Как вы относитесь к старообрядчеству?

— К старообрядчеству я отношусь очень хорошо, но при этом не забываю, что старообрядчество — это раскол. А всякий раскол — это ослабление жизни Церкви… Я не хочу уходить в тему происхождения этого раскола, судить — кто прав, кто виноват. Само по себе отделение от Церкви — всегда зло. И в этом смысле старообрядчество, с одной стороны, сохраняя традиции, вписываясь в парадигму наших духовных национальных ценностей и являясь как бы союзником Русской Православной Церкви, будучи в расколе, работает против РПЦ. Вот в этом глубочайшее противоречие…

Для меня миссионерская направленность жизни Церкви важнее, чем сохранение традиций. Вот музей — это то место, где нужно сохранять все. Церковь — это не музей, это жизнь. Мы не можем внешние стороны церковной жизни подчинять интересам миссии Церкви. Если Господь когда-то нас воссоединит, то подход к жизни в старообрядчестве потребует серьезной корректировки. Церковь не должна подделываться под вкусы мира сего, но и не должна возлагать на людей неудобоносимые бремена.

— Какая тональность должна быть при подготовке православных передач на телевидении?

— Боже упаси придерживаться искусственной тональности. Старайтесь почувствовать жизнь народа, задеть за живое. Постарайтесь общаться на том языке, на котором разговаривают люди, сказать об истинности и красоте православия. Когда я начинал готовить телевизионные передачи, мне посоветовали выступать в облачении. Я сказал — нет, в облачении жарко. Предложили в клобуке. Да, в клобуке хорошо, но очень многие люди не понимают, что такое клобук. А я должен быть понятен абсолютно для всех, буду выступать без всякого клобука, в одной рясе. Рясу я не могу снять, это моя одежда, я в ней постоянно хожу. Меня спрашивали: «На каком языке вы будете говорить?» — «Я буду говорить на своем языке — языке своей культуры, своего воспитания. Буду обращаться на простом, понятном для всех людей языке, рассказывать им о Христе, о Евангелии, чтобы не было восприятия Церкви как некоего фольклора, музейного экспоната. Самое главное — научиться говорить на современном языке, но не на пошлом языке, который разрушает нравственность и ценности бытия.

Я убежден, что тема языка — одна из самых важных сегодня в Церкви и церковной проповеди. Меня как-то спросили: «А можно в Церкви смеяться?» А почему нет? А можно в церкви аплодировать? Тысячу раз я выступал в греческих церквях, и мне аплодировали. Почему в Греции можно, а в России нельзя? Другой разговор, что мы не должны создавать никакой культурной экстравагантности. Если у нас не принято аплодировать — не надо, если не принято смеяться, не надо смеяться. А если уж кто-то засмеялся, то, пожалуйста, не отлучайте этого человека от Церкви.

Записал Е. СУВОРОВ

http://www.vera.mrezha.ru/501/4.htm