 |
| Русский дом | Игорь Шафаревич | 28.10.2005 |
Об этих надёжных духовных ориентирах, о надеждах и разочарованиях последнего времени академик Шафаревич рассуждает в беседе с нашим корреспондентом.
— Игорь Ростиславович, видите ли Вы сегодня какие-либо перспективы патриотического движения в России?
— Честно говоря, нет. Скажу даже больше. Со времени перестройки, смены партократического режима всё время появлялись различные патриотические партии разных оттенков. И все они кончали не- удачно. Думается, в этом есть какая-то общая причина, которую надо бы понять. По-видимому, народ не воспринимает почвенническую интеллигенцию, несмотря на то, что она обращается именно к народу…
— Кого Вы имеете в виду?
— Прежде всего наших писателей — Валентина Распутина, Василия Белова, Александра Солженицына, Вадима Кожинова… Но к сожалению, ими так и не был найден тот язык, который народ понимает. Ведь по большому счёту национальная интеллигенция зовёт людей к восстанию, к топору, и уж, во всяком случае, к сопротивлению. А в народе, вероятно, какие-то другие представления о своём будущем. Вот посмотрите: хотя люди доведены до отчаяния, им годами не платят зарплату, но вместо забастовки они объявляют голодовку и гробят себя ещё больше. Это — явление, почти не имевшее прецедента в истории. Оно похоже разве что на позицию христиан времен упадка Римской империи.
— Но первые христиане «горели духом», а нынче порой создаётся такое впечатление, что у русского народа перебит жизненный нерв.
— С одной стороны, действительно, факты нынешнего состояния народа говорят об этом. Однако согласиться с подобной формулировкой было бы для нас совершенно бесперспективно.
— Лев Гумилев, выдвигая теорию пассионарности, утверждал, что любая нация проходит период своего расцвета и упадка и что мы сейчас присутствуем при старении русской нации…
— Я много разговаривал на сей счёт со Львом Николаевичем. И меня не убедила его точка зрения на то, что существуют железные законы истории наподобие естественнонаучных, по которым можно всё точно рассчитать. Собственно говоря, по всем расчётам конец Руси должен был наступить тогда, когда нас покорили монголо-татары. К тому времени относится «Повесть о погибели земли Русской» — надрывным сердцем она была написана! Кто же мог тогда поверить, что целая история еще впереди у русского народа?! И таких примеров много. История имеет другую структуру, иную природу, чем естественные науки.
— После опубликования так называемого «письма 500» — о книге свода иудейских законов «Шулхан Арух» — многие публицисты, в том числе и православные, стали говорить о том, что это провокация, целенаправленный удар по патриотическому движению. Как Вы относитесь к подобным утверждениям?
— Мы в советские времена объелись подобными подозрениями: «На чью мельницу воду льют?» и так далее. В этом письме приводятся конкретные факты и ставятся конкретные вопросы. На них должны быть даны ответы, а не заявления типа: «Кому выгодно поднимать такие вопросы?» К примеру, когда астрономы пытаются понять, по каким орбитам движутся планеты, никто не ставит вопрос: «А кому это выгодно?»
— Познер заявил в одном из интервью, что, оказывается, главная проблема и тормоз России — Православие.
— Ну, просто он дикий человек, чуждый вообще всякой культуры. Потому что если бы он знал западную культуру, то чувствовал бы влияние католицизма на развитие Запада и по аналогии понимал бы нашу культуру.
— Но Познер стал сравнивать именно благосостояние православных стран — России, Греции, Болгарии с протестантскими — Скандинавией, Америкой. И на первый взгляд, сделал логичный вывод: мол, именно Православие и Русская Православная Церковь стали причинами русской отсталости, по крайней мере в экономическом плане…
— Так неужели жизнь измеряется одним благосостоянием? Ведь народы принимали ту или иную религию не для того, чтобы она стала основой хорошего бизнеса. Конечно, вероятно, проще жить так, как это принято на Западе: когда их детям исполняется 16−18 лет, они отселяют их в отдельные квартиры, чтобы не мешали жить. А когда старикам исполняется лет за 60, их отправляют в комфортабельную богадельню. Может, им так удобнее? А у русских нет такой любви к благосостоянию и комфорту, по крайней мере они не ставят это выше души и любви. И в этом Познер прав.
— Можно ли говорить о возможности «оранжевой» революции в России?
— Этот феномен не новый для нашей страны. Ведь Февральская революция тоже была «оранжевой» в своё время. И были те же самые восторги. А до этого была Французская революция, также более похожая на водевиль. Все перевороты начинались с так называемым «оранжевым» оттенком. И лишь через некоторое время к власти приходили серьёзные товарищи, и начинался массовый террор. А наши люди, как я уже сказал, устали и от террора, и от революций. Так что подобная возможность — минимальная.
— И тот факт, что наши люди рожают мало детей, еще не говорит о том, что это из-за низкого благосостояния. Василий Иванович Белов писал, что во время войны в их семье было шестеро детей, и все они голодали. Но тем не менее мать их подняла. И в то же время в какой-нибудь кавказской республике, где очень высокая рождаемость, — самый низкий уровень доходов. Так что причина отнюдь не в низкой зарплате, а в вещах куда более серьёзных. На горизонте маячит реальная гибель, и не только русской нации, а всей белой расы. В чём причина?
— Как раз в так называемом «западном духе», которому подчинились и «дорогие россияне». И не только в постперестроечный период. Это подчинение произошло куда раньше перестройки. Постепенно к этому подталкивал весь ход послереволюционной истории: гражданская война, красный террор, индустриализация, разорение деревни…
— В последние годы много говорилось о необходимости принятия закона о русском народе. А воз и ныне там.
— Это очень сложно пробить. Я в своём ведомстве, в Академии наук, предлагал создать институт русского народа. Казалось: почему бы и нет? Русский народ — очень интересный и важный объект для страны — со всех точек зрения: и демографической, и этнографической, и культурной, и какой угодно. И знаете, меня никто не поддержал.
— Игорь Ростиславович, всё же, возвращаясь к экономическим причинам всего происходящего в нашей стране, нельзя отрицать, что материальное и духовное взаимосвязаны.
— Никто с этим и не спорит. Для этого нужно хотя бы представить, что будет, когда рухнет американский доллар, на котором держится не только мировая, но и вся российская экономика. Энергокризис в отдельно взятом округе Москвы показал, что в условиях мегаполиса отсутствие электричества — конец света. В итоге русские люди выживут только в деревнях и маленьких городах, где у них есть свои огороды и подсобное хозяйство, а в доме — печка на дровах. Представьте себе такую апокалипсическую картину: население городов будет вынуждено бежать в сельскую местность, где можно разводить коз и кур. Вот передо мной номер журнала, где один очень известный американский политолог, Серж Трифкович, на вопрос «Можно ли нам выжить?» отвечает, что как христианин он надеется на чудо Божие, но как учёный видит перед всемирной историей один путь: прохождение через грандиозный экономический кризис, после которого семья станет экономической необходимостью, а дети будут восприниматься не как обуза, а как замена отсутствующей пенсионной системы. В истории, кстати, нечто подобное уже было: в Древнем Риме жил миллион человек, а потом на Форуме козы паслись. А вот Византия, восточная христианская держава, нашла свой путь развития — и экономического, и культурного, и духовного. И просуществовала еще тысячу лет. В этом и есть, мне кажется, надежда на то, что Россия спасётся. Нужно просто быть самим собой.
Беседовал Андрей Викторович БОРИСОГЛЕБСКИЙ
