Россия вступит в «священную войну»

Ваххабиты займутся альтернативной модернизацией России.

На Северном Кавказе происходит «перезагрузка» терроризма как политической практики. Трагические события в Нальчике 13 октября 2005 года показали, что теперь главным террористическим оппонентом Российского государства будет не защитник «свободной Ичкерии», а участник «кавказского исламского террористического интернационала». В этом смысле российский Северный Кавказ всего воспроизводит исторический опыт стран исламского Востока. Подобный этап «смены поколений» террористов и терроризма уже пройден государствами Ближнего Востока и Северной Африки. Если в 60−80-е годы прошлого века главными субъектами террористической борьбы были светские этнонационалисты (Ясир Арафат и ООП), инструментально и конъюнктурно обращавшиеся к религиозным ценностям и лозунгам, то с начала 80-х первую скрипку начинают играть поборники «чистого ислама» («Братья мусульмане», «Исламский джихад»). Теперь Северный Кавказ с некоторым отставанием пройдет схожую эволюцию.

В начале 90-х, в период пресловутого «парада суверенитетов, в северокавказском регионе доминировали этнонационализм и идея этнического самоопределения. На практике это привело к реализации принципа этнического доминирования в политике, управлении и бизнесе. Радикальные этнонационалисты активно использовали и террористические методы борьбы. Кто сказал, что всплеск терроризма в Дагестане касается только сегодняшнего дня? За первую половину 2005 года здесь было совершено 80 терактов. Между тем, в 1989—1991 годах в Дагестане было совершено более 40 политических покушений, а в 1992-м — чуть менее 40, в 1993-м — около 60 покушений и вооруженных нападений. Были в начале 90-х и знаковые теракты. В июне 1993 года боевики аварского Народного фронта имени имама Шамиля и лакского движения «Казикумух» захватили сотрудников райвоенкомата в Кизляре и потребовали выведения из города подразделений спецназа российского МВД. Но в отличие от терактов образца 2005 года тогдашние террористические вылазки имели не религиозные, а политические мотивы. Та же мотивация отличала действия чеченских сепаратистов, с 1991 года боровшихся за «независимую Ичкерию».

Во второй половине 90-х этнонационализм уступает место лозунгам «чистоты ислама». Во-первых, этническая пестрота Кавказа на практике делает радикальный этнонационализм политической утопией (особенно в регионах, где нет сильного численного перевеса одной этногруппы, как в Карачаево-Черкесии). Во-вторых, борьба за превосходство «своего» этноса фактически приводит к победе этноэлиты, которая быстро коррумпируется и отрывается «от корней», замыкаясь на собственных эгоистических устремлениях. Народные же массы довольствуются ролью митинговой пехоты. Как следствие во второй половине 90-х на Кавказ пришли идеи радикального ислама, или «ислама молящегося», противопоставляющего себя «исламу обрядному (погребальному)». По словам политолога Константина Казенина, «многовековая укорененность ислама в жизни народа периодически приводила к спору ислама «традиционного», связанного с народными религиозными устоями и практикой, и ислама «чистого», декларирующего свою свободу от «примесей», народных традиций. При этом, в исторической перспективе, одно и то же направление ислама могло играть роль «традиционного», то роль «чистого»». Если в XIX в. роль «чистого» ислама сыграл мистический суфизм, то в конце ХХ в. эта роль была отведена салафийе («ваххабизму»), сторонники которого объявили войну «традиционалистам» — суфиям.

Процесс распространения «чистого ислама» затронул Чечню (особенно после Хасавюрта), Дагестан и другие субъекты российского Кавказа, включая и относительно мирную Западную часть региона (Адыгею, Кабардино-Балкарию). Появились яркие проповедники «обновленного ислама», хорошо подкованные в основах исламского богословия в отличие от косных провластных ДУМов — Духовных управлений мусульман. В Адыгее таким проповедником выступил репатриант из Косова Рамадан Цей, в Карачаево-Черкесии — Рамзан Борлаков и Ачимез Гочияев, в Кабардино-Балкарии — Мусса (Артур) Мукожев, в Дагестане — братья Кебедовы.

«Чистый ислам» как нельзя лучше подходил к кавказским условиям. В отличие от «традиционализма», эта система ислама обращена к надэтническим универсалистским и эгалитарным ценностям — эдакий «зеленый коммунизм». Для сторонников «молящегося ислама» не имеет значения принадлежность к тейпу, клану или этнической группе. Отсюда и возможности формирования «горизонтальных связей» между активистами из разных кавказских республик. В условиях отсутствия внятной идеологии и концепции российского нациестроительства салафийа стала интегрирующим фактором на Кавказе. Весь фокус, однако, заключается в том, что если «исламский национальный проект» развивался как антироссийский, то многие лидеры «обновленцев» не грешили русофобией и были готовы на российскую юрисдикцию на Северном Кавказе при условии его тотальной исламизации. Одновременно авказские «ваххабиты» отвергают светский характер российской государственности, и институты российской власти в регионе. Постепенно количество перешло в качество, и радикалы перешли от проповеди к террору, и к началу нового века этнонационализм повсеместно (включая Чечню) уступил место религиозному исламскому радикализму. В Нальчике в октябре 2005 года, а ранее в Дагестане лозунги отделения Ичкерии от России не выдвигались, зато умами овладевает идея формирования особой социально-политической реальности без России и вне России.

Это означает то, что в наиболее нестабильном и конфликтном российском регионе принципиально изменится характер угроз. Теперь вызов российской власти будет исходить не только и не столько из Чечни. В ближайшем будущем весь Северный Кавказ превратится в поле жесткой борьбы. И очень важно правильно понимать суть этой угрозы. Беда, когда лидеры государства не осознают, с каким противником борются, какие ресурсы этот противник имеет. Министр обороны Сергей Иванов высказал гипотезу о противостоящем России «бандполдполье». Еще раньше сам президент Путин призвал вести борьбу с бандитами. Значит, следуя этой логике, сегодня России на Кавказе угрожают группы «щипачей», медвежатников или «гопников». Между тем российской власти и, кстати сказать, либерально-модернизационному проекту в целом угрожают не подпольщики-бандиты, а политически и идейно мотивированные люди, понимающие свои цели и задачи. В отличие от коррумпированной и развращенной российской элиты, как властной, так и оппозиционной.

При этом далеко не все исламские «обновленцы» перешли линию, разделяющую терроризм и борьбу с Россией от простого негодования по поводу коррупции и закрытости местной власти. Сегодня еще не поздно отделить «работников ножа и топора» от фрустрированной региональной интеллигенции и обыкновенных «лузеров». Было бы фатальной ошибкой записать в ваххабиты и русофобы всех оппонентов республиканских властей. Если такой шаг будет сделан, Россия не досчитается многих своих сограждан. В том смысле, что лояльность нашему государству у многих сменится лояльностью салафитским джамаатам. И самое главное: Российская власть должна отказаться от рассмотрения борьбы за Кавказ как программы социальной реабилитации. Сегодня речь идет не столько о деньгах, сколько о серьезном идеологическом противоборстве. И выиграет в этом противостоянии тот, у кого будут крепче нервы, сильнее воля, чьи аргументы окажутся убедительными, а идеи и цели более привлекательными. И главное, чья вера окажется сильнее.

Автор — заведующий отделам проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа

http://www.prognosis.ru/news/secure/2005/10/21/rk.html/