Русская линия
Православный Санкт-Петербург24.10.2005 

Десять лет без владыки Иоанна

О СПАСЕНИИ ДУШИ

Однажды некий брат спросил авву Макария Египетского: «Как спастись?» Старец отвечал ему: «Будь как мертвый. Подобно мертвым не думай ни об обидах от людей, ни о славе — и спасешься». Вот какой краткий ответ! Сказано всего несколько слов: будь подобно мертвым. Кажется это очень доступно для нас. Исполняй то, что советует прп. Макарий — и достаточно будет для дела нашего спасения.

Почему совет прп. Макария Египетского так важен в решении нашего вопроса? Он важен потому, что раскрывает внутреннее устроение духовной жизни. Ведь часто, живя в миру, мы определяем свой уклад жизни не по заповедям Божиим, а по мнениям людей. Но ведь люди разные бывают — и благожелательные, и злонамеренные. Во всяком случае, мы часто приклоняем свой слух не к слову Божию, а к слову людскому, заботясь более о том, как бы о нас чего плохого не сказали, как бы не обидели нас. А уж если мы к этому приклоняем слух, то, естественно, при таком устроении духа, когда обида человеческая будет касаться нашего сердца, ничего доброго в нашей жизни не произойдет. Человек, думающий об обидах людских, допускает и гнев, и раздражение, и самолюбие, и прекословие, и злоречие, и прочие согрешения. Если услышит о себе обидное — ему горестно, и печаль овладевает его сердцем. А заповедь Божия гласит: «Претерпевший до конца спасется». Мы же не помним этой заповеди, да и не хотим терпеть! Нас мучает внутреннее сердечное терзание: да как же смели нас обидеть?! Да как они сказали нам такое оскорбительное слово?! Да хорошие ли они люди? Вот и начинаем перебирать всех по косточкам, а заповеди Божии забываем.

Как мы хотим, чтобы люди о нас думали и говорили только хорошее! Оно, конечно, приятно, когда люди говорят о нас доброе, — но только при условии, что мы воистину хорошие и прежде всего смиренные люди. А если у нас нет смирения? Если нет в нас настоящей добродетели, а только одна видимость — вы думаете, хорошо, что и в этом случае люди доброе о нас рекут? Нет! Спаситель мира прямо сказал: «Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо». Горе вам — потому что человек, приклоняющий свое ухо и сердце к славе или похвале человеческой, не утвержден в добре. Достаточно сказать что-либо о таком человеке унизительное или прискорбное, как он сразу меняется и в лице, и в настроении. Поэтому-то, возлюбленные братья и сестры, прп. Макарий Египетский и советует нам, если только мы хотим спастись, создать в своем сердце такое настроение, чтобы быть подобно мертвым — не думать ни об обидах, ни о славе, одинаково относиться к тому и другому. Вот если будет у вас такое устроение, то, конечно, близко будет наше спасение. Не по людской молве нужно судить о своих поступках, а по заповедям Божиим. И не бояться людского злоречия, а преодолевать его терпением, любовью и неосуждением ближних своих.

Итак, возлюбленные братья и сестры, я нисколько не сомневаюсь, что все мы желаем спастись. Но для спасения одного желания мало. Спасение достигается постоянным исполнением заповедей Божиих. Вот и настроим себя к тому, чтобы исполнять Божии заповеди, преодолевая все трудности на спасительном пути. И тогда милость Божия низойдет на нас, укрепит и сохранит от всякого зла. Тогда и мы достигнем вечной блаженной жизни во Христе Иисусе Господе нашем, которому со Отцем и Святым духом подобает честь и слава во веки веков. Аминь.

Митрополит Иоанн (СНЫЧЕВ)

ПАМЯТИ ВЛАДЫКИ ИОАННА

Все кажется, как будто мы вчера
Владыку Иоанна хоронили:
Холодная предзимняя пора,
Цветы на свежеприбранной могиле.
Теперь уже в раю за верных чад
Он молится, и отступают беды.
Все живо в памяти: и добрый взгляд,
И пастырские мудрые беседы.
Мы через 10 долгих трудных лет
Возносим вновь смиренные моленья
И веруем, что вечной смерти нет.
Есть память и надежда на спасенье.

Татиана ЕГОРОВА, СПб

ОСИРОТЕЛИ…

Я стала воцерковляться недавно — в 1988 году и помню, с каким трепетом посещала службы в Николо-Богоявленском соборе. Именно там я впервые увидела Владыку — некоторые службы проходили с его участием. Когда Владыка Иоанн выходил на солею, вокруг меня, как шелест осенних листьев, слышался шепот сотен людей: «Солнышко ты наше, Владыченька дорогой…» А когда впервые попала к нему на помазание, шла неуверенно, думая — достойна ли? Подхожу, глянула ему в лицо, а оно такое спокойное, строгое и доброе одновременно и будто светится изнутри. И у меня на душе сразу легко и покойно стало. Всегда с нетерпением ожидала встреч с ним. Сейчас удивляюсь, с какой любовью отвечал он на все наши не всегда умные вопросы, как терпеливо открывал нам духовные очи, — а тогда воспринимала все как должное. Но ведь именно таким и должен быть пастырь духовный… Конечно, приходили на встречи и недоброжелатели Владыки, выкрикивали что-то злобно, но Владыка смирением и любовью гасил их злобу.

Однажды Владыка шел к ранней службе в Никольский собор, и никто из батюшек его не встречал и не сопровождал. К нему подошел Николай Кузьмич Симаков, спросил: «Как вы никого не боитесь? В вашей резиденции на Каменном острове только сторож-пенсионер на воротах и иеговисты частенько на острове бывают…» — «А кого мне бояться? — улыбнулся Владыка. — Только Бога».

р.Б.Анна Селитренникова, несущая послушание на могиле Владыки, рассказала, как были однажды потрясены казаки, охранявшие его могилку. Было пять часов вечера, стемнело. На кладбище никого, кроме казачьего караула. Вдруг ударил колокол, созывая на вечернюю службу, и вместе с его ударом загорелись сами собой все свечи на могиле Владыки… А еще она рассказывала, что часто приходил некий священник и просил с могилки Владыки лепестки от цветов для лечения.

На могиле Владыки голубка
Одинокая часто сидит.
Иль с креста, что напротив, голубка
На портрет его долго глядит.
Тихо свечи трещат, разгораясь,
А к могилке все люди идут,
Постоят, помолчат, плача, каясь,
И кого потеряли, поймут.
Кто-то понял, увы, с опозданьем.
Нас, Владыко, прости за все.
Белый голубь — свидетель свиданий
На могилке скромной его.

Эту белую голубку и я, и многие другие видели на могилке Владыки в течение сорока дней после его гибели. Она безбоязненно садилась на могилу среди цветов и горящих свечей. Однажды какой-то священник и девушка пытались ее поймать, но голубка увертывалась и вновь садилась на могилу. Тогда они ее сфотографировали и довольные ушли… А недавно я узнала, что голубку убил прямо на могилке какой-то нехристь.

На могиле Владыки я однажды познакомилась с р.Б.Александром из Новосибирска. Он никогда не видел нашего митрополита, но очень почитал его и имел все его книги. Как-то во сне ему явился Владыка и сказал: «Почему ты не едешь ко мне?» И тогда Саша приехал в Петербург и весь отпуск провел на могилке Владыки. Потом я вновь увидела Сашу, но уже на костылях. Он рассказал, что его сбила машина, и во сне ему вновь явился Владыка и сказал: «Почему ты не едешь ко мне?». Он приехал, как только смог передвигаться, и теперь уверен, что все будет хорошо.

Довелось мне как-то побывать в Тульском Щегловском женском монастыре. И я убедилась, что и в Туле знают, любят и чтут нашего Владыку. Когда я подала игумении Иннокентии книгу Владыки «Пастырь добрый», его портрет и маслице из лампады на его могилке, она приняла это как дары безценные со слезами на глазах.

Сколько было радости и полноты жизни православной при нашем Владыке! А теперь мы осиротели…

р.Б.Елена ПОНОМАРЕВА, СПб

ДУХОВНОЕ НАСЛЕДИЕ ВЛАДЫКИ

На всю жизнь запомнилась мне одна встреча с Владыкой Иоанном. Это было в Усть-Ижоре в соборе св.блгв.князя Александра Невского, куда приехали редакторы всех православных и патриотических газет и журналов. В перерыве мне удалось подойти к Владыке, были у меня какие-то наболевшие вопросы. А он меня вдруг спрашивает: «Часто ли вы в храме бываете, часто ли причащаетесь, Дмитрий Николаевич?» Я смутился: «Не так часто, Владыко, как хотелось бы». Он улыбнулся тепло: «Да, я вижу, вы заняты тем, чтобы выходила православная пресса, — дело это нужное и полезное для нашей веры. Так что не смущайтесь. Одному человеку необходимо на своем месте поклоны бить и молиться — это его дело, его подвиг, вы делаете другое богоугодное дело, отнимающее много времени. Просто помните, что даже если окажетесь вдали от православных храмов Божиих, например, в тайге… но дело свое будете делать добросовестно и с молитвой, с Богом внутри себя, — это и будет ваше подвижничество, ваше служение».

Десять лет уже нет с нами Владыки, а мне кажется, что мы до сих пор не осознали, кого потеряли и будто ждем, что он вернется и утешит. Когда он был с нами, это казалось таким естественным, он говорил великие вещи, а мы воспринимали это как должное. Он казался мягким и ненапористым, но когда читаешь его труды, понимаешь, что нашим современником был человек необыкновенный, отдавший свою жизнь, чтобы мы помнили и опирались на его веру, истинно человек Божий.

Он не боялся говорить вещи, о которых другие священники умалчивали, он не боялся произносить слова: русский народ, русская культура, русская душа… хотя после 90-х годов старались слово «русский» подредактировать на «российский». Владыка напоминал вновь и вновь, что наша Русская Православная Церковь глубоко связана с национальными корнями русского народа, его способом мышления, его культурой — это часть духовного наследства, оставленного нам Владыкой. И мы должны помнить это и радоваться, что Владыка был русским человеком и принадлежал Русской Православной Церкви.

Дмитрий МЕНЬШИКОВ, редактор газеты «Русский собор»

НЕ БОЯЛСЯ НИКОГО, КРОМЕ БОГА ОДНОГО

Вот сегодня какой солнечный день… этот день и день, когда я в последний раз видел своего Владыку, разделяет уже десять лет. Десять лет назад, 2 ноября, погода была совершенно другая: с утра выпал снег. Странный это был снег… у нас в Петербурге ведь как? выпал снег — растаял. Но тот снег пролежал всю зиму. Это было явное прощание с Владыкой природы, и в том был Божий промысел. Была скорбная, лютая, холодная зима. И такой же ледяной была в наших сердцах скорбь, что покинул нас великий пастырь, учитель града святого Петра и всея Руси.

Что я могу сказать о Владыке? Он был святой, вот и все.

У многих людей была с Владыкой одна-единственная встреча, и они каждую минуточку ее помнят и лелеют в памяти. А я жил с ним в резиденции, был его доверенным человеком и относился к нему, как к отцу, который меня духовно воспитал, наставил и рукоположил. Владыка был моим духовным отцом.

Я бывало сколько раз просыпался утром, а Владыка уже стоит на утренних молитвах, вечером на вечерних — исполняет монашеское правило. Или когда бывало невзначай зайдешь к нему в келью, когда он молится, — будто переносишься в какой-то такое древнее историческое пространство, которое мы, христиане, идеализируем, когда, читая жития святых, видим, как подвижники подвизались в вере. Вот то же самое видел и я своими глазами и удивлялся: с одной стороны, Владыка — немощный старец, болящий, а с другой стороны — несгибаемый воин Христов. И всегда он на молитве. И всегда он будто светился.

Помню, как он меня рукополагал. Я был тогда диаконом в Шлиссельбурге, а Владыка попал в больницу — что-то с сердцем. Я приехал и остался ночевать в палате, дежурить. Мы с ним помолились, легли спать. И вдруг Владыка поднимает меня и говорит: «Знаешь что, давай-ка мы тебя рукоположим и назначим туда-то». Я удивился: «Как же, Владыка, я вот только диаконом не так давно стал». А он: «Так нужно. Мне было повеление свыше». Меня так поразили эти слова, что я смирился и согласился. И Владыка постриг меня в монахи. И вот что удивительно, хотя я жил в Печорах, но мы с ним никогда раньше не говорили о монашестве и планов таких на ближайшее время не было. Изменилось все в одночасье и противиться было невозможно. Вскоре затем последовало рукоположение в иеромонахи. Я не жалею о свершившемся.

Это не единственный случай, когда Владыка так же властно заставлял меня что-либо делать. И всегда то было на пользу. В обычной жизни Владыка был смиреннейший человек, но если дело касалось Церкви, веры, духовной жизни — умел настоять на своем. Он ничего и никого не боялся, только Бога. Я многому научился у него.

О.Пахомий, келейник митрополита Иоанна (Снычева)

СЕРДЦЕ ЧУВСТВУЕТ СВЯТОСТЬ

— Я знал Владыку довольно близко, а кроме того, мне повезло: однажды я помогал снимать фильм о митрополите Иоанне. Именно тогда я до конца понял, что это был за человек, как велика была его роль в современной России. Это был настоящий святитель. Чем больше времени проходит со дня его кончины, тем больше подтверждается, как он был прав, прозревая будущее и оценивая настоящее, обличая наши грехи, из-за которых мы теперь опустились в такую бездну. Мы его считаем нашим местночтимым святым, и я думаю, в этом не ошибаемся: сердце наше так подсказывает. Но это для нас не благоуспокоение: мол, искупались немножко в лучах его славы и довольны. Нет! Сознание того, что между нами жил святой, делает и нас более требовательными к себе: мы должны по мере сил подтягивать себя до его уровня, и тогда жизнь потихоньку изменится к лучшему. Мы не исключаем, что на этом пути нам придется вступать и в политическую борьбу — не в политиканство, а достойно, как и подобает православным людям, — возможно, от нас потребуются какие-то публичные выступления… Но и Владыка этого не пугался, и не считал, такой путь целиком ошибочный. Надо только помнить о достоинстве православного человека, о нашем долге перед Господом, перед Церковью, перед Россией, — тогда мы выполним завет, данный нам Владыкой Иоанном (Снычевым).

Никита ПОЗДНЯКОВ, капитан I ранга запаса

У ВЛАДЫКИ ИОАННА

На Никольском в Петербурге осень, листья,
Лаврский колокол взывает непрестанно.
Я пришел сюда впервые помолиться
На могиле у Владыки Иоанна.
Отыскал его могилку у ограды,
Здесь венки, цветы и свечи, и записки.
На колени встал тихонечко с ним рядом,
И рассказываю жизнь, как перед близким.
Набежали слезы горькие такие:
До конца его мы так и не узнали,
И не может до сих пор понять Россия,
Кто ушел от нас, кого мы потеряли.
И ложатся хризантемы и гвоздики,
Ставят бережно их в вазочки с водою.
Здесь портрет, и с фотографии Владыка
Улыбается улыбкой молодою.
На Никольском в Петербурге осень, листья,
Лаврский колокол взывает неустанно.
Я пришел сюда и долго здесь молился
На могиле у Владыки Иоанна.

Николай КАПШИТАРЬ, г. Уссурийск

У ИСТОКОВ ПРАВОСЛАВНОГО ТВ

Можно сказать, что православное телевидение в Петербурге появилось не просто во времена Владыки Иоанна, но именно благодаря его неустанным трудам. Он благословлял нас, православных телевизионщиков, он нас поддерживал, он нас учил. Была у нас замечательная программа «Храм» — выходила регулярно с 1993 по 1998 годы, пока ее не закрыли, — были трансляции с праздничных служб: и все это во многом детища митрополита Иоанна. Вы понимаете: православному ТВ и сейчас очень трудно искать свое лицо, пробиваться сквозь неприязнь властей, через прямое противодействие… А тогда это было еще труднее, и без советов Владыки — и богословских, и житейских, без его помощи, без его стремления заступиться за нас перед властями, у нас ничего бы не получилось. Многие темы, касающиеся русской истории, современного положения русского народа, было возможно осветить только потому, что за нами стоял митрополит Иоанн. Если бы не он, нам не дали бы и возможности сказать и десятую долю того, что мы говорили. С другой стороны, мы в своих передачах развивали его идеи, старались популяризировать его труды. Все, чему учил Владыка, мы говорили другими словами, другим языком, в несколько, может быть, облегченном варианте, — но старались донести до зрителя.

Вспоминаю свою последнюю встречу с Владыкой — в августе или в сентябре 1995 года. Мы регулярно делали передачу «Беседы на Каменном острове». В ней Владыка выступал по насущным вопросам русской жизни. Как всегда, мы приехали к нему на съемку. Он себя очень плохо чувствовал: спустился к нам, и мы сразу поняли, что сил для интервью у него нет. Я говорю: «Владыко, если дело так сложилось, то мы можем и уехать». Но он, превозмогая свои страдания, сказал: «Нет, нет, нет!» Для него телевизионное слово, обращенное уже не только к своей пастве, а ко всем петербуржцам, было очень важно. Он дал это интервью, и можно было видеть на экране, как ему тяжело говорить, с каким трудом он дышит.

Я снимаю дни памяти Владыки каждый год. Для меня это большая радость: видеть, как много людей стекается сюда, — и тех, кто его знал при жизни, и тех, кто знаком с ним только по его книгам. Каждый раз перед съемкой думаешь: «Столько лет уже прошло со дня смерти Владыки!.. Наверное, сегодня народу будет немного: люди, наверное, устали…» И каждый раз убеждаюсь, что я не прав. Люди нуждаются в общении с митрополитом Иоанном и идут на его могилу, словно в гости к живому.

Александр СОКОЛОВ, старший редактор Ленинградской Областной Телекомпании (ЛОТ)

ПРИТЧА

Я никогда не общалась с Владыкой, но бывала на его богослужениях: об этом я и хочу рассказать. Мне памятна замечательная притча, которую рассказал митрополит Иоанн во время одной из своих проповедей. Он сказал: «Дорога к Богу прямая и ровная. По ней идти легко. Но по обочинам ее есть канавы. Мы, грешные, по своей ли духовной слепоте или по своему упорству во грехах, идем по этой дороге не прямо, а поперек. Естественно, что идя так, мы рано или поздно упадем в канаву, что постоянно и случается. Мы выкарабкиваемся из канавы на шоссе, снова идем — и попадаем в другую канаву! И мы делаем вывод: „Жизнь полосатая, — то все идет хорошо, то приходится барахтаться в грязи, то светлая полоса, то темная“. А это неверный вывод! Если бы мы шли по дороге правильно, то не было бы никаких канав, никаких темных полос!»

А еще мне дорог митрополит Иоанн потому, что он благословил на игуменство матушку Феклу, покойную настоятельницу Введено-Оятского монастыря. В этом монастыре водой из святого источника я исцелилась от рака. Владыка Иоанн и матушка Фекла — два великих современных светильника Православия, и духовные узы между ними, несомненно, существуют.

р.Б. Валентина

ЗОЛОТО ИНОЧЕСКОЙ ЖИЗНИ

Впервые я увидела Владыку, когда мне было всего 19 лет. Я тогда работала в нашей Духовной Академии. Меня сразу поразило, с каким уважением относился Владыка к каждому человеку — независимо от его возраста, образования. Я сразу почувствовала, что святитель имеет большую любовь к людям.

Если же говорить о запомнившихся словах митрополита Иоанна… Вы знаете, у таких духовных людей каждое слово осолено духом и каждое западает на сердце… Но я хочу рассказать, как Владыка благословлял меня на монашество. Вернее, благословил меня старец Николай Гурьянов, а Владыка, узнав, что мои родные не одобряют моего выбора, поддержал меня духовно, дал мне полезное наставление. Это была притча, вот она: некий юноша решил пойти в монастырь. Вот идет он в обитель, а навстречу ему старик: «Зачем тебе в монастырь, у тебя же родители старые! Вернись, упокой их старость, схорони их, а тогда и постригайся». Юноша так и сделал: заботился о родителях вплоть до их смерти, а потом вновь отправился в монастырь. По дороге опять встречается ему тот же старик: «Ну куда ты идешь? Ты еще молод, тебе жениться пора. Сохранить честный брак и ложе нескверно, это тоже подвиг!» Молодой человек послушался старца, женился, вырастил детей и вновь пошел в монастырь. На этот раз добрался до обители без приключений. В монастыре дали ему послушание — дрова рубить. Подошел он к колоде, ударил топором первый раз — брызнуло из-под топора золото. Ударил второй раз — брызнуло серебро. В третий раз ударил — посыпалась труха. И понял он: так и его попытки уйти в монастырь. Монашество, принятое в ранней молодости, — это золото. Монашество в зрелом возрасте — серебро. А монашеские труды, на которые решился в старости, — от них уже не столь велика душевная польза… Вот такую притчу владыка рассказал, напутствуя меня в монастырь.

За три дня до кончины Владыки я зачем-то позвонила ему. А он был уже совсем слабенький… И вот последние его слова, услышанные мною: «Помолись обо мне, мне очень плохо!»

Многих сестер, мною знаемых, Владыка благословил на монашеский путь. Он очень мечтал о возрождении нашего Новодевичьего монастыря, но по Божиему промыслу дожить до этого ему не пришлось. Но мы постоянно поминаем его в нашей обители и знаем, что и он тоже молится за нас.

Игуменья СОФЬЯ, настоятельница Новодевичьего монастыря

«ПОЛОЖИМСЯ НА ВОЛЮ БОЖИЮ»

Детство мое прошло в деревне Оськино. И лет с тринадцати я пела в церковном хоре Никольской церкви. Владыку Иоанна увидела, еще будучи отроковицей, однажды он приехал и служил в нашем храме, и тогда у меня родилась мысль стать монахиней. Мыслью этой я с детской непосредственностью поделилась с нашим деревенским батюшкой о. Николаем Шитовым. И всякий раз потом, как ему надо было ехать по делам прихода в епархию, он меня приглашал: «Поехали к Владыке». Но я решила, что как-нибудь поеду одна, потому что боялась: вдруг батюшка отговорит Владыку благословлять меня на монашество. Глупая была…

Прошли годы, я стала монахиней Пюхтицкого монастыря, и тогда же удостоилась чести стать духовной дочерью Владыки. Это было действительно помощью и утешением. Сейчас бывает люди бегут за своим духовником: «Батюшка, у меня вот проблема…», но многие духовники отмахиваются — потом, сейчас нет времени. Не такой был Владыка. Он каким-то непостижимым образом все знал о своих духовных чадах, чувствовал, когда им нужна была духовная поддержка. Помню, у меня от тяжелой работы — приходилось и мешки таскать — развился тромбофлебит на ногах. Я долго мучалась, потом написала Владыке, просила чтобы помолился. Через некоторое время действительно полегчало. А то в другой раз был набор в Иерусалим, и я написала о том Владыке. Ответ пришел вскоре: «Я чувствую, тебе не хочется пускаться в такой далекий путь. Но положимся всецело на волю Божию». Понимаете, он написал не «положись на волю Божию», а — «положимся». То есть он не отделял себя от своего духовного чада, но как отец всегда был рядом. И все мы, его духовные чада, были под такой защитой благодати, будто под оболочкой, насыщенной любовью и молитвами. Когда мы в Самару приезжали к нему, он бывало на обратную дорогу непременно попросит м. Олимпиаду, чтобы котлеток из сазана нам в дорогу наготовила. Едешь в поезде или в автобусе и чувствуешь — рядом Владыка, молится. И только когда переступала уже порог Пюхтицкого монастыря, это ощущение уходило, будто довел Владыка до самого порога обители Божией Матери, сдал Ей с рук на руки и ушел спокойный… Я как-то написала ему об этом. Он ответил: «Это говорит о том, что твой духовный отец постоянно о тебе печется».

Однажды приехали к нему с м. Флорентией, когда он уже был митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским. Встретила нас м. Олимпиада, говорит: «Сестры, он очень болен. Простудился». Мы растерялись, что же делать? Но Владыке уже сообщили, что мы приехали, прибежал посыльный: «Владыка зовет вас к себе в спаленку». Мы вошли, он лежал такой бледный, ручки сухонькие. Чтобы не утомлять его, мы быстро рассказали о своих делах, попросили благословить съездить к своим матерям на краткий срок и ушли, попросив его помолиться. «Поезд-то когда?» — спросил Владыка. «В шесть тридцать», — отвечаем. Ну, приехали на вокзал, устроились в вагоне и давай вспоминать, как он встретил нас, что говорил. Все говорим, говорим, не умолкая… и вдруг толчок — и у меня прямо перед глазами образ Владыки, и его укоризненный взгляд — что ж, мол, ты, просила помолиться, а сама рта не закрываешь и не перекрестишься даже. Повернулась я к м. Флоренции, а она мне о том же говорит: «Сестра, Владыка рядом». Перекрестились, умолкли, всю дорогу молились радостно.

Потом меня перевели в Москву, и там меня постигла такая скорбь. Сижу в келье, вдруг входит м. Лаврентия, говорит: «У меня для тебя скорбная весть — скончался Владыка Иоанн…» Я обмерла, потом как заплачу, и всю ночь не спала, казалось, что по мне огненный шар катается, палит душу. Так горько было, так сиротливо. Эти чувства поймут только те, кто знал Владыку, кто понимает, что мы потеряли с его уходом.

Монахиня Иоанна (Смолкина)

РАССКАЗ ФОТОГРАФА

— Мы с Владыкой Иоанном встречались часто, поскольку я был его фотографом: снимал и богослужения, и встречи с интересными людьми, и освящение храмов, и даже освящения детских садиков. Однажды меня пригласил на свой концерт известный петербургский композитор Владимир Павлович Чистяков. На концерте я тоже снимал, а в антракте Владимир Павлович по- просил сфотографировать его вместе с Владыкой, который тоже был приглашен. У меня было два фотоаппарата: один с широким углом, а другой длиннофокусный, — одним я снимал, а второй положил рядышком. И вдруг зазвенел звонок, я побежал на свое место и забыл фотоаппарат. Потом спохватился, но было поздно. Я, конечно, был взволнован: фотоаппарат — вещь дорогая. Но когда в антракте я вернулся за ним, то увидел, что Владыка держал мой фотоаппарат в руках. Он был с иподиаконом, но даже ему не доверил — сам держал. Я очень удивился такому вниманию ко мне и такому смирению нашего любимого архипастыря.

Одно время в Петербурге пребывала сербская монахиня Ангелина. Однажды она попросила меня вместе с ней подъехать в резиденцию Владыки: ей нужно было получить благословение на свою книгу. Владыка очень хорошо нас принял, правда, он был очень болен и повязывался теплым оренбургским платком, но лицо его сияло — очень приятное, мягкое лицо, никогда его не забуду. Мне хотелось сделать его портрет — именно так, с платком, но Владыка не благословил. А матушка Ангелина попросила его написать к своей книге вступительную статью. Владыка сказал: «Ну, зачем вы обращаетесь ко мне? Ведь есть же Патриарх — он выше!» Матушка Ангелина возразила: «Владыка, сегодня ваш авторитет выше Патриарха». Я помню эти слова. Он вздохнул, покачал головой… Потом сказал: «Мне написал письмо один старый фронтовик, и в этом письме он очень ругает меня. Может быть, это более заслуженно мной, чем ваши слова? Не надо, матушка, так говорить…»

А последняя моя встреча с Владыкой была уже во время его отпевания. Я тогда работал в газете «Информ 600 секунд» у Александра Невзорова. Я приехал в храм, и тут о. Пахомий, нынешний настоятель Зеленецкого монастыря, на несколько секунд снял покров с лица Владыки и попросил сфотографировать. Лицо у Владыки было удивительно спокойное, а рука… От нее шло то же самое тепло, которое и поныне греет души.

Юрий Петрович КОСТЫГОВ, епархиальный фотограф

ПОЧЕМУ Я НЕ СТАЛ СВЯЩЕННИКОМ

Я в Петербург приехал из Моршанска в 1949 году, сразу после армии. Поступил в институт и радостный пошел гулять по городу. Тут вижу молодые парни в черном стоят, подошел поближе, любопытно мне стало. Оказалось, что я случайно набрел на Духовную академию, около которой студенты-богословы прогуливались. Серьезные такие, важные. Я тогда вдруг почему сам себе сказал: «Вот закончу работать, выйду на пенсию, приду сюда сторожем работать». И действительно, через 40 лет пришел, разыскал эконома, спрашиваю: «Нет ли у вас работы для инженера-пенсионера?» — «Есть, — отвечает отец-эконом. — Сторожем будете?» — «Буду». И вот с 1991 по 1995, пока Владыка Иоанн жив был, работал сторожем. Каждый день его, почитай, видел, как он приходил сюда. Но смотрел издалека, с разговорами подходить не дерзал. Я его почитал за Гермогена наших дней.

Но один разговор у меня с Владыкой все-таки состоялся. На одной из первых встреч Владыка вдруг заговорил, что священников очень мало, и храмы Божии пустуют, некому службы проводить — это еще начало 90-х годов было. Я тогда набрался смелости, думаю, стану священником, раз такое дело. Подхожу, спрашиваю: «Владыко, а священником всякий ли может стать?» Он серьезно так ответил: «Всякий… кто верит в Бога и трудиться готов, себя не жалея». Ну я тут и сел. Думаю, вот ведь наш батюшка, бывает, по несколько часов исповедь принимает, советы дает, служит, крестит, освящает, венчает, отпевает. И для всех доброе утешное слово находит. Смогу ли я так? Хватит ли у меня терпения и доброты сердечной на всех? Нет, не смогу. Каждый должен быть на своем месте и свое, пусть даже маленькое, дело добросовестно исполнять. И остался в сторожах.

А уж когда не стало Владыки, ушел я из академии. Теперь вот сюда на кладбище, где могилка Владыки Иоанна, прихожу. И молюсь за этого святого человека, как могу. Стар я уже, болен, пока дошел сегодня, дважды упал, но не прийти не мог. Доживу ли до того дня, когда его прославят как святого?

Сергей Иванович НАСЫРОВ, 75 лет

http://www.piter.orthodoxy.ru/pspb/n165/ta018.htm


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика