 |
| Российские вести | Елена Чавчавадзе | 21.10.2005 |
Сегодня «Российские вести» представляют интервью с директором программы Российского Фонда Культуры «Возвращение» Еленой Николаевной Чавчавадзе. Именно ей сегодня по праву принадлежит титул Первого переводчика с русского на русский.
— Трудно представить, что эту лямку вы «тянете» в одиночку. Кто помогает, сопереживает, в конце концов, финансирует программу «Возвращение»?
— В первую очередь это президент Российского Фонда Культуры Никита Сергеевич Михалков. Именно он пробудил во мне боль потери и желание обретения, которые, как вы можете заметить, проходят через все творчество Никиты Сергеевича. Это боль потери общих национальных смыслов и желание обретения общей судьбы для разделенного народа. Благодаря усилиям Михалкова мы получили первые средства на реализацию программы, а также смогли убедить Министерство культуры в важности наших начинаний. Есть еще уникальная, если можно так сказать, «ось» Москва — Париж, основой которой был и остается Чрезвычайный и Полномочный Посол России во Франции Александр Алексеевич Авдеев. Благодаря этому уникальному человеку мы смогли начать то дело, которое сегодня завершилось обретением на Родине праха двух Великих русских — генерала Деникина и философа Ильина.
— Как все это начиналось?
— Когда я пришла в Российский Фонд Культуры, то захотелось сразу определить собственные темы для работы. Российский Фонд Культуры — это место, где можно заниматься многими интересными и, главное, полезными для нашей культуры вещами. Так получилось, что благодаря своим старым связям я узнала, что в Лейквуде в Соединенных Штатах находится большое собрание документов общества «Родина», многие из которых были уже переданы в Центральный музей Вооруженных сил, но большая часть еще оставалась.
— Вы фактически спасли огромный пласт документов и материалов.
— Колоссальный. Они погибали. Когда-то это был замечательный музей, созданный русскими изгнанниками. Последний, может быть, такой, на излете уже. Последние преданные России люди собирали все это по крупицам. Там все находилось в ужасном состоянии: не было ни вентиляции, ни кондиционеров, постоянные протечки. Когда мы возвращались в гостиницу, я каждый вечер стирала одежду, в которой работала. Нитяные перчатки изнашивались буквально на глазах. Тяжелый, изнурительный труд. Но, с другой стороны, это было какое-то удивительное погружение в Россию, которой уже нет, в этот град Китеж, называвшийся императорской Россией, в мир лиц и судеб, надежд и разочарований наших соотечественников.
Вот выпускники Академии Генерального штаба, а здесь свод документов, посвященных Императорскому дому. Следы продуманного подхода были еще видны, но ни описи, ни бумаг, которые хотя бы условно можно было назвать атрибуцией, не существовало. Мы каждую вещь фотографировали в двух экземплярах. Одна фотография оставалась у тех, кто по должности это передавал, вторая шла в опись. Там была еще одна комната, в которую никто не заходил последние 15 лет. В ней были найдены указы, подписанные Александром III, письма Нестерова, автографы Добужинского, рукописные сборники морского собрания, издававшиеся в Бизерте.
— Вы вернули «Родину» на Родину, а кроме того, вы фактически возвращаете Родине ее сыновей.
— Да, второй наш крупный проект — возвращение имени Шмелева, его архива, и наконец, перезахоронение праха великого писателя на Родине. В какой-то момент я поняла, что нужно снимать фильм. Помню, я как-то подошла к Никите Сергеевичу и сказала: «Все это надо снимать. Еще живы люди, которые знали Шмелева. Это уходящая натура. Ее надо оставить в документальной, так сказать, кинематографической форме нашим потомкам».
— Вы очень увлеченный, преданный своему делу человек.
— Я точно могу сказать, что не любя все это, не ощущая внутренней связи с той ушедшей Россией, невозможно ничего сделать. И я благодарна Российскому Фонду Культуры, где я нашла понимание и поддержку, и где была создана наша программа. За несколько лет мы провели огромную работу, заручились поддержкой Министерства культуры. Только по шмелевской теме сделали три фильма и создали электронную опись архива благодаря гранту Российского фонда фундаментальных исследований, издали множество книг.
— Министерство культуры помогало?
— У нас был договор по программе изучения культурно-исторических ценностей. Это огромная ответственность, никаких осечек. Каждый год надо что-то привозить, возвращать на Родину. Это при том, что эйфория в отношении России, сопровождавшая горбачевские времена, закончилась. Никто уже ничего не отдавал просто так, а предполагалась именно безвозмездная передача. И заставить людей поверить нам было очень непросто. Но тем не менее каждый год, несмотря на скромное финансирование, мы привозим очень интересные вещи.
Одновременно я решила снимать встречи с людьми, собирать их рассказы. И сейчас у меня материала на сотни часов. Это истории о жизни нескольких поколений русских эмигрантов. Договор же с Министерством культуры существовал до 2005 года, а в прошлом году нам его просто перекрыли, поскольку Министерство разделилось и вопрос финансирования оказались в ведомстве Агентства по делам культуры, кинематографии и массовых коммуникаций. Хотя до этого обещали финансирование и просили все передать на государственное хранение, с чем мы были абсолютно согласны. А не так давно выяснилось, что у них в плане нет даже самого понятия возвращения культурно-исторических ценностей российского происхождения. Для нас это была большая неожиданность, тем более, что так много сделано.
Из Америки мы привезли огромную коллекцию Анны Марлей, героини французского Сопротивления. Это уникальное собрание, хорошего музейного уровня. В нем работы художников-эмигрантов, князя Шервашидзе, огромное декоративное панно Стеллецкого, выдающегося художника русского зарубежья, который создавал декорации для Гранд-опера. Мы привезли собрание Александра Владимировича Клодта из Франции, в котором была знаменитая картина Бенуа «Вид на Петропавловскую крепость со стороны Невы», подаренная автором французскому послу в императорской России Морису Палеологу, автору знаменитых воспоминаний. Александр Владимирович был растроган нашими фильмами о Бизерте, о русских моряках. Он передал свой огромный архив по истории военно-морского флота, поскольку он сам внук градоначальника Севастополя и мальчишкой был вывезен из него. Он всю жизнь собирал эти документы. И дело своей жизни он передал России. Что-то мы успели передать в музей. Картина Бенуа передана в Константиновский дворец, отреставрирована, находится на балансе Эрмитажа.
— Как я понимаю, это лишь малая часть проведенной работы по возвращению ценностей зарубежной России?
— Да, многое можно вспомнить. Например, архив Долгорукой. От Ольги Николаевны Чириковой мы получили удивительный архив контр-адмирала Чирикова. В нем есть редчайшая фотография пребывания на «Императрице Марии» государя императора Николая II. Мы в свое время привезли из Белграда библиотеку Аллы Митрофановны Анненковой, в которой множество уникальных изданий. Без слез не могу не вспомнить Ирину Аркадьевну Одинцову, ушедшую из жизни в прошлом году. Это удивительная, потрясающей судьбы женщина. Ее отец был ближайшим порученцем у Александра Васильевича Колчака на Дальнем Востоке. Она героиня нашего фильма, который выходит на канале «Культура». Фильм называется «Берлинские звезды». Она передала нам портрет своей матери. Их семья дружила с Фалилеевым. Редкой красоты портрет! Он занял достойное место в собрании Музея современного искусства в Москве. Я помню, Ирина Аркадьевна приехала незадолго до смерти и сказала: «Все, едем смотреть маму». И когда она увидела, что портрет висит рядом с работами Шагала, которого она лично знала, она сказала: «Теперь я спокойна, мама в России». Дело в том, что люди не просто дарят что-то, они возвращают на Родину частичку своей души. Их родители, бабушки, дедушки тоже как бы возвращаются в Россию, тоску по которой пронесли через всю жизнь. В сегодняшней России много ли людей также трепетно относится к своей Родине?
Один эмигрант, сын донского казака, сказал мне, что так любить Россию можно, только потеряв ее. Себя считаю патриоткой своей Родины и стараюсь в людях пробуждать это чувство. Но такое щемящее чувство любви к России я встречала только у эмигрантов и их потомков. Из этого чувства и вырос проект «Русские без России». Судьбы этих людей были изуродованы, а у многих чудовищно искалечены. Совсем недавно, месяц назад, с помощью заместителя Генерального прокурора Александра Григорьевича Звягинцева было пересмотрено дело отца Ирины Аркадьевны. Он был выкраден СМЕРШем вместе с сыном после войны, хотя никакого отношения к нацизму не имел, а даже наоборот. Их отправили в ГУЛАГ. Отец чудом смог вернуться, но вскоре умер. А брат так и остался страдающий, оболганный, которого дразнили соседи в городе Калинине фрицем. Когда же их дело было затребовано из Главной военной прокуратуры, оказалось, что они вообще были арестованы по недоразумению. У нас есть потрясающий друг Сергей Сергеевич Троцкий. Его трясет, когда ему говорят: «Вы родственник Льву Давидовичу?» Он отвечает: «Я — Троцкий, а он не Троцкий». Его отец был воронежским кадетом. Он говорит, что мы до какого-то времени были советскими, а они были русскими. А сейчас все вдруг стали русскими. До сих пор многие смотрят: ты советский или русский? Мы должны были заставить их себя уважать, доказать, что мы русские, те самые, свои.
— Елена Николаевна, кроме того, вы же поставили, можно сказать, историческую точку в вековом гражданском конфликте? Прах генерала Деникина перезахоронен на Родине.
— Я думаю, что точка еще не поставлена. Однажды я спросила Марину Антоновну Деникину: не хотели бы Вы, чтобы в Россию вернулся Антон Иванович. Она ответила: «Слушайте, если у меня будет официальный запрос от Правительства, я соглашусь, но должен быть только официальный запрос от Правительства». Я ее спрашиваю: «Антон Иванович когда-нибудь говорил, где он хотел бы быть похоронен?» «Конечно, он очень хотел быть похоронен в русской земле, когда никакого коммунизма не будет. Теперь, конечно, все по-другому. Но Бог его знает, не вернутся ли коммунисты?» Курит и улыбается. Это был 2001 год. Понятно, что тогда она еще и не помышляла ни о каком перезахоронении.
Я говорила об этом с Никитой Сергеевичем, и он с пониманием и одобрением отнесся к этой идее. Это стало отправной точкой. Другое дело, что идеи носятся в воздухе, и Марии Антоновне стали писать какие-то люди из Москвы, что давайте, мол, похороним Антона Ивановича и Петра Николаевича Врангеля у Кремлевской стены. Мы с вами понимаем, что это бред. Но многие этого не понимают и не знают, что Антон Иванович Деникин и Петр Николаевич Врангель находились в очень сложных отношениях. Марина Антоновна возмутилась: «Врангель так папу обижал. Ну что мне предлагают?» Мы же продолжали работать. Через некоторое время получили поддержку Президента России. Мне было предложено составить программу, и она практически в неизменном виде реализовалась.
— Неслучайно был выбран Донской монастырь?
— Иван Сергеевич Шмелев завещал похоронить себя в Донском. Но получилось промыслительно, как это очень часто бывает. Иван Сергеевич Шмелев был ближайшим другом Антона Ивановича Деникина и другом и единомышленником Ивана Александровича Ильина. Но почему еще Донской? Потому что Дон. Именно на Дону разворачивались основные события Гражданской войны. Там была предпринята последняя отчаянная попытка спасти российскую государственность, российский трехцветный флаг, нашу национальную честь.
— Елена Николаевна, расскажите о передаче боевой шашки Антона Ивановича Деникина.
— Это особая история. Сегодня, я полагаю, уже можно раскрыть секрет возвращения на Родину оружия Главнокомандующего Добровольческой Армией. Шашка была получена Антоном Ивановичем в 1915 году. Это простая наградная казачья шашка с простым эмалевым белым крестиком на рукоятке. Антон Иванович с ней не расставался. И вот Марина Антоновна приняла решение привезти и подарить ее России в лице Владимира Владимировича Путина.
Вручение происходило в загородной резиденции Президента. Марина Антоновна и ее сын Михаил были приглашены к Президенту, который встретил Марину Антоновну с букетом цветов. Это был поистине благородный жест. Президент как бы говорил: «Я русский офицер и горжусь этим». И потом произошло нечто совсем неожиданное, никак не предусмотренное рамками официального протокола. Марина Антоновна подошла к Президенту России, протянула ему оружие своего отца и сказала: «Я передаю оружие Главнокомандующего Главнокомандующему». И Путин принял эту эстафетную палочку, шедшую к нему без малого век. Согласитесь, это о многом говорит, и многое объясняет.
Автор — Беседовал Алексей ТИТКОВ.
http://rosvesty.ru/1792/interes/?id=140&i=3
