 |
| Санкт-Петербургские ведомости | Михаил Мильчик | 19.10.2005 |
 |
| Волнаволокский погост (Ленинградская область). Покровская (1782) и Власиевская (XIX в.) церкви |
И сегодня на территории нашей страны сохранилось значительное количество памятников деревянного зодчества минувших веков.
Правда, именно сейчас мы стремительно теряем это наследие. Дело здесь не только в естественном старении древесины, но прежде всего в людском отношении к этим памятникам. О том, в чем же заключается истинная ценность деревянных построек прошлого и что с ними происходит в наши дни, наш корреспондент Сергей ЗАГАЦКИЙ беседует с известным исследователем русского деревянного зодчества, архитектором, историком, членом Федерального совета по сохранению культурного наследия России Михаилом МИЛЬЧИКОМ.
— Михаил Исаевич, что такое деревянное зодчество?
— Период, когда в архитектуре одним из самых значимых материалов было дерево, в той или иной степени присутствовал в культуре всех народов. В глубокой древности дерево чрезвычайно широко было распространено на всей территории Европы, не говоря уже обо всем мире. Нетрудно перечислить европейские страны, где дерево широко использовалось в качестве строительного материала вплоть до начала XX века, а отчасти и до сих пор. Это прежде всего Норвегия, в меньшей степени Швеция, Финляндия и Эстония. И можно было бы сказать, что список исчерпан, если бы не Россия.
Разумеется, таких возможностей, такого леса на таких огромных просторах, как в России, не было ни в одной из названных стран. Сегодня сложилось так, что богатством типов и форм, разнообразием деревянных конструкций и резьбы в полной мере могут похвастать всего две страны — Норвегия, где, кстати, сохранились деревянные церкви XII — XIII веков, и Россия.
Конечно, наша каменная архитектура тоже имеет немало достижений, но все-таки это ветви двух великих древ — византийского (до начала XVIII века) и европейского (архитектура петровского времени и более позднего). А вот тому деревянному наследию, что сложилось на наших бескрайних просторах, никаких прямых аналогов нет. Именно поэтому русское деревянное зодчество — это самая оригинальная часть нашей культуры.
— Какими были первые деревянные постройки на Руси? Когда они появились?
— К сожалению, деревянные постройки недолговечны, и у нас в отличие от Норвегии нет памятников более ранних, чем конца XV века. Все, что сохранилось от XVI века, — это порядка 10 — 12 памятников, и два-три десятка — XVII века, остальные более поздние. Здесь речь идет только о культовых сооружениях. Самые ранние из сохранившихся жилых и хозяйственных построек относятся к XIX веку.
Судить о более ранних периодах истории деревянного зодчества необычайно сложно. Изображения на иконах, за редкими исключениями, условны, рисунков почти не сохранилось, разве что гравюры иностранцев, путешествовавших по России в XVII веке, а письменные источники крайне скупы. В то же время надо иметь в виду, что Русь вплоть до XVIII века была почти сплошь деревянной. Русская архитектура в силу множества причин развивалась очень динамично, здесь сложились такие формы и были найдены такие решения, которые мы не находим ни в одной из славянских стран и даже в Норвегии.
— О чем может рассказать деревянная постройка исследователю?
— Деревянные сооружения могут рассказать очень много о жизненном укладе человека. Например, к концу XVII — началу XVIII в. на Руси сложилось несколько типов усадеб.
Замкнутая усадьба с двором посередине, характерная для Урала и Сибири, затем знаменитый большой северный дом, когда хозяйственные постройки (бани, амбары, конюшни, хлева, овины), ранее разбросанные по большой территории двора, в силу климатических условий и ряда других причин собрались вместе и соединились с жильем. Сначала под разноуклонными кровлями, а потом и под единой.
Мы, таким образом, можем судить о том, как была устроена жизнь: где держали скот (в зимнюю пору его, особенно молодняк, держали в самой избе), как была организована вся жизнь владельца двора. О его материальном положении многое рассказывают постройки. По элементам декора, по организации интерьера можно судить о мировоззрении крестьянина. Сегодня уже доказано, что изба — это не просто жилище, это и воплощение представлений русских крестьян о строении космоса.
Сама по себе изба в восприятии людей уподоблялась живому существу — не случайно в терминологии так много ассоциаций, например, причелина (резная доска на торцах крыш) — при челе, при лбе. Бревенчатая конструкция кровли имела крючья, на которых держались потоки (деревянные желоба для отвода воды), крючья эти назывались курицы, опять-таки живые существа; коньки завершали крыши, окна чаще всего называли глазами и т. д. Само членение избы в какой-то степени передавало представление о горнем, верхнем, мире и о дольнем, то есть земном. Тем более это относится к церквам. К примеру, высокие шатровые храмы часто служили маяком — духовным и пространственным. Таким образом, деревянные церкви дают представление не только о вере, но и градостроительной ситуации как в городе, так и в сельской местности.
Иногда ярусные постройки соответствовали террасам берегового склона. Таким образом, сооружения во многом повторяли особенности ландшафта или, как мы любим говорить, держали на себе огромное пространство. Эта их функция становится особенно ясной в тех печальных случаях, когда храмы исчезают, и вы видите, как пустеет все вокруг, как пространство лишается целостности, потому что исчезает центр, к которому, как к магниту, тянулись селения.
Деревянная архитектура для внимательного человека может ответить на очень многие вопросы — от отвлеченных философских и эстетических до чисто практических, утилитарных.
— Сколько памятников деревянного зодчества у нас осталось сегодня?
— Точной цифры я вам не назову — нигде такой информации нет. Можно лишь на основании моего личного опыта и опыта моих коллег точно сказать, что количество памятников деревянного зодчества стремительно уменьшается по очень понятной причине: подходит предельный возраст древесины. Дерево живет, как правило, 300 — 400 лет. В более сильно эксплуатируемой постройке, например, жилой, где есть топка, где есть скот, это в лучшем случае 150 — 200 лет — и то при условии, что сооружение правильно срублено и за ним есть хороший уход. И еще пожары: в древности выгорали целые города.
Совершенно недопустимо, что ценнейшие храмы и даже целые ансамбли горят и сегодня. Назову хотя бы погост в Верхней Мудьюге (Архангельская область), который сгорел 10 августа 1997 года, или ансамбль в Волнаволоке (Ленинградская область), погибший летом 2004 года. Оно и неудивительно: там не было никакой, даже примитивной, противопожарной защиты.
Теперь к этому стихийному бедствию прибавились и злоумышленные поджоги: в 2003 году таким образом мы потеряли два памятника XVII века — башню Якутского острога и костромскую церковь на сваях, перевезенную в Ипатьевский монастырь из села Спас-Вежи.
Третий, очень существенный момент — это коренным образом изменившийся уклад жизни, обезлюдение северных деревень. Там, где было множество домов, сегодня остается всего несколько, и то в них живут только летом. Это приводит к тому, что за деревянным домом или храмом нет такого ухода, как раньше, когда крестьяне сами следили за своим храмом. А теперь прохудилась крыша — и даже сруб, еще недавно находившийся в отличном состоянии, начинает гнить…
Деревянные памятники требуют постоянного и заботливого ухода. Вот по всем этим и многим другим причинам произошло то, что произошло, — большое количество храмов исчезло. Это огромная национальная трагедия, к сожалению, не осознанная ни обществом, ни теми, кому поручено охранять это наследие.
— Заботится ли государство о деревянном наследии?
— Государство не заботится о деревянном зодчестве, если не считать очень немногого. Ограниченные средства выделяются на поддержание музеев под открытым небом. Правда, надо отдать должное, достаточные деньги тратятся на подготовку реставрации знаменитой 22-главой Преображенской деревянной церкви в Кижах. И это почти все.
Те памятники, которые не перевезены в музеи, чаще всего не используются и не охраняются. Наверное, поэтому кажется, что бессмысленно выделять на них деньги. Немало содействует этому наша вечная бюрократия: те очень ограниченные средства, которыми государство все-таки владеет и может отдать на реставрацию, очень часто не достигают цели. К тому же у нас до сих пор нет ясной картины этого общего состояния деревянного наследия: одни памятники рухнут завтра, другие еще могут простоять пять, а то и более лет.
Значит, нужно правильно ранжировать памятники и соответственно проводить серию противоаварийных работ. Вот такой программы с правильным определением степени аварийности не существует. К тому же и сторожа, которые в советское время существовали, теперь упразднены. Видимо, за ненадобностью…
Я не верю, что невозможно выделять несколько миллионов долларов в год из нефтяных сверхдоходов, что невозможно предусмотреть спасение нашего деревянного наследия особой строкой бюджета…
— Как вы оцениваете интерес к деревянному зодчеству со стороны граждан?
— Интерес вроде бы есть, потому что деревянное зодчество — это наиболее яркое проявление национального своеобразия, национальной культуры. Кроме того, чаще всего эти памятники находятся в очень красивых местах, что не может не привлекать. Есть немало людей, которые понимают ценность и красоту даже не очень величественных памятников: достаточно посмотреть в Интернете на сайты, сделанные по большей части как раз любителями, страстными путешественниками, но большинство все-таки ограничиваются музеями под открытым небом. При всей значимости этих музеев, куда свезены уникальные постройки, которые на своих местах давно бы уже погибли, там все-таки искусственная среда, интерпретация реставратора, иногда удачная и даже убедительная, и все же это уже не первоначальные памятники, а преображенные, вырванные из своей среды.
А к тем же уже редким свидетелям прошлого, что находятся на своих родных местах, местные жители, за редким исключением, относятся с равнодушием. Почему? Потому что борьба с религией отвернула многих от церкви и сложилось такое представление, что если это памятник, то он должен охраняться государством, а не нами. Местные жители иногда могли бы кое-что сделать для поддержания памятника, причем без особых затрат, хотя бы заменить несколько десятков досок на крыше, но не делают. Инфраструктура же туризма, который при правильной организации мог бы давать какой-то доход, в сельской местности остается неразвитой.
— Что можно и нужно сделать?
— Если не произойдет перелома как в сознании общественности, так и в действиях властей, то памятники деревянного зодчества в его наиболее естественном виде, то есть на своих родных местах, исчезнут.
Что нужно делать? Создать передвижные противоаварийные бригады, которые могли бы каждый год объезжать несколько десятков памятников, выяснять их состояние и проводить самые неотложные работы. Но для этого нужны деньги, хоть и не очень большие, нужна заготовка материалов, нужна в конце концов целевая программа. Никто на себя сегодня это не берет. Формально памятники находятся на балансе у местной власти вне зависимости от того, памятник это федерального значения или местного. В редких случаях они находятся в ведении музеев, которые хоть что-то делают. Но в целом положение безрадостное.
И еще: необходимо тщательно фиксировать то, что еще осталось. Экспедиция, организованная мною два года назад с помощью Российского гуманитарного научного фонда с
целью поиска расписных крестьянских домов в бассейне реки Онеги, дала неожиданный результат: мы нашли более 50 таких домов, ранее неизвестных исследователям. Но все равно я могу констатировать полное или почти полное безразличие общества к этой части культурного наследия страны, непонимание того, что мы теряем, непонимание трагизма этой потери и для будущего нашей страны, и, как бы пафосно это ни звучало, для мирового наследия. Нам кажется, что мы богатые, что у нас всего много… Некогда огромное деревянное наследие исчезает почти никем незамеченным…
Сергей ЗАГАЦКИЙ
http://www.spbvedomosti.ru.udns.incru.net/document/?id=8750&folder=166
