 |
| Радонеж | Протоиерей Всеволод Чаплин | 19.10.2005 |
Уже Поместный Собор Русской Православной Церкви и избранный на нем Предстоятель Русской Церкви — святитель Патриарх Тихон — возвышали свой голос в защиту Церкви и верующих от гонений. Святейшим Патриархам Сергию, Алексию I и Пимену, митрополитам Николаю (Ярушевичу), Никодиму (Ротову), Ювеналию (Пояркову) и многим другим архиереям приходилось практически каждодневно вести нелегкие беседы с власть имущими, являть чудеса дипломатии и мудрого свидетельства, чтобы хоть как-то противостоять гонителям, защищая церковные общины, священнослужителей, монашествующих, активных мирян. Сегодня все более известна роль в этой непростой работе Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. В бытность управляющим делами Московской Патриархии тогдашний митрополит Алексий спасал от закрытия многие храмы и монастыри, помогал епархиальным архиереям в их напряженных взаимоотношениях с советскими властями. Вскоре после начала «перестройки» он стал автором обращения к лидеру СССР Михаилу Горбачеву, предложив снять ограничения на церковную деятельность. Уже став Патриархом, нынешний Предстоятель нашей Церкви в начальные период ее возрождения прилагал огромные усилия, чтобы преодолеть государственно-атеистическую систему, которая вовсе не хотела сдавать позиции, а затем — ее инерцию и ее рецидивы в среде чиновников и части интеллигенции.
1990-е годы дали повод для новых направлений церковной правозащитной работы. В первую очередь это касалось положения православных верующих в некоторых постсоветских странах, где они подвергались гонениям по вероисповедному и национальному признакам. Церковь заботилась и о жертвах межэтнических и политических конфликтов, разгоревшихся на пространстве бывшего Советского Союза. Наконец, присутствие православного духовенства и мирян в армии, социальных учреждениях, местах лишения свободы значительно помогло гуманизации этих институтов, защите прав и достоинства находящихся там людей. Перед началом XXI века в православной среде возникли первые общественные правозащитные организации и группы.
Одновременно в России началась довольно жесткая дискуссия между общественно активными православными верующими и наиболее известными правозащитными кругами, которые за последние годы перешли от симпатии к Церкви, гонимой в советские времена, к радикальному ее неприятию. Приведем лишь несколько примеров. Правозащитник Лев Левинсон в статье «На Святой Руси секса нет» называет православных священнослужителей и верующих, осуждающих сексуальную распущенность, «мракобесами», «жандармами во Христе», «профессиональными охотниками на ведьм», «великими инквизиторами» и так далее. Им противопоставляются «ценности» «сознательной сексуальной раскрепощенности», которая, по мнению Левинсона, «неотрывна от политической, экономической и идеологической свободы».
Ожесточенная полемика в средствах массовой информации ведется вокруг вопросов о месте религии в армии и школе, о ее партнерстве с государством, о христианском влиянии на экономическую этику, о пределах «игры» современных художников с религиозными символами, о возможности выражения ценностей Церкви в политике. На круглом столе, посвященном спорам вокруг выставки «Осторожно, религия», экспонаты которой были сочтены кощунственными для православных христиан и ниспровергнуты прихожанами одного из московских храмов, выступили некоторые известные правозащитники, бывшие диссиденты советских времен. Президент Института прав человека Сергей Ковалев, в частности, сказал: «Традиционное русское православие — это вообще антихристианская секта. Я не знаю, о чем и как говорить с персонажем в камуфляже, который называет себя священником в действующих частях нашей армии и говорит, что он приехал поддержать наше воинство». Другой бывший диссидент — Глеб Якунин, лишенный сана за отказ подчиниться решению Синода о запрете духовенству баллотироваться в парламент, высказался следующим образом: «Корень проблемы заключается в самой Московской Патриархии. Она — огромный монстр. Русское православие — это обрядоверие, это язычество».
Подобные высказывания, к сожалению, стали типичными для той части правозащитников, которая видит свою миссию в насаждении в России радикального пацифизма, секулярного гуманизма, идеи отказа страны от духовной независимости в пользу механического следования западной политической культуре. Неудивительно, что основным источником дохода для этого слоя правозащитников до сих пор остаются западные гранты. Полемика с кругами, проповедующими упомянутые взгляды, и обвинения с их стороны в чуждости правозащитной проблематики для Православия — побудили многих в нашей Церкви к глубокому осмыслению темы прав человека в современном мире.
Еще в 2000 году Юбилейный Архиерейский Собор Русской Православной Церкви принял фундаментальный документ по общественно значимым вопросам — Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. В нем содержится «эмбрион» позиции нашей Церкви в области прав человека. Так, раздел «Христианская этика и светское право» констатирует: «По мере секуляризации высокие принципы неотчуждаемых прав человека превратились в понятие о правах индивидуума вне его связи с Богом. При этом охрана свободы личности трансформировалась в защиту своеволия (до тех пор, пока оно не вредит иным индивидуумам), а также в требование от государства гарантий определенного материального уровня существования личности и семьи. В системе современного светского гуманистического понимания гражданских прав человек трактуется не как образ Божий, но как самодостаточный и самодовлеющий субъект. Однако вне Бога существует лишь человек падший, весьма далекий от чаемого христианами идеала совершенства, явленного во Христе („се, Человек!“). Между тем для христианского правосознания идея свободы и прав человека неразрывно связана с идеей служения. Права нужны христианину прежде всего для того, чтобы, обладая ими, он мог наилучшим образом осуществить свое высокое призвание к „подобию Божию“, исполнить свой долг перед Богом и Церковью, перед другими людьми, семьей, государством, народом и иными человеческими сообществами».
1 июля 2004 года православное общество «Радонеж» провело круглый стол на тему «Свобода и достоинство личности: православный и либеральный взгляд». На нем, пожалуй, впервые со всей остротой были поставлены вопросы о православном ответе на современное правозащитное мышление и о необходимости выработки «правозащитной концепции» Православной Церкви. Вскоре после этой встречи прошли два экспертных совещания на тему прав человека в Отделе внешних церковных связей Московского Патриархата, а затем началась работа над концептуальным документом по вопросам достоинства личности, прав человека и их места в религиозно-нравственной системе ценностей. Проект данного документа, который будет носить характер доктринальной богословско-социальной разработки, создается рабочей группой из священнослужителей, церковных и светских ученых и затем будет предложен на суд Церкви и общества.
Предварительные итоги церковно-общественной дискуссии на правозащитную тему выявили ряд ключевых проблем, которые уже сейчас можно назвать важнейшими для православного мышления в данной области. Попытаемся кратко порассуждать о них.
В православном сознании всегда присутствовала идея достоинства человека как облеченного образом Божиим. «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его» (Быт. 1. 27) — эти слова Священного Писания являются для христианина незыблемым основанием онтологического достоинства личности. Оно неотменимо ни тяжелыми условиями жизни, ни какими-либо унижениями, ни даже человеческой греховностью, помрачающей образ Творца. Не случайно многие православные святые почитали всякого приходящего к ним, даже самого грешного и опустившегося человека, кланяясь ему как образу Божию. Богоданное достоинство личности является для христианина основанием для уважения к ней в обществе, для создания таких социальных условий, которые способствовали бы раскрытию ее дарованной Творцом свободы.
Впрочем, онтологическое достоинство человека не отменяет реалистичного взгляда на земной мир как подверженный греху, а на личность — как страдающую от греха и нуждающуюся в спасении. Православие не разделяет «просвещенческое» учение о человеке как о существе, в свободном состоянии всегда стремящемся ко благу, а о социуме — как направленном, опять же в свободном состоянии, к прогрессу. Православные христиане не являются социальными оптимистами. Они очень серьезно воспринимают пророчества Апокалипсиса о том, что человечество, все более удаляющееся от Бога и предоставленное самому себе, будет умножать зло, которое в конце концов достигнет крайнего предела, за чем последуют Армагеддон и второе пришествие Христово.
Человек и общество сами по себе не могут достичь нравственного идеала. Для этого им нужна благодать Божия, подаваемая в истинной Церкви. Личность и социум не могут быть нравственными без воспитания и научения, без поддержки добра и ограничения зла, в том числе зла такого, которое является грехом с точки зрения Церкви, но признается «нормальным явлением» в современном праве. Не случайно возникает немало споров между православными христианами и теми, кто в угоду политкорректности пытается лишить их права называть грехом и злом такие явления, как гомосексуализм, аборты, внебрачные половые связи, кощунство, богоборчество, осквернение святынь и так далее. Для истинного христианина, в отличие от секулярного антропоцентриста, круг неправедных, греховных деяний отнюдь не ограничивается преступлениями против другой личности или общества. Для нас грех — это нарушение заповедей Божиих, неизменных, как Сам Господь. Даже если эти заповеди никак не отражаются в светском праве или общественных обычаях, православные христиане настаивают на необходимости их соблюдения и человеком, и социумом. Да, многие грехи было бы странно ограничивать через употребление власти закона и государства. Но они могут и должны врачеваться внутри семьи, церковной общины, гражданских ассоциаций. Церковь призвана публично обличать греховные деяния, побуждая людей к покаянию и исправлению.
Права человека неразрывно связаны с обязанностями и гражданской ответственностью, без которых самореализация личности рискует превратиться в эгоистическое, потребительское отношение к ближнему, к труду прошлых поколений и жизненным интересам поколений будущих. Не случайно взаимосвязь прав и обязанностей так ясно подчеркивалась в российской политической традиции.
Большинство прав человека, известных в современном законодательстве, в том числе экономические, социальные и культурные права, вполне созвучны православному представлению об условиях, необходимых для нестесненной жизни человеческой личности. Многие даже могут подумать, что, признавая одни и те же права, православные и люди других мировоззрений способны объединиться вокруг «общечеловеческих ценностей». Однако следует особо рассмотреть вопрос об иерархии ценностей, в которой, в отличие от секулярных гуманистов, православные христиане отнюдь не ставят на первое место земную жизнь человека и все, что с ней связано.
Ценности веры, святынь, Отечества для большинства православных христиан стоят выше, чем права человека, даже право на жизнь. Именно поэтому в периоды военных испытаний и архиереи, и старцы-отшельники призывали народ к вооруженному сопротивлению иноземным и иноверным захватчикам. А во времена богоборческих гонений Церковь легко отдавала гонителям свои богатства, не имевшие богослужебного употребления, но призывала людей к сопротивлению до смерти при изъятии священных предметов, к которым не должна прикасаться рука обычного человека.
Итак, в христианской традиции есть вещи более важные, чем земная жизнь — сначала своя, потом чужая (особенно если речь идет об агрессоре). Это вера — ибо лучше умереть, чем утратить ее. Это святыни — ибо ни при каких условиях христианин не должен обрекать их на поругание. Это жизнь и благо ближнего — своей семьи, своей общины, своего народа, вообще всякого человека, который терпит бедствие и страдание. Антропоцентрическая политико-правовая система, защищающая только земные интересы человека и общества, вряд ли когда-нибудь будет полностью одобрена истинным христианством именно потому, что в ней ценности веры и Отечества, за которые способен умереть христианин, ставятся много ниже ценности выживания человека в этом мире, «ценностей» комфорта, достатка, здоровья, успеха. Неудивительно, что в ходе нашей полемики с секулярными правозащитниками иерархии ценностей сталкиваются: мы говорим, что защита святынь от кощунства важнее свободы слова и творчества — нам возражают. Нам говорят, что ради жизни солдат и боевиков в Чечне можно поступиться целостностью России — но мы не согласны с этим.
Хотелось бы надеяться, что современный мир по крайней мере научится равно уважать и гармонизировать разные иерархии ценностей, отказавшись от попытки установить монополию антропоцентризма на закон и на общественное устройство. Только преодолев искушение такой монополией, только отказавшись от «либерального тоталитаризма», мы сможем избежать конфликта цивилизаций.
Выработка глубинного, религиозно-философского отношения Православной Церкви к правам человека непременно должна сопровождаться и практическими шагами. Сегодня православные миряне призваны к активной правозащитной работе — на наш взгляд, прежде всего в таких областях как: защита личности от произвола властей и работодателей; защита лиц, находящихся в местах лишения свободы и социальных учреждениях (особое внимание должно быть уделено инвалидам, детям-сиротам, пожилым людям); противостояние преступлениям на религиозной и национальной почве; защита национальных меньшинств; охрана личности от посягательств со стороны тоталитарных сект; защита от насилия, от организованной преступности и коррупции, от вовлечения в проституцию, торговлю людьми, употребление наркотиков.
Особой сферой, в которой уже действуют многие православные общественные организации, является недопущение тотального контроля над человеческой личностью, превращения ее в товар, в обезличенный модуль потребительско-технологической системы. Сейчас в православном мире многие указывают на опасность возникновения «электронного концлагеря», в котором личная жизнь человека, его религиозный и мировоззренческий выбор могут оказаться под жестким влиянием национальных правительств, международных органов власти, а главное — никем не избранных влиятельных акторов периода глобализации: руководства крупных компаний, интернациональной бюрократии и медиакратии. Современные информационно-технологические средства, делающие возможным тотальное отслеживание всех действий человека, могут с легкостью быть поставлены на службу идеологическому диктату, даже если последний будет осуществляться под лозунгами демократии, политкорректности, сохранения социальной стабильности, борьбы с терроризмом и другими видами преступности. Вот почему необходимо отстаивать право человека на контроль за сбором и употреблением информации о себе, на транспарентность и подотчетность обществу всех систем электронного управления — государственных или частных.
В заключение хотелось бы выразить надежду на то, что мышление и действие православных христиан в правозащитной сфере будет активно развиваться. Думается, это послужит и хорошей основой для диалога по данному кругу проблем с представителями других конфессий и религий, равно как и с теми правозащитниками, которые стоят на позициях секулярного гуманизма. Пусть такой диалог послужит ко взаимному уважению и сотрудничеству, цель которого — оставить попытки мировоззренческого диктата и развить полноценное сотрудничество на благо всех людей и народов.
