 |
| Фома | Иосиф Ласкавый, Владимир Легойда | 18.10.2005 |
С Иосифом Соломоновичем мы познакомились, как это принято говорить, совершенно случайно. Мы оба были приглашены в прямой эфир программы «Принцип домино», посвященной теме «Чудес на свете не бывает». Иосиф Соломонович защищал заявленную точку зрения, я выступал в качестве оппонента. После программы Иосиф Соломонович спросил меня, готов ли наш журнал предоставить слово атеисту. Я честно признался, что давно мечтаю об этом. Только вот атеисты, к сожалению, похоже, перевелись на Руси. К сожалению, потому что общаться (и полемизировать) с честным атеистом куда проще, приятнее и, наверное, даже плодотворнее, чем, скажем, с современным оккультистом или адептом уринотерапии. Единственным условием публикации было право редакции на ответ. Чем мы, собственно, и воспользовались.
Владимир Легойда
Начало диалога. «Фома» 5 (28) 2005 г.
Иосиф ЛАСКАВЫЙ
С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ АТЕИСТА
«Audi partem alteram"* (СНОСКА: «Выслушай другую сторону» (лат.)«Да что вы — атеисты сказать можете? Что Бога нет?!» — Венедиктов, редактор демократической радиостанции «Эхо Москвы» в ответ на предложение автора — дать слово и атеисту.
Сначала хочу выразить свою радость по поводу того, что мне — атеисту дали слово. Сейчас это редчайшая возможность — как при власти коммунистов не имел возможности высказаться религиозный человек, так сейчас нигде не дают слова атеисту. За последние годы единственным исключением была дневная передача А. Гордона «Хмурое утро».
Немного личной истории. В школе и на младших курсах института я был атеистом бойким и необразованным. Потом стал читать и религиозную и атеистическую литературу и стал атеистом знающим и спокойным. Большую роль в этом сыграл один случай: в институтском общежитии я жил в одной комнате со студентом из Того — Карсо Парфе. До нашего 1-го меда он окончил какую-то французскую школу, кажется, иезуитсий колледж, и был ревностным католиком. Парень был очень славным, и его религиозность меня никак не касалась, но вот однажды мы как-то «зацепились языками». Полагаю, что его французские учителя не тратили много времени на подготовку к дискуссиям с атеистами «о Боге и камне», «о Боге — самоубийце» и т. п. Я веселился и вдруг увидел на его глазах, огромных, величиной в ягоду смородины — слезы. Меня словно ударило: зачем я его обижаю? Ведь ни он, ни я своих взглядов не изменим. Каких-то третьих лиц, еще не утвердившихся в своем мировоззрении, там не было. Значит — я только хочу выиграть спор? А это не стоит слез человека. С тех пор я был «тихим», внутренним атеистом до последнего времени. Но сейчас, когда РПЦ успешно старается занять место идеологического отдела ЦК КПСС, ее функционеры и активисты захватили монополию на ТВ и ведут там десятки передач, не давая слова оппонентам, когда следом за ними выступают проповедники других религий и уже совсем дикие ведуньи, пророчицы и т. д. — материалист просто обязан рассказать о своих взглядах. К сожалению, на ТВ слова для дискуссии атеистам не дают, да и чтобы просто сказать «Я атеист!», нужно быть либо Нобелевским лауреатом В. Я. Гинзбургом, либо Капицей-младшим.
Поэтому еще раз спасибо журналу «Фома».
Атеист в описании клерикалов
Атеист в жизни
На самом деле атеист в жизни всё видит, всё воспринимает. Его мир не беднее, а богаче мира идеалиста. Атеист видит реальную красоту и сложность мира, радуется ей.Принимая сложность мира, он готов бороться с тем, что он считает злом. Атеист вовсе не считает, что ему все известно, его система ответов на вопросы научна. На вопрос «Почему?» он отвечает: «Вот поэтому». А на следующий вопрос: «А это почему?» «Потому что…». И наконец, когда знания его исчерпаны, он отвечает: «Пока я этого не знаю, но потом надеюсь узнать». Атеисту известно, что чем больше мы знаем, тем больше увеличивается «сфера незнания», и его это радует. Анаксимен из Милета, живший в IV веке до нашей эры, говорил своему ученику: «…твои знания — это маленький круг, а мои — большой. Но всё, что осталось вне этих кругов — неизвестность. Маленький круг мало соприкасается с неизвестностью. И впредь, чем больше ты станешь узнавать нового, тем больше будет возникать у тебя неясных вопросов. И это замечательно, поскольку каким бы скучным был бы мир, в котором все известно».
У религиозного же человека на все есть один ответ: «Так сделал Бог!» или «Так хочет Бог!». Он всегда правилен, непроверяем (не может быть фальсифицирован) и поэтому — ложен (см. об этом у Карла Поппера).
Можно сказать, что религиозные люди уподобляются солдатам, красящим траву зеленой краской, а снег белой, в ожидании генеральской инспекции. Атеист же, подобно Лапласу, отвечавшему на вопрос Наполеона I: «Где же в вашей системе место для Бога?», отвечает: «Я в этой гипотезе не нуждаюсь».
Атеист не агностик
Любимый прием клерикалов — объявить атеистов агностиками. Они говорят атеисту: «Ты ведь сам признаешь, что всего знать не можешь, как же ты тогда утверждаешь, что Бога нет?!» Ответ атеиста прост: «агностик говорит, что не знает, есть ли Бог, я же не зная всего, точно знаю, что описанных вами богов (Иеговы, Иисуса, Аллаха и т. д.) нет, и они не сотворили мир.» Т. е. атеист конкретен. Кстати, он легко может представить себе существа, творящие миры (как в фантастических рассказах Станислава Лема), но это будут не сверхъестественные существа, не боги, а просто очень могучие и знающие существа. Ведь и мы с нашими сегодняшними достижениями показались бы богами первобытному человеку.
Владимир ЛЕГОЙДА
С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ХРИСТИАНИНА
Современный мир кишит людьми, которые забыли, что у них есть догмы. Они бы и не назвали догмами свои взгляды, хотя идея прогресса требует более слепой веры, чем идея бессмертия.К сожалению, я не могу ответить Иосифу Ласкавому так, как когда-то Александр Грин ответил пришедшему брать у него интервью для журнала «Безбожник» Юрию Домбровскому: «Ваше неверие скоро пройдет». И не только потому, что я — не Грин, а мой уважаемый оппонент — не Домбровский. И время другое, и люди. Признаюсь честно, я не слишком верю, что мои аргументы смогут разубедить Иосифа Соломоновича. Спор верующего и неверующего о вере больше всего напоминает мне спор любящего и нелюбящего о любви. Разве может тот, кто порхает на ее крыльях, рациональными доводами убедить того, кто видит причину его поведения в изменении химических процессов в организме или в чем-то другом, но только не в реальном чувстве к реальному человеку?
О чем же тогда можно говорить и зачем спорить? Думаю, только о следствиях. Влюбленный (верующий) уверяет весь мир, что любовь делает его чище и лучше, хотя меняться порой нелегко. Невлюбленный (неверующий) убежден, что любовь вредно действует как на влюбленного, так и на окружающих. Хотя бы потому, что нет объекта любви. Собственно, об этом и пишет мой уважаемый оппонент: что хорошо и что дурно? Что правильно? Вера в Бога или неверие в Него? Об этом и попытаемся поговорить.
Венедиктов, не пустивший моего уважаемого оппонента на «Эхо Москвы», на самом деле не прав. Не прав даже и в философском плане. Сказать, что Бога нет — это не пустая фраза. Это серьезное и осмысленное высказывание, из которого очень много что вытекает. Вспомним капитана Лебядкина из «Бесов» Достоевского: «Если Бога нет, то какой же я тогда штабс-капитан?»
Атеист в моем понимании: о смысле диалога
Прежде всего, мне не совсем понятно, кто такие «настоящие атеисты» и где их — днем с огнем — необходимо искать. Что касается «чучельного атеиста» — ни разу с таким образом не сталкивался. Кроме того, давайте сразу внесем ясность в утверждение, что атеист — тоже верующий человек. Никакого пренебрежения к атеистам, никакой примитивизации здесь нет. ечь идет о том, что мировоззренчески людей можно разделить на тех, кто верит в существование Бога, и тех, кто в Него не верит.Не буду сейчас углубляться в анализ того, чем вера теиста отличается от неверия атеиста (а они, конечно, отличаются. Атеизм — это не «такая же вера», а другая). Замечу лишь вот что. Диалог между атеистом и верующим имеет смысл лишь тогда, когда они оба — один верит, другой не верит — в одного и того же Бога. Этот пункт весьма важный, и я на нем собираюсь наставать со всей силой, позволительной в наше политкорректное время. В противном случае у нас нет и не может быть никакого предмета для спора, разговора, диалога и проч. Иными словами, если я верю в будущее России, а мой оппонент не верит в будущее Грузии, вряд ли мы поймем друг друга — чтобы понимать, нужно, как говорят ученые, договориться о терминах. А поскольку атеизм — логически и исторически — есть реакция на теизм (сначала люди верили, а потом стали сомневаться в наличии предмета своей веры), то представления о Боге придется заимствовать у верующих, а не у атеистов.
Поэтому наша полемика с Иосифом Соломоновичем будет иметь смысл, если мы обсудим мою веру в Бога-Творца, Который, говоря евангельскими словами, есть Любовь, а не чьи-то представления о бородатом и уставшем (или скверном) дедушке, летающем на облаке по межпланетному пространству. В такого Бога я лично никогда не верил, не верю и не поверю, даже если все атеисты мира начнут меня убеждать в обратном — то есть в том, что именно этот пожилой тучеводитель и есть объект моей веры.
Атеист в жизни: что это такое
Я готов допустить, что мой уважаемый оппонент в этой жизни «все видит и все воспринимает». Я даже готов рассматривать приводимого моим оппонентом анонимного атеиста как некий идеальный тип, находящийся в оппозиции к другому идеальному типу — православному христианину. Именно идеальный, потому что в реальной жизни, увы, среди тех, кто считает себя атеистами, равно как и среди тех, кто относит себя к христианам, радуются жизни далеко не все.Однако со следующим выражением я не согласен категорически: «Атеист вовсе не считает, что ему все известно… его система ответов на вопросы научна». Причем не согласен я не как православный христианин, а как культуролог, как преподаватель, наконец. Из атеизма нашего идеального типуса никак не следует то, что система его взглядов научна. Это типичная методологическая ошибка, характерная для недавних советских времен, когда атеизм провозглашался научным.
Поэтому повторю с настойчивостью римского сенатора, твердившего о необходимости разрушения Карфагена: атеистическая, равно как и теистическая, мировоззренческие установки не могут быть окончательно рационально доказаны. Поэтому методологически правильно противопоставлять не религию науке, а безрелигиозное мировоззрение — религиозному. Науку же логичнее противопоставлять псевдонауке, то есть тому, что претендует на подлинное и именно научное знание, таковым не являясь (например, астрология, история по Фоменко и т. д.).
Внешне может казаться, что атеист более научен, ибо он рассуждает примерно так: «Наука никак не свидетельствует (и не может свидетельствовать) о том, что находится за пределами рационального познания. Значит, и говорить здесь не о чем. Значит, и Бога никакого нет». Рассуждения верующего человека будут почти такими же, вплоть до последнего предложения, которое прозвучит так: «Значит, языком науки говорить о Боге нельзя».
Повторяю, я ни в коей мере не подвергаю сомнению то, что мой уважаемый оппонент хорошо знаком и прекрасно владеет научным инструментарием, но сей факт следует исключительно из его научной подготовки, но не из его атеистического мировоззрения. И уж коль Высшая аттестационная комиссия присвоила мне степень кандидата наук, смею надеяться, что и мне знакомы основы научной методологии.
Что же касается выражения «научный атеизм», то оно есть ничто иное, как оксюморон, то есть сочетание несочетаемого — как «живой труп» у Толстого. Ничего обидного для атеизма и атеистов в этом утверждении нет — просто существуют разные способы познания мира и отношения к нему. Есть способ веры, а есть способ знания. И атеизм, и теизм есть способы веры. (Просто вера теиста основана чаще всего на особом опыте, а неверие атеиста — на научных данных, которые этот опыт измерить не может, поэтому отказывает ему в объективности). Иными словами, атеист может быть ученым (равно как и верующий), но атеизм быть научным не может. Атеист может исходить из научных данных, но это не делает атеизм наукой.
Я также готов согласиться с моим уважаемым оппонентом, что у религиозного человека (христианина) на все один ответ: «Так хочет Бог». Но только в том случае, если Иосиф Соломонович признает правоту Венедиктова — что у нерелигиозного (атеиста) этот ответ звучит как «Потому что Бога нет». Если же мой уважаемый оппонент говорит о многообразии ответов атеиста, то, простите, почему мне, человеку верующему, отказывают в праве цветного восприятия жизни? Гилберт Честертон писал по этому поводу: «Я не хочу, чтобы мне приписали дикое нелепое мнение; я не считаю, что наши взгляды и вкусы зависят только от обстоятельств и никак не соотносятся с истиной. Прошу прощения у свободомыслящих, но все же позволю себе мыслить свободно». Впору обвинять антиклерикалов в создании образа «чучельного христианина». Однако это уже получается цитирование. Честно признаюсь, не невольное.
Что касается ссылки на глубоко уважаемого мной Карла Поппера, то и здесь я вынужден разочаровать Иосифа Соломоновича. И вновь — не как православный христианин, а как культуролог. Принцип фальсифицируемости научного знания, к которому апеллирует мой уважаемый оппонент, действительно был введен Карлом Поппером в философию науки с целью разграничения научного и ненаучного знания. Но Поппер-то утверждал, что только научное знание может быть в принципе фальсифицируемо! А ненаучным жестко признавал то, которое фальсифицировать нельзя!
Если чуть подробнее: в отличие от своих предшественников-позитивистов, считавших, что научное знание истинно, а критерием научности является эмпирическая подтверждаемость (верификация), Поппер полагал, что научное знание не может претендовать на истинность. Это лишь один из типов знания (наряду с бытовым, религиозным и т. д.). Этот тип весьма специфичен и должен быть отличаем от других. В качестве критерия Поппер и вводит вышеназванный принцип. Смысл его заключается в том, что научной может считаться лишь та теория, которая способна сформулировать условия, при которых она окажется ложной. В силу такого отношения к научному знанию Поппер был абсолютно убежден в том, что любая научная теория с неизбежностью окажется ложной в (не)далеком будущем. И ученым придется находит новое логическое объяснение когда-то объясненным фактам. Эта принципиальная фальсифицируемость научного знания и есть, по Попперу, способ развития науки. Если же условия, при которых тезис окажется ложным, сформулированы быть не могут, то такое знание не является научным.
Это совсем не означает, что такое знание следует заклеймить как плохое. Возьмем тезис: «Лондон — столица Великобритании». При условии, если будет доказано, что Лондон не находится на территории Великобритании, или что такого города нет, наше утверждение о капитальных притязаниях Лондона окажется ложным. Что, по Попперу, является свидетельством того, что данный тезис может быть рассмотрен как научный. Возьмем другой тезис: «Бог есть». Можем ли мы сформулировать условия, при которых наш тезис сам себя опровергнет? Если не считать, что Бог вращается на околоземной или прочих орбитах, а исходить из христианского понимания Бога как трансцендентной (иноприродной миру) Личности, то такие условия сформулированы быть не могут. Что с неизбежностью выводит представления о Боге за границы научной компетенции. То есть научное знание не способно ни подтвердить, ни опровергнуть существование Бога. Что и требовалось доказать.
Атеист действительно не агностик
Я, очевидно, не гожусь в клерикалы, поскольку не вешаю на атеиста ярлыка агностика. Конечно же, атеизм и агностицизм — это очень разные подходы. Мир агностика представляется мне менее четким и ясным, но не менее честным, чем мир наших идеальных атеиста и теиста: ну не считает человек возможным знание о Боге. И честно об этом говорит. А вот почему атеист, не зная всего, наверняка утверждает, что Бога нет — для меня загадка. Это, если хотите, один из величайших парадоксов человеческого сознания. Именно, почему «точно знает»? Ведь в начале своей статьи мой уважаемый оппонент явно возмущался представлением об атеисте как о человеке, который верит только в то, что можно пощупать руками и посчитать на калькуляторе. То есть, наверное, верит он и в нечто другое. И точно знает, что не все ему известно. Откуда же тогда уверенность в том, что «Бога точно нет»?Окончание диалога. «Фома» 6 (29) 2005 г.
Иосиф ЛАСКАВЫЙ
ПОЧЕМУ Я АТЕИСТ
Причины этого можно разделить на три группы.1. Логические. Вся совокупность знаний (геология, археология, палеонтология, астрономия, биология) говорит о том, что религиозные учения — миф. Ну не было дедушки на небесах, который пять с лишним тысяч лет назад сказал: «Да будет свет!» На всемирный потоп не хватило бы воды на Земле, в ковчег не влезли бы все нынешние животные, и т. д., и т. п. до бесконечности.
2. Этические. Бог иудеев и христиан — злобный, мелочный, мстительный — мне противен. Представьте — он всемогущ и всеведущ, то есть может все сделать хорошо, но строит Адаму и Еве ловушки. Как бы вы отнеслись к человеку, который оставил детям спички и сказал: «Не смейте их зажигать!». Пожалуй, сказали бы: «Да он — дурак, спички-то надо убрать!» Ну, а если бы он точно знал, что они эти спички возьмут и зажгут?! Со всемирным потопом то же кино — Бог сам создал людей плохими и сам же их (а заодно и невинных зверей) утопил. В общем: «Я леплю из пластилина кукол, клоунов, собак. Если кукла вышла плохо — назову ее «дуреха», если клоун выйдет плохо — назову его «дурак». Помните, что сказали два брата героине песни? «Ты сама и виновата, а никто не виноват». Однако бог ведет себя как хронический бракодел и послепотопные люди его тоже не устраивают. Что же придумывает бог для исправления положения? Посылает на землю своего сына, который ни в чем не виноват, но его распинают, и поэтому все виноватые, которые в него поверят — будут прощены!
Простите меня, верующие люди, но такому человеку, как ваш бог, я бы руки не подал. И еще одно. Вам нравится быть чьим-то рабом, например, рабом божьим? Мне — нет. Я и полупринятого сейчас обращения «господин» не признаю. Никому я не господин, но никому и не слуга, тем более не раб. Конечно, я — часть природы и живу по ее законам, но хозяина у меня нет, я не раб!
3. Эстетические. Не нравится мне система оценок — что хорошо, что плохо в больших религиях, все хорошее в них — грех, то есть вина перед богом. Поел в свое удовольствие — грех, выпил — грех, честно гордишься каким-то своим достижением — грех. Поглядел на красивую женщину с желанием — грех. И такая замечательная вещь, как секс — тоже грех. Идеальный человек с точки зрения религии — монах, столпник, для меня — просто зануда. Есть еще много вещей в религии, которые атеисту просто смешны. К примеру — почитание мощей, т. е. сушеных (мумифицированных) трупов «святых» и их частей. Скажем, адмирал Ушаков был замечательный флотоводец, как Нельсон у англичан. Но с чего взялась его святость? Стоит только посмотреть на реставрированный Герасимовым бюст адмирала, как любому сразу ясно — кротости и смирения в нем как в питбуле. Ну да ладно, для церковных иерархов важно, чтобы святой бил конкурентов. Александр Невский бил католиков — святой. А что он резал пленным носы и уши, спал с женой брата — мелочи. Ушаков бил турок-мусульман — святой. Впрочем, это не мое дело — судить о святости; признали его святым, и ладно, но вот как делить «мощи» — сушеные кусочки трупа адмирала?
Реальная церковь
Теперь я хочу поговорить о не совсем простой вещи. Всякому понятно, что священник — пьяница, развратник или вор — не аргумент против Церкви, так же как взяточник — секретарь райкома не был аргументом против КПСС. Но вот повторяющиеся факты, системность пороков — это уже аргумент против организации. Что мы знаем о современной РПЦ? Из хорошего — ее благотворительную деятельность. А из плохого? Целую кучу разного! Торговля табаком и водкой, выброшенные на улицу книги, суды с музеями, которые в коммунистические времена сохраняли церковное имущество.За последнее время к этому добавились и попытки выселить обычные детсады и создать на их месте сады православные; попытки протащить в государственную светскую школу Закон Божий, маскируемый под историю религий. Заметна и борьба с преподаванием сексологии в школе, доходящей до борьбы с преподаванием физиологии. При этом законы России для клерикалов ничего не значат.
Приведу пару примеров. Вы, может быть, помните истеричную кампанию против демонстрации фильма «Последнее искушение Христа». Кстати, по-моему, фильм был не антихристианский, просто скучный. Но вот как с ним боролись? Казалось бы, самое простое средство — обратиться к своей пастве и призвать ее не смотреть этот вредный фильм. Но на самом деле в некоторых районах во время демонстрации этого фильма по телевидению клерикалы выключили электричество… Вскоре после этого, кажется, по 6-му каналу была передача, где поп, мулла и раввин отвечали на вопросы зрителей. Вопрос о выключенном электричестве был задан как раз священнику. Я думал, он ответит, что во всякой организации бывают экстремисты и церковь за их действия ответственности не несет. Но поп полностью одобрил действия этих людей. Сказал, что они правильно сделали, помешав показу этого «богохульного фильма». Ему и в голову не пришло, что это нарушило права людей, живущих в районе. И не только право смотреть любые телепередачи (а не один лишь этот фильм), но и все другие права, связанные с использованием электричества, в том числе с правом на жизнь. Я не знаю, сколько людей застряло в остановившихся лифтах, были ли среди них сотрудники «скорой помощи», спешившие к больному, во всяком случае, такое могло быть, но это не остановило руку клерикалов на рубильнике. А священник их одобрил. Вообще, дикость клерикалов границ не знает. Чего только стоит их отказ получать индивидуальный налоговый номер, под предлогом того, что в нем может быть комбинация цифр — 666.
К сожалению, административные и правоохранительные органы России — МВД, прокуратура — ведут себя как подголоски клерикалов. Это особенно проявилось в деле выставки «Осторожно религия» в Сахаровском музее. Сразу скажу, что я против издевательства над тем, что дорого людям, в том числе над иконами. Я не был на выставке. Если ее экспонаты оскорбляли верующих, то я их не одобряют и считаю, что религиозные люди могли бы выразить своей протест каким-нибудь законным способом, например, пикетированием выставки. Однако если даже устроители выставки и виноваты, то вина их только моральная, а перед законом они не виноваты. Вот те, кто выставку разгромил, испортил ее экспонаты — виноваты перед законом. Прокуратура же все поставила с ног на голову, прекратив дело против тех, кто разорил выставку, и возбудив дело против работников музея Сахарова. Да еще предъявив обвинения в разжигании межрелигиозной и межнациональной розни.
Может быть, эти экспонаты и были оскорбительны для РПЦ (я видел только фотоматериалы), но уж вражду к ней они точно не разжигали. Что же до вражды межнациональной, то тут следует обратить внимание на любимый трюк клерикалов — смешение религиозных и национальных проблем. Клерикалы пытаются говорить не от лица верующих своей конфессии, а от всей нашей нации, всего народа. Поэтому во время переписи населения основные церкви были против внесения вопроса о вероисповедании — он бы сразу разрушил миф о высоком проценте верующих среди населения.
Не затягивая тему и не множа примеры, можно сказать: если адепты учения (верующие) и его служители все время ведут себя как дикари и негодяи, то и само учение неладно. Но тут я слышу голос моего молодого друга Ильи Егорова и других моих верующих друзей: «Иосиф, брось ты цепляться к мелочам! Церковники еще не вся Церковь, а Церковь не вся религия! Важно не это». Я никогда не говорил с моими верующими друзьями на эту тему — не хотел их смущать и обижать. Но теперь позволю себе задать эти острые вопросы. Вы, как и я, не верите в дедушку на облаках, который пять тысяч лет назад сказал: «Да будет свет!»? Вы, как и я, знаете о миллионах лет эволюции жизни? Вы считаете, что не в церковной процедуре дело? Что она не важна? В чем же тогда дело? Что важно? Ядро иудейско-христианской этики? Но ведь в главных чертах эта этика и дохристианская, и доиудейская. Она — общечеловеческая! Где тогда граница между религиозными и нерелигиозными хорошими людьми? Выходит, их отличает лишь то, что религиозные верят в нелепицы (но не во все?). И тогда еще вопрос: «Признает ли церковь их своими членами, если они верят не во всю эту чушь — абсолютно?» В отличие от них, у меня — атеиста, миропонимание непротиворечивое, цельное.
Ради объективности, следует отметить: Когда религия полезна? Есть люди, которые понимают, как себя надо вести, но внутренних сил заставить себя вести правильно у них нет. Они нуждаются во внешней опоре, и если такой опорой является религия, то она полезна — ведь честный верующий лучше вора-атеиста. Есть также вообще очень хорошие люди, изначально воспитанные в религиозной морали, мотив их поведения — религиозный.
Когда верующему легче, чем атеисту? Религиозный человек верит в «вечную жизнь», в «загробную встречу с близкими и любимыми». Это облегчает его жизнь. Для нас же, атеистов, ушедшие близкие — живы только в памяти. (Это, правда, не мешает нам мысленно посоветоваться с ними, получить их оценку наших действий.(СНОСКА: Интересующихся этим вопросом отсылаю к теории русского психолога проф. В.А.Петровского.)
О конце жизни. Одна моя знакомая говорила, что она религиозна потому, что перед смертью атеист превращается в дрожащую протоплазму. Это не факт. Я до последнего его вздоха был с моим отцом — он не боялся. Не знаю, как я себя поведу в мой смертный час, но если мой мозг будет здоров, то я постараюсь, чтобы и моему Васе за меня не было стыдно.
Почему при одинаковом поведении атеист лучше верующего? Это просто — побуждения атеиста чище, красивее. Он не боится загробного наказания и не рассчитывает на загробную награду — он бескорыстен. Вдобавок, у атеиста есть еще одно преимущество — он может быть, как и верующий, лжецом, скрягой, преступником — но не может быть сатанистом или сектантом-изувером.
О побуждениях. Я верю только в гедонистический механизм побуждений человека, как их описывал Мечников, то есть в стремление человека получить максимальное количество приятных ощущений и максимально избежать ощущений неприятных. Этот принцип движет всеми людьми, кроме некоторых психических больных. Разница между людьми только в том, что для разных людей приятно и неприятно. Тут я не согласен с бесконечно уважаемым мною В. П. Эфроимсоном, который мотивом поведения людей считает их «нужность для других» — этот мотив частный. Я был знаком с сирийцем Мамуном эль Джунди — умным человеком, правоверным мусульманином, знатоком Корана. Он говорил: «Мне приятно поступать, как хочет Аллах». Для верующего в этой фразе ключевая часть — вторая, для атеиста — первая.
Почему полезность религии относительна, а вредность абсолютна?
Религия, как аккумулятор этики, нужна не всем, как костыль — только хромому. И наркотик — только страдающему от болей. Зачем же костыль здоровому и наркотик тому, кто и так может переносить трудности жизни? Но вот вредные стороны религии действуют всегда. Любая религия — антидемократична — делит людей на своих и чужих. Сбивает людей, особенно детей, с толку — чему верить — эволюции или Библии? Соседи другой веры и атеисты — они, что хуже нас? Если признать библейские чудеса реальными, то почему не надо верить всяким колдунам — ведунам, цыганкам, снимающим порчу, сглаз и прочей религиозной шпане? Вот и выступают большие, солидные «традиционные» религии «ледоколом», проламывающим здравый смысл и открывающим путь разным диким суевериям, с которыми формально попы, муллы и раввины борются.Вот и все. Дорогой читатель, я был с тобой честен. А теперь ты решай — если тебе хочется думать, что жизнь не кончается смертью, что если правильно выбрать учение, соблюдать нормы поведения, предписанные им, делать необходимые жесты руками и туловищем, соблюдать соответствующую диету, произносить нужные слова, то после смерти тебя встретят ангелы и отведут в сад, где ты вечно будешь пребывать в радости и общаться с близким людьми и Богом — то пусть так и будет — и ангелы сыграют тебе на арфах. Если же ты не боишься смотреть жизни и смерти в лицо, не нуждаешься в раскрашивании жизни, понимаешь ее конечность и поэтому очень ценишь ее — то добро пожаловать в суровый и прекрасный мир реальной жизни.
Владимир ЛЕГОЙДА
ПОЧЕМУ Я ВЕРЮ В БОГА
Позволю себе попытаться следовать той же логике и последовательности, которую выбрал мой уважаемый оппонент. Итак, три рода причин веры.1. Логические. Вся совокупность знаний говорит нам прежде всего о том, что мы очень приблизительно себе представляем, как на земле возник человек (есть несколько научных версий), и совсем слабо представляем, как на земле зародилась органическая жизнь. Но самое главное, что ни одна религия не отвечает (и не пытается) ответить на эти вопросы. Ответить на вопрос «как?» — задача науки. Религия отвечает на совершенно иной вопрос — «для чего?». Читая Библию, я узнаю не то, как на земле появился род человеческий, а то, зачем он появился. Священное Писание помогает мне понять смысл жизни, а не азы антропологии и космологии. Величайшей ошибкой будет читать повествующую о сотворении мира Библию как учебник по астрономии или геологии. Не меньшей ошибкой — выводить из «Происхождения видов» Дарвина смысл человеческой жизни.
А сидящего на облаке бородатого дедушки действительно не было. Бог, по утверждению всех авраамических религий (иудаизма, христианства, ислама) не находится в рамках нашего пространства-времени, Он, говоря языком философии, иноприроден или трансцендентен нашему миру, не подчиняется его законам. Иными словами, вопрос любознательных «А что делал Бог до того, как сотворил мир?», к сожалению, не имеет смысла с точки зрения христианских представлений о Боге: до того просто не было. Время возникает одновременно с пространством, они зависимы друг от друга (это еще Эйнштейн доказал). А Бог не зависим — ни от времени, ни от пространства. Этим представления о Боге в данных религиях принципиально отличаются от любых других.
Вместе с тем, само возникновении жизни на земле, а также гармония вселенной как сложнейшего организма, являются косвенными указателями на факт творения. Что логичнее и вероятнее: допустить, что ваши наручные часы были сделаны мастером, или что они возникли «сами собой», в результате непонятно откуда взявшегося «естественного хода вещей»? Мир намного более сложный организм, чем механизм часов. Разве не так?
Кроме того, с точки зрения формальной логики гипотеза религиозной картины мира и атеистической абсолютно равноправны. Поэтому если Вы, Иосиф Соломонович, апеллируете к разуму, как к абсолютной инстанции, то придется признать, что вполне возможно Вы и не правы.
2. Этические. Представьте, что мама уходит на работу и говорит своей дочке, указывая на коробку конфет: «Машенька! Ты, пожалуйста, эти конфеты не ешь, тебе вредно много сладкого». И уходит. Можно, конечно, сказать, что мерзавка-мама обрекла свою дочь на неизбежный кариес, но ведь очевидно, что перед нами — классический педагогический прием, направленный на воспитание в Машеньке задатков настоящей личности, свободно выбирающей добро или зло, будучи при этом предупрежденной родителем о том, что есть что. Куда проще спрятать конфеты и уберечь Машу от искушения полакомиться. Только насколько полезна такая постоянная родительская забота? Ведь с возрастом соблазны будут нарастать, и тогда Машу совсем придется лишить свободы выбора. Либо обречь на болезни, посерьезнее, чем возможный кариес. Лично я, в отличие от Иосифа Соломоновича, так бы расставил акценты в истории о грехопадении.
Библия, в отличие от моего уважаемого оппонента, не говорит, что Бог создал людей плохими. Он сделал их свободными. И они свободно… выбирают зло. А изгнание из Эдемского сада — это не наказание, а… спасение. Да-да, спасение! После грехопадения человек стал бояться Бога, стал убегать от Него, то есть от добра. И дальнейшее пребывание в Эдеме было бы чрезвычайно мучительным для человека. Так ребенок, не исполнив просьбу родителей, будет стараться спрятаться от них. Так любой человек, сделав другому гадость, будет пытаться избежать встречи с ним. Потому что неприятно. Особенно если тот, другой, завидев тебя, радостно воскликнет: «Где ты был? Я искал тебя!»
…А Сын Божий приходит на землю не для того, чтобы быть убитым. Он совершает то, что стало невозможным для человека после грехопадения. Чего человек всегда пытался достичь, но сам так и не смог — вечной жизни и освобождения от рабства греху, в которое впал человек после поступка Адама и Евы. Люди спасены не потому, что они распяли Сына Божия — это было бы странным. Спасение возможно потому, что Христос воскрес.
3. Эстетические. Представление о том, будто всё, что доставляет человеку наслаждение, рассматривается в религии как грех, — к сожалению, одно из самых распространенных заблуждений. «И оставит человек отца и мать, и прилепится к жене своей, и двое будут в плоть едину». Это Библия. А не современное пособие по сексологии.
Другое дело, что спектр удовольствий для религиозного человека, как мне кажется, несколько шире. Основатель ислама как-то сказал: «Больше всего на свете я любил женщин и благовония, но истинное наслаждение находил в молитве». Иными словами, есть иерархия наслаждений: духовные, душевные, физические. Будем спорить, какие сильнее?
Кроме того, Вы, Иосиф Соломонович, считаете, что побуждения атеиста чище и красивее. Но где же этот критерий чистоты и красоты? Откуда он может взяться в атеизме? Не из христианства ли? Недаром атеизм — это явление свойственное исключительно западноевропейской христианской цивилизации!
Реальная Церковь
В свое время мой друг, профессиональный пиарщик, раскрыл предо мною секреты мастерства так называемого «черного пиара». «Понимаешь, — сказал он, — дискредитировать, скажем, кандидата на какой-нибудь политический пост весьма просто. Достаточно опубликовать одну статью, в которой сказать или даже намекнуть (чтобы потом не судиться), что он, например, педофил. Больше ничего делать не надо. Начнет оправдываться — на воре и шапка горит. Будет молчать — чует кошка, чье мясо съела».Я далек от обвинения моего уважаемого оппонента в использовании нечистоплотных пиар-технологий, но, поверьте, считаю настолько очевидным нелепость тезиса от том, что «из хорошего — только благотворительность, а вот из плохого столько всего: и табак, и сожженные книги, и обиженные музеи», что испытываю даже некоторую растерянность. Честно говоря, совсем не хочется приводить здесь «список добрых дел Церкви». Ну, не верит Иосиф Соломонович в то, что в нашей Церкви тысячи, десятки тысяч людей, священников и мирян, ежедневно совершают самоотверженный подвиг служения людям в самых разных местах: больницах, приютах, школах, университетах. Ну как мне его переубедить, если две статьи в «Московском комсомольце» десятилетней давности, в которых интерпретация реальности граничила с ложью, ему кажутся весомее, чем, например, труд в московской первой градской больнице его коллег — девчонок из училища сестер милосердия?! Да и надо ли переубеждать? Почему Христос исцеленному Им человеку заповедовал никому не говорить, Кто его исцелил? Почему говорил ученикам, что, когда творите милостыню, правая рука не должна знать, что делает левая? Странный Бог. С явно не атеистической логикой…
В один из ключевых моментов православной Литургии, священник поднимает перед стоящими в храме людьми Чашу с Причастием и провозглашает: «Святая — святым!», призывая понять, что к святости Бога не смеет приступить ничто нечистое. А хор тут же отвечает: «Един свят, един Господь, Иисус Христос, во славу Бога-Отца». То есть никто, подчеркиваю — никто, ни один человек, не свят так, как Бог. Никто не свят, кроме Бога. Церковь — мир парадокса, мир глубины и иного взгляда на мир. Христиане не воспринимают Церковь как сообщество людей с ярко выраженными крыльями за спиной. Самоощущение христианской Церкви прекрасно выразил известный физик и богослов Блез Паскаль: «Люди делятся на праведников, которые считают себя грешниками, и грешников, которые считают себя праведниками». Не буду продолжать — лучше все равно не скажешь…
Что касается фильма Скорцезе — мне лично неизвестны те факты с отключением электричества «клерикалами», которые приводит Иосиф Соломонович. В случае, если все так и было, могу лишь произнести те слова, которых мой оппонент ждал с экрана от священника: Церковь действительно не несет ответственности за все поступки, которые совершаются отдельными людьми от ее имени. Добавлю лишь, что мне непонятно упорство, с которым телеменеджеры игнорировали просьбы Московской Патриархии не показывать этот фильм.
С выставкой в музее тоже все вполне понятно. С художественной точки зрения экзерсисы нынешних, с позволения сказать, мастеров, есть не что иное, как агония постмодернизма, маскировавшего под маской оригинальности абсолютную художественную стерильность. Я не хочу оправдывать поведения нескольких алтарников одного из московских храмов, разгромивших выставку. Я просто попытаюсь объяснить мотивацию их действий. Точнее, попрошу это сделать великого англичанина и искреннего католика Гилберта Честертона. В романе «Шар и крест» писатель рассказывает о католике, попавшем из деревни в город. Увидев в витрине местной газеты статью с напечатанной, по мнению католика, хулой на Богородицу, он разбил витрину, после чего был, естественно, препровожден в суд. Где тоже никак не могли уяснить, чего же «копья ломать»!? Никто не мог. Кроме, кстати сказать, главного редактора газеты «Атеист», которого католик вызвал на дуэль. И тот принял вызов.
Причины же своего недовольства католик объяснил так: «Этот жестокий мир добр ко мне, ибо там, превыше небес — то, что человечней человечности. Если за это нельзя сражаться, то за что же можно?.. Я не хочу жить в бессмысленном мире. Так почему же мне нельзя сражаться за собственную жизнь?» И все-таки этот искренне верующий человек в финале произведения отказывается от поединка с обидчиком, так как «гнев человека не творит правды Божией». (Иак. 1:20) Поймите же, наконец, что для искренне верующего человека все эти ужимки современных художников так же оскорбительны, как глумление над матерью.
Уважаемый Иосиф Соломонович, представьте на минутку, что персонажами этой выставки стали ваши родители — в угоду бурной фантазии художника. Наверное, разгром выставки не будет творить правды — ни Божией, ни человеческой. Но гнев-то в Вашей душе все равно возникнет! И он, а не холодный расчет, будет Вами управлять в этот момент.
* * *
В чем суть наших расхождений в этом споре? Иосиф Соломонович утверждает, что в объективно существующем мире есть люди-атеисты, которые пусть не все, но многое и достоверно об этом мире знают, живут умно и честно, полагаясь на свой разум и постоянно стремясь к удовольствию через удовлетворение своих желаний. Это сильные и умные люди, смело смотрящие в лицо жизни и творящие добро. Их жизненные принципы сформированы самой жизнью в течение столетий. Потом они умрут. И… всё.А есть группа странных верующих, которые не понимают, откуда взялся этот мир, живут небылицами и глупыми фантазиями, при этом совершают разные гадости и не дают остальным спокойно жить. Они считают себя грешными и даже не очень умными, и надеются, что несуществующий Бог подарит им спасение. Среди этих верующих есть особо вредная прослойка клерикалов, которые управляют остальными как рабами, забивая им мозги, а сами живут в роскоши, торгуют сигаретами и управляют телевидением и судами. Есть и среди этих странных небольшая часть неглупых и честных людей, которые, тем не менее, почему-то не могут разорвать паутину лжи и позора и считают себя рабами несуществующего Бога.
Понятно, кто лучше?
Я намеренно утрирую. Намеренно, потому что любая гиперболизация четче определяет суть позиции.
Мне картина представляется несколько иной. Вернусь к сравнению верующего с влюбленным. Точнее, с любящим. Тот, кто любит, живет в цветном, наполненном смыслом мире. В каждой былинке, в каждом творении этого мира он видит не просто функцию, а смысл. Смысл, вложенный Творцом. Мир любящего богаче мира того, кто не любит. Он умеет находить радость не только в солнечном дне, но и в пасмурном. Он способен жалеть не только друзей, но и врагов. Он способен любить. В мире общечеловеческих ценностей любить нельзя. Ты всегда будешь видеть, что один глуп, другой — безобразен, третий — настолько красив и умен, что общение с ним не доставит тебе никакого удовольствия. Не так любящий. Для него нет безобразных. Вдумайтесь: нет! Каждый, подчеркиваю, каждый человек есть образ Бога. И не может не быть любим. Любящий живет не для себя, он живет другими и для других.
Иосиф Соломонович может мне возразить: «Где Вы таких видели?» Видел, мой уважаемый оппонент, иначе никогда не стал бы христианином. А знаете, почему есть такие люди? Потому что две тысячи лет назад тот Бог, которого Вы считаете мстительным и недалеким, с Креста обратился к Отцу, прося Его — нет не за Себя, а за Своих мучителей-солдат, которые в момент распятия делили остатки Его одежд: «Господи, прости им, ибо не ведают, что творят». Какие уж тут общечеловеческие ценности!..
Конечно, атеисты бывают разные. И любящие много больше, чем иные верующие. Правда, как мне кажется, любящие не потому, что они атеисты, а несмотря на это. Уж простите мне такую неполиткорректное высказывание.
А если совсем серьезно, опять призову на помощь клерикала. Звали его Савл, был он фарисей и гонитель христиан. Но в историю вошел с именем апостол Павел. Однажды он написал жителям города Коринфа:
«Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится».
Любовь не перестает, дорогой читатель!..
«Фома» 5 (28) и 6(29) 2005 г.
http://www.fomacenter.ru/index.php?issue=1§ion=3&article=1263
