 |
| Русский дом | Сергей Тюляков | 10.10.2005 |
Всё забыли. Но и мы можем предъявить претензии к Польше: за прошлое, и сейчас — после событий в Варшаве, где били русских подростков только за то, что они — русские.
Сегодня нет публикаций о десятках тысяч русских военнопленных, погибших в польских лагерях в 1919—1920 годах. Зато книгами о катынском расстреле польских офицеров заполнены стеллажи московских библиотек и больших магазинов. А ведь в 12-ти польских лагерях от эпидемий и болезней, голода, лишений и издевательств умерли около 60 тыс. русских воинов. Даже о самом большом лагере — в Тухоли, названном белоэмигрантами «лагерем смерти», где узники умирали целыми бараками, — фактически мало кто знает в России. Но помнить надо всех погибших. В этом — историческая справедливость.
Варшавская газета «Свобода» 19 октября 1921 года сообщала, что в лагере Тухоли умерли за один год около 22 тыс. красноармейцев, попавших в польский плен после советско-польской войны 1919 — 1920 годов. Русских, как скот, вместо лошадей впрягали, и они таскали телеги и бороны на лесозаготовках, пашне и дорожных работах. В 1965 году в польском архиве обнаружили «Письмо начальника II отдела генштаба польской армии И. Матушевского генералу К. Соснковскому» от 1 февраля 1922 года, курировавшему лагеря. Ему «не показалась невероятной» цифра умерших в Тухоли — более 20 тысяч человек. Тогда же Союз русских студентов из эмигрантов в Польше заявил: «Из-за антисанитарных условий в Тухоли болезни буквально косили узников». Удалось достать официальный польский документ о том, что с февраля по май 1921 года в Тухоли зафиксировано 23 878 случаев заболеваний, в том числе тифом, холерой, дизентерией, туберкулезом. Представители РСФСР в Смешанной комиссии по обмену военнопленных заявили (протокол от 28 июля 1921 года): «Поляки обращались с россиянами не как с людьми равной расы, не как с обезоруженными солдатами противника, а как с бесправными рабами».
К сожалению, действительно исторически сложилось так, что поляки к русским вообще относятся почти враждебно. Но истребление простых солдат — это не история, а преступление и варварство. Очень жаль, что польская сторона это не понимает до сих пор.
Почему автор этой статьи подробно исследует трагедию польских лагерей? В деревне, где жил его дед, у многих жителей не вернулись родные именно из польского плена.
А в 1921 году в лагерь смерти этапировали наших соотечественников — интернированных белогвардейцев и членов их семей.
Казалось бы, их-то, воевавших против советской власти, за что? Это пусть догадливый читатель сам сообразит. Я изучил письма интернированных в эмигрантских газетах (1920 — 1923 годы). В этих письмах — их жизнь, если это можно назвать жизнью. Это письма из лагерного ада.
Письмо Д. В., лагерь Тухоли, 2 декабря 1921 года:
«Медленно угасает человеческая жизнь в казематах Тухоля. Душные, тёмные, сырые, холодные, с огромными щелями в потолках, в окнах, в дверях, признанные комиссией непригодными для проживания в них человека, казематы эти наполнены „бывшими людьми“, героями Великой европейской войны, бесстрашными воинами Великой гражданской русской бойни и вот они, как огромные чёрные тараканы, кишат в казематах, шуршат на голых нарах, ссорятся, проклинают судьбу. Каждый день я вижу их, замкнутых, молчаливых, со страждущими ликами, отражающими ту горькую неправду, которая выпала на долю невинных мучеников поруганной России. Вижу, как оборванные, полубосые прыгают они, „возбуждая смех у иных“ (т.е. у охраны) в обширных лагерных постройках, прозябших до костей от злобных порывов приморского ветра, скрываются в подземелья, не находят там ни покоя, ни света, ни тепла. А ведь это те, кто напрягали все силы, чтобы воскресить страдалицу Родину. Это те, кто, рискуя жизнью и веруя в будущее России, три года своей кровью спасал и культуру Запада от страшного удушья и яда коммунизма. Они дали возможность Европе жить „усладой жизни безмятежной“. Ныне эти борцы в казематах лишены солнечного света. Но другой свет, тихий, святой свет мерцает, как далёкая звезда, в сердце каждого из них. Это свет надежды увидеть родную страну и победу над красной каторгой. Не одни воины мучаются в этом аду. Женщины, бежавшие с ними от безумства красных, рождённые в болезнях дети, не научившиеся познавать ни добро, ни зло, выпивают до дна ту же горькую чашу дикого возмездия и в невыплаканных слезах жалуются на отчаяние, но не людям, нет! Ему жалуются, пред Ним падают ниц, показывая сине-красными от стужи руками на завёрнутых в ворох тряпок безгрешных малюток. Не о жизни младенцев просят матери, ведь они не знают жизнь, а о гибели ангельских душ, о смерти детей молятся матери. Медленно угасает жизнь человеческая в Тухоли!»
Письмо из Тухоли, 22 октября 1921 года:
«…Интернированные размещены в бараках и землянках. Те совершенно не приспособлены для зимнего времени. Бараки из толстого волнистого железа, изнутри покрыты тонкими деревянными филёнками, которые во многих местах полопались. Дверь и отчасти окна пригнаны очень плохо, из них отчаянно дует… Интернированным не дают даже подстилок под предлогом „недоедания лошадей“. С крайней тревогой думаем о будущей зиме».
Письмо М. Т., лагерь Тухоли, 8 ноября 1921 года:
«…Прошел ровно год, как наши части перешли реку Збруч… С 22 августа 1921 года мы в Тухоле, с именем которого связаны самые тяжёлые впечатления… С большой дороги, из-за рощи и возвышающегося земляного бугра не видно самого нашего лагеря… не видно людских страданий, горя и слёз. Всё проносится мимо. Сердце полно любви к Родине. Хочется крикнуть:
„Обреченные на смерть тебя приветствуют, Родина“».
Рассказ, написан узником Тухоли:
«.Тусклый свет догорающей свечи осветил смуглое лицо татарина, редкую каштановую бородку, узкие чёрные глаза его ярко горели. Татарин подошёл к спорящим уральским казакам, присел на краю грязных от сапог нар и начал говорить: „Помолчи, друг моя, помолчи, не тыкай в две глаза. И здесь твоя — моя равна. Нас мало и надо жить… будь довольна всем, что есть“. К татарину никто не прислушивался, продолжали спорить. Но татарин продолжал: „Мой сказал, что шум-гам не нужна, потому одна вреда есть. И твой дрался и мой дрался, пока был можно, а припёр большевик — шабаш. Моя — твоя сравнял, твоя — моя равна… надо жить“. Медленно текут дни, часы и минуты лагерного житья. Тихая печаль о далёких родных домах, семьях, лесах, о склонности казака к постоянному труду, труду свободному, равномерному, здоровому… - наложила тягостный отпечаток на лица бесхитростных уральцев…»
Письмо из Тухоли, 22 декабря 1921 года:
«Сегодня польский сочельник… По соседнему с лагерем шоссе гремят подводы, счастливые люди, имеющие Родину, дома и семьи едут в костёлы и кирхи. Скоро придёт и наше Рождество. Чем отметим этот великий праздник Рождения Правды на земле? Щемящей грустью… Беспредельной тоскою по утерянной Родине, по голодающим нашим близким… Скоро придёт к нам наш праздник, но уже и сейчас под шум колес на шоссе в нашу землянку спустилась тоска — милая, как чары возлюбленной, и тяжёлая, как удушливые газы… Спустилась и надолго отравила наши души…»
Лагерь Тухоля был закрыт лишь в 1923 году. Сохранилось Тухольское лагерное кладбище, неухоженное и, смело скажем, забытое Россией! Нет православных крестов на могилах наших соотечественников. Лишь шестиметровый обелиск, установленный германской администрацией в 1916 году умершим военнопленным неприятельских армий (в основном русским пленным) с надписью на четырёх языках: немецком, русском, польском и румынском. Русские и румыны похоронены иногда в одних братских могилах. Польские власти увековечили это место двумя стендами в 1990 году. На одном — информация о погребённых пленных Первой мировой войны, на другом — об умерших «большевистских пленных» (1920−1921 годы).
Россия, вспомни своих сыновей!
