 |
| Русский вестник | Михаил Ткачев | 05.10.2005 |
В саду горит костёр рябины красной,
Но никого не может он согреть…
родился в 1895 году 3 октября, в самый «огненный» апогей осени, когда ещё не «отговорила роща золотая…», а лишь началось её полыхающее золотое веселье.
Место Есенина в русской поэзии — особенное, национально значимое, поскольку венчает целую эпоху в русской поэзии «железного» ХХ века — века великих потрясений, века разрушения России, как в 1917 году, так и в 1990-х годах, продолжающегося и сегодня, в веке двадцать первом.
Я рассматриваю всю русскую поэзию в трёх эпохах, в трёх «полюсах». Первая эпоха — «Слово о полку Игореве», где великий эпос явился венцом всей летописно-книжной культуры Древней Руси домонгольского периода.
Вторая эпоха — эпоха Пушкина, её завершает Иван Бунин как один из самых гармоничных русских писателей после Пушкина и Лермонтова, блестяще владеющий и прозой, и поэзией, сохранивший верность русской классической традиции, не признавший ни одного из «новомодных» литературных течений.
И третья эпоха русской поэзии — эпоха Есенина (1).
Крестьянство на Руси всегда, на протяжении всей её истории играло ключевую роль, оно органично вплеталось не только в образ жизни русского человека, в его быт, культуру, но и в форму государственности.
Без крестьянства не было бы и дворянства, не было бы Православной Церкви, а значит, не было бы России, ибо из него она состояла (2).
Всё, что было накоплено в русском крестьянстве за его более чем тысячелетнюю историю (жизненный уклад, традиции, любовь к земле и к природе, культура труда и быта, обрядовая культура и песенное творчество, здоровый консерватизм и психология мышления и многое другое) ярко и самобытно выплеснулось и выразилось в творчестве Есенина его замечательной лирикой, глубинно-скрытой философией, неповторимой красотой и образностью его поэзии.
К Есенину как ни к кому другому относятся пророческие строки Фёдора Тютчева:
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Так было угодно Богу — щедро вознаградить своей ослепительной искрой златокудрого крестьянского паренька из рязанского села, дабы он уже своим волшебным поэтическим словом в «минуты роковые» наступающего железом и антихристом ХХ века сохранил и сердцем, и песней, и образом — душу великого народа, по-своему, талантливо и самобытно продолжил то, что было создано гениальным Пушкиным и его эпохой.
Перед Есениным стал выбор: или воспевать «революционные деяния» безбожной власти, или, ценой собственной жизни, петь о народной душе.
Он выбирает — последнее, а «всеблагие» призывают его «собеседником на пир"…
Явление Есенина было не чем иным, как ответом России на предстоящую гибель её самого многочисленного и древнего сословия — крестьянства, ибо других сословий в России, имеющих реальную силу, уже не было.
Есенин как великий национальный поэт пророчески точно угадал и выразил этот необычайно трагический финал:
Я последний поэт деревни,
Скромен в песнях дощатый мост.
За прощальной стою обедней
Кадящих листвою берёз.
Догорит золотистым пламенем
Из телесного воска свеча,
И луны часы деревянные
Прохрипят мой двенадцатый час.
На тропу голубого поля
Скоро выйдет железный гость.
Злак овсяный зарёю пролитый
Соберёт его чёрная горсть.
Неживые, чужие ладони,
Этим песням при вас не жить!
Только будут колосья-кони
О хозяине старом тужить.
Будет ветер сосать их ржанье
Панихидный справляя пляс.
Скоро, скоро часы деревянные
Прохрипят мой двенадцатый час.
1920
Поэт прекрасно знал: чтобы избавиться от народа, нужно лишить его песен, в которых живёт его душа, а оставшаяся плоть, умеющая только потреблять (временная и тленная, как всё материальное и земное), умрёт сама. Так оно и случилось…
Разве не у сегодняшних безголосых и механически-бездушных исполнителей всякой попсово-эстрадной халтуры и тусовочной „фанеры“, заполонивших и телеэкраны, и всевозможные бесчисленные их носители, — „неживые, чужие ладони“?..
А среди потребителей этих „звуков и текстов“, говоря языком Пушкина» — «толпы и черни», песням Есенина никогда не жить, поскольку, лишённые души, прочувствовать, понять и оценить истинную красоту и гармонию, лиризм и образность песен великого поэта — увы, не в состоянии. Ибо их души — уже и глухие, и слепые…
А что такое для русского человека настоящая песня? Современник Есенина великий русский певец Фёдор Шаляпин говорил так: «Горбатого могила исправит; а я скажу — и песня…»
Есенин понимал, что в «новой» России ни крестьянству, ни ему места не найдётся; вопрос лишь времени и не более. И через пять лет после написания этого стихотворения поэта не станет. Он будет убит самым зверским образом и официально «забыт» на целых 30 лет!
Если расстрел Государя Николая 2-го и его семьи был не чем иным, как искоренением вековой национальной державности России, то убийство ее великого поэта Есенина было осквернением ее народной души.
Трагизм положения и крестьянства, и всего русского народа, и самого Есенина гениально выразил русский композитор, наш современник Георгий Свиридов (1915−1998) в своей могучей вокально-симфонической «Поэме памяти Сергея Есенина», в центре которой стоит стихотворение Есенина «Я последний поэт деревни», другие его стихи и сам поэт как пророк, со своим глубинным миропониманием. Сегодня эта поэма воспринимается с особенной остротой и болью. Она, как и Есенин со всем своим великим наследием, никогда не устареет!
Не случайно Свиридов, прекрасно знавший русскую литературу, тонко и глубоко чувствовавший русскую поэзию от Пушкина до Рубцова, вышедший, как и Есенин, из крестьянской среды, в 1987 году в одной из своих «Тетрадей» напишет: «Есенин — всё растёт, перерос всех (без исключения). Он попал в эпицентр, в точку пересечения всех линий (скрестившихся) Русской жизни, в центр боли, мук и всех надежд, какие ещё остались. Заблудшая русская душа, найдёт ли она выход?»
«Деревня была стихийным хранителем национальной культуры, песен, обрядов, обычаев. Эта деревенская культура была почвой, на которой произросла вся наша классическая музыка: Глинка, Бородин, Чайковский, Мусоргский, Римский-Корсаков, Рахманинов, всё то, что внесла Россия в культурный фонд Человечества. С исчезновением деревни, с исчезновением православной Церкви наша музыкальная культура, самобытная и духовно самостоятельная, скоро перестанет существовать, не имея питательных соков. Она обратится в заемное, подражательное сочинительство, не имеющее ни смысла, ни духовного наполнения, ни ценности"(3).
Как глубоко, ёмко и верно сказано!
Действительно, гигантская насильственная урбанизация государства, выразившаяся в уничтожении деревни с её огромным, веками накопленным песенным и обрядовым богатством, потеря народом своей исторической и духовной памяти привели к тому, что русский народ, песенный народ, перестал творить и петь свою (народную) песню, свой (народный) романс, забылись и исчезли застольные и обрядовые песни. Великая самобытная культура перестала развиваться. Взамен пришла пошлая, наглая, бездарная эстрада со своими духовно-мёртвыми «шоу-зрелищами», разнузданными «шабашами», «тусовками» и «цивилизованными сборищами», с безликими, убогими «текстами» и такими же исполнителями (4).
С гибелью деревни в России началось духовно-нравственное оскудение и разрушение всего здорового, ценного и цельного в человеке: веры, целомудрия, чести, совести, любви к своему Отечеству, к своей родной земле, способности любить, творить и созидать.
Уже в своих ранних, самых первых стихах юный Есенин мастерски, словесными мазками волшебной кисти творит неповторимые картины природы, мира и бытия:
Дымом половодье
Зализало ил.
Жёлтые поводья
Месяц уронил.
Роща синим мраком
Кроет голытьбу…
Помолюсь украдкой
За твою судьбу.
1910
Поэт, которому нет ещё и пятнадцати лет, глубоко чувствует и видит душой трагическую судьбу того, о чём пишет, и «украдкой молится» за каждого из нас…
В русской, славянской духовной традиции понятия: Бог, Отечество, Родина, земля, вера, любовь, соборность — имели всегда высокий и святой смысл, и без них не может ни родиться, ни состояться, ни остаться в памяти поэт, прозаик, художник, музыкант — любая выдающаяся личность, несущая национальную культуру, духовность.
Край любимый! Сердцу снятся
Скирды солнца в водах лонных.
Я хотел бы затеряться
В зеленях твоих стозвонных.
Всё встречаю, всё приемлю,
Рад и счастлив душу вынуть.
Я пришёл на эту землю,
Чтоб скорей её покинуть.
1914
Поэт «рад и счастлив душу вынуть» для нас, оставшихся после него. А после этого можно и покинуть «эту землю». И суть не в том, быстро её покинуть или несколько задержаться на ней; любая самая долгая жизнь — не что иное, как мгновение! Главное — каково это мгновение: остывающей головешки или вспышки яркой молнии, переходящей в свет негасимой звезды.
Бог вознаградил поэта неисчерпаемым даром, способностью творить поэзию там, где побывала его душа; и он щедро делится с нами, с читателями, таинством и щедростью своего таланта.
Там, где вечно дремлет тайна,
Есть нездешние поля.
Только гость я, гость случайный
На горах твоих, земля.
Широки леса и воды,
Крепок взмах воздушных крыл.
Но века твои и годы
Затуманил свет светил.
Не тобой я поцелован,
Не с тобой мой связан рок,
Новый путь мне уготован
От захода на восток.
Суждено мне изначально
Возлететь в ночную тьму.
Ничего я в час прощальный
Не оставлю никому.
Но за мир твой с выси звездной,
В тот покой, где спит гроза,
В две луны зажгу над бездной
Незакатные глаза.
1916
Замечательное стихотворение, прежде всего глубокой философией и видением своей судьбы и значимости и на земле, и на Небе. Каждая строка и образна, и лирична, и необычайно верная — пророческая.
Разве не земные «века и годы» «затуманил свет светил»?
Какое глубочайшее видение своей судьбы! И не только земной…
Новый путь мне уготован
От захода на восток.
Стихотворение написано за девять лет до убийства поэта.
И даже дело не в том — является ли его стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья…» подделкой его убийц или его стихотворением, суть в том, что оно написано поэтом задолго до смерти; для поэта темы жизни и смерти всегда являлись особо духовно значимыми; это глубоко волнует художника всегда, на протяжении всего его творческого пути, а не только перед смертью. Главное другое — не мог он писать об этом перед смертью, тем более не мог дарить своим убийцам, которые как исполнители чудовищного преступления шли за ним везде и всюду…
Для них он «в час прощальный» ничего не оставил, а для всех остальных, в том числе и для нас, — «с выси звездной» — «в две луны зажёг над бездной незакатные глаза». И эти глаза не что иное, как душа поэта, будут жить и с нами, и над нами, и в нас, пока будем живы и мы, и наша память.
Есенин более сорока лет назад ворвался в моё мироощущение своей неповторимой самобытностью, дал мне ответ, в чём таинство и очарование человеческой души, красота, гармония и глубина человека, его духовного мира, которые нельзя постичь, тем более выразить, без любви к природе, к своей земле, к своему народу. Через Есенина я глубже понял Пушкина, всю русскую поэзию 19-го века…
Наверное, только Есенин мог сказать:
Оттого и дороги мне люди,
Что живут со мною на земле.
Сергей Есенин — это русская поэзия заново, но уже в ХХ веке, через сто лет после Александра Пушкина.
У каждого поэта, у каждого художника есть свои особые «житейские повороты», определяющие его и творческую, и жизненную судьбу. У Есенина таковым явилась встреча (им задуманная и осуществлённая) с великим русским поэтом, написавшим:
Наш путь — степной,
наш путь в тоске безбрежной,
В твоей тоске, о Русь!
И даже мглы — ночной и зарубежной —
Я не боюсь.
А. Блок «На поле Куликовом»
В 1915 году, 9 марта, Есенин приезжает в Петербург с единственной целью — встретиться с Александром Блоком. Для 19-летнего юного, ещё неизвестного поэта-самородка встреча с первым в то время поэтом России имела решающее значение. И не только для самого Есенина, но (как оказалось впоследствии) и для всей русской литературы, русской культуры.
Блок, приняв Есенина у себя на квартире и напоив его чаем, внимательно прочитал его рукописные тетрадки со стихами. И хотя в стихах Есенина был иной поэтический мир, иные образы, чем в блоковской поэзии, Блок в мгновение ока оценил дар юного поэта и, пользуясь своим огромным творческим авторитетом, открыл ему поистине тернистый и трагический путь (как и свой собственный) в русскую литературу…
А через девять лет, уже после смерти Блока, в июне 1924 года, на празднике поэзии, посвящённом 125-летию со дня рождения А.С. Пушкина, в Москве у его памятника на Тверской, Есенин, уже известный поэт на всю Россию, прочитает, обращаясь к Пушкину:
А я стою, как пред причастьем,
И говорю в ответ тебе:
Я умер бы сейчас от счастья,
Сподобленный такой судьбе.
Но, обречённый на гоненье,
Ещё я долго буду петь…
Чтоб и моё степное пенье
Сумело бронзой прозвенеть.
И мечты Есенина сбудутся: через 71 год, в 1995 году, в свой столетний юбилей он станет, теперь уже навсегда, совсем недалеко от Пушкина, на Тверском бульваре, и они в бронзе будут говорить друг с другом, а есенинское «степное пенье» не только «бронзой прозвенит», но и продолжит пение — пушкинское.
КАК И РУСЬ, ЕСЕНИН — НАВСЕГДА!
«На тропу голубого поля
Скоро выйдет железный гость»
С. Есенин
Жалко, жалко!
Что волшебника не стало,
Что ушёл без времени поэт!
Что безжалостное мести жало
Впившись в сердце, погасило свет.
Что высоко оборвалась нота,
Чтобы песнь умолкла навсегда.
Наступил на горло её кто-то,
Чтоб в кринице кончилась вода.
И часы двенадцать прохрипели,
Всё его пророчество — сбылось!
И, ломая звонкие свирели,
На тропу ступил «железный гость».
Растоптал он голубое поле,
И с корнями вырваны кусты!
Только горе — превратилось в море,
А стихи — в волшебные цветы!
И никто не разгадает тайны;
Не иссякнет в роднике вода.
Как и Русь, Есенин в ней бескрайний,
Как и Русь, Есенин — навсегда!
Чтоб у смерти не найти ответа,
Зло у власти ставит — алчный сброд…
Убивают на Руси Поэта,
Остаётся сиротой — народ!
1995
Михаил ТКАЧіВ
2. Слово «крестьяне» имеет древнее происхождение от слова «христиане». Значительно позже, уже у В. Даля: «Крестьянин, крестьянка» — крещеный человек…" (Прим. Автора).
3. Свиридов Г. Музыка, как судьба. — М.: Молодая гвардия, 2002. — С. 428, 450.
4. За последние 13 лет «дикого капитализма» (1990−2003 гг.) в России исчезли с лица земли более 17 тысяч деревень и сёл, закрыто более 10 тысяч сельских школ. И этот процесс продолжается, к глубокому сожаленью, теми же темпами…
