Литературная газета | Архимандрит Зинон (Теодор) | 28.09.2005 |
Совершенно особое чувство охватывает меня всякий раз при подъезде к деревне Гверстонь, где обитает последние годы архимандрит Зинон — один из современных иконописцев, и иконописец совершенно своеобычный, наследующий истоки раннехристианского искусства.
Как это часто бывает с богато одарёнными и по-настоящему неординарными личностями — судьба отца Зинона отнюдь не была усыпана розами. Недолгим, к величайшему сожалению, выдалось его пребывание в Псково-Печорском монастыре, который с его приходом, казалось бы, начал открывать новую страницу в своей истории и где созданные им иконы и фрески вступили в зримое противоречие с пышным декором и бутафорией нынешней обители. А из Спасо-Мирожского монастыря, где он вслед за этим стал настоятелем, архимандрита и вовсе изгнали за «преступную связь» с католиками.
В Гверстони архимандрит возвёл скромную каменную церковь, освоил редчайшую для нашего времени технику энкаустики, считает, что здесь его храм, его место служения…
Свою беседу с ним я решил начать с вопроса о том, что является смыслом иконы.
— Икона ничего не изображает, она являет. Она есть явление Царства Христова, явление преображённой, обоженной твари, того самого преображённого человечества, которое в своём лице явил Христос. Поэтому изначальными иконами Церкви были иконы Спасителя, сошедшего с небес и вочеловечившегося для нашего искупления, и Его Матери. Позже стали писать апостолов, мучеников, которые тоже явили в себе образ Христа. Качество иконы определяется тем, насколько она близка к Первообразу, насколько она соответствует той духовной реальности, о которой свидетельствует.
Князь Евгений Трубецкой говорит, что не мы смотрим на икону — икона смотрит на нас. К иконе надо относиться как к высочайшей особе: было бы дерзостью заговорить с нею первым, нужно стоять и терпеливо ждать, когда она соизволит заговорить с нами.
Икона есть свидетельство Церкви о Боговоплощении, о том, что Бог вошёл в мир, воплотился, соединился с человеком настолько, что теперь каждый может вырасти в меру Бога и обращаться к Нему как к Отцу.
Но сейчас, можно сказать, икона не занимает в богослужении подобающего ей места, и отношение к ней не такое, каким должно быть. Икона стала просто иллюстрацией к празднуемому событию, поэтому и не важно, какова её форма, и потому у нас всякое изображение, даже фотографическое, почитается как икона. На икону давно перестали смотреть как на богословие в красках, даже не подозревают, что она может искажать вероучение так же, как и слово; вместо того чтобы свидетельствовать об Истине, она может лжесвидетельствовать.
— Отец Зинон, как бы вы могли определить основу своего отношения к искусству иконописания?
— Икона должна быть написана натуральными красками и только на прочном материале — обычно на доске, но не на бумаге, стекле или каком-нибудь хрупком веществе.
Л.А. Успенский в одной из своих статей о красках в иконе, опубликованной некогда в одном из номеров журнала Московской патриархии, очень просто и убедительно объясняет, почему цветная фотография не может быть применена в церковном обиходе: она только имитирует цвет, тогда как собственного цвета не имеет. Потому употреблять цветные фотографии в качестве икон не следует. Икона должна свидетельствовать об истине, а мы вводим элемент лжи туда, где её не может быть.
Патриарх Алексий I просил не приносить в храм бумажные цветы, потому что в них нет правды. Ещё гораздо раньше митрополит Московский Филарет (Дроздов) говорил, что поддельные камни и поддельные металлы нельзя употреблять в церковном обиходе не потому, что они малоценны, а потому что заключают в себе ложь. Всякие механические способы воспроизведения икон Церковью не одобряются. Но, очевидно, теперь обстоятельства заставляют… Это принимает иногда чрезвычайно уродливые формы, и в наших иконных лавках продаются такие иконы, которые не имеют права на существование. Та продукция, которую выпускают мастерские патриархии, далеко не всегда соответствует требованиям, предъявляемым Церковью к своему искусству. Это очень тревожный симптом.
По сути, икона — это постижение Духа, а у нас в храмах люди молятся перед чем угодно, храмы заполнены иконами самыми неожиданными и чуждыми. Многие иконы и даже целые иконостасы написаны так, что мешают молитве. Но всякий человек должен молиться благодаря иконе, благодаря пению, а не вопреки им.
Часто церковные люди считают, что древняя икона, древнее пение — это для специалистов, даже, может быть, светских, а в Церкви они ни к чему. Более того, и среди монахов, которые должны быть профессиональными хранителями наследия, можно услышать такое мнение.
Когда я просил, чтобы открыли роспись алтарной преграды в Успенском соборе Псково-Печорского монастыря, созданную ещё при преподобном Корнилии в XVI веке, которая сохранилась довольно хорошо, — ни за что не соглашались, говорили: «Старушки не поймут».
Очень важно вернуть иконы Церкви. Но для этого, конечно, нужно сначала иметь гарантии, что они будут там храниться в должных условиях. Я думаю, что очень древние иконы уже не могут находиться в храме — должны быть особые помещения для их хранения, и только в праздники они могут выноситься для богослужения, для молитвы.
Иконописание — церковное служение, а не творчество в том смысле, как его понимают светские художники. Рождаясь из литургии, икона является её продолжением, и живёт она только в богослужении, равно как церковное пение, облачение, архитектура. Стараясь как можно глубже проникнуть в тайны иконописи, нужно рассматривать лучшие образцы, и только тогда, после приобщения к достигнутому до тебя, и самому можно что-то привнести. Всякий иконописец во все времена непременно вносил личный духовный опыт в своё творчество. Но существуют церковные иконографические каноны, переступать которые никакой иконописец не имел ни власти, ни потребности. Иконописный канон только дисциплинирует творца. Иконописец не допускает никаких самочиний, своеволий, так как в области веры есть истины, не подлежащие изменению. Поэтому следует постоянно, отсекая свои представления, стремиться к опыту Церкви.
До XVI века иконы списывались, но не копировались: если взять списки, например, с икон Владимирской Богоматери или святого Николая, самого почитаемого на Руси святого, — двух одинаковых икон вы не найдёте. Эта традиция на Руси была прервана. Стали писать иконы ремесленно, по переводам, снимать кальки, использовать другие примитивные методы. Например, старообрядческие иконы в точности вроде бы повторяют старинные, но отличаются от них, как мумия от живого человека, в них нет главного — жизни. Отсечённая ветвь засыхает.
Есть старое церковно-славянское слово, теперь уже забытое, — «иконник». Это человек, который создаёт произведения в рамках церковного канона и своим в них ничего не считает, — никто из иконописцев своих икон не подписывал, потому что искусство Церкви — соборное. Иконник, иконописец — только исполнитель. Самое опасное — подмена предания самовыражением. Современные художники, как правило, неглубоко знают христианство, а если бы знали и были людьми добросовестными, сами отказались бы расписывать храмы.
— В основу человеческого бытия по воле Божией изначально заложена внутренняя и внешняя красота. Естественно, что и настоящая икона не может быть создана, если творец не чувствует красоту и не может воплотить её в своём создании. Что для вас значит понятие «красота иконы»?
— Бог есть совершенная Красота. Красота в этом мире ещё не царствует, хотя она вошла в него с пришествием Сына Божия, с Его вочеловечением. Она проходит за Христом путь своего распятия. Красота распинается в мире, и потому она есть Красота крестная.
Вечная жизнь будет на этой же земле, но преображённой, обновлённой Духом Божиим, без греха — в созерцании Красоты, в предстоянии Богу, в общении с Ним. Вне Церкви достичь этого невозможно: двух истин не бывает.
Есть свод аскетических правил, называемый «Добротолюбие». Что понимать под добротолюбием? Я спрашивал у старых монахов, и даже они отвечали по-разному: любовь к добродетели, к добру, доброделание.
«Доброта» — слово славянское и означает Красоту как одно из имён Бога. Значит, любовь к красоте есть любовь к Богу. Духовное делание, очищение себя, приготовление к тому, чтобы быть храмом Божиим, храмом Святого Духа — это искусство из искусств, наука из наук. Красота Бога — это прежде всего красота духовная, совершенная Любовь, об этом свидетельствуют писания святых отцов. Выражаясь современным языком, Бог шёл на риск, создавая человека. В каком-то вечном плане ему были известны судьбы мира, как, конечно, и судьба каждого человека, однако весь смысл в том, что Бог — совершенная любовь; создавая человека, веря в него, Он понимал, что потребуется искупительная жертва Христа.
Сейчас многие образованные люди, не нашедшие Истины и Красоты на перепутьях мира, приходят в Церковь и ищут в Ней эту Красоту. Они очень тонко чувствуют всякую фальшь, всякое безобразие, уродство, особенно художники и музыканты. И если они увидят в храме безобразные росписи, услышат вместо простого уставного поддельное концертное пение, — никто не убедит их в том, что христиане — свидетели Небесной Красоты. Многих может оттолкнуть недолжное поведение священника во время богослужения, неприличная сану манера держаться, его неопрятная одежда, даже нечищеная обувь. У нас во всём принято ориентироваться на бабушек: примут они или нет. Я уверен, что Красота ни одну бабушку от храма не оттолкнёт, а по нашему нерадению души колеблющиеся и хрупкие могут уйти из храма навсегда.
В наше время, говоря о церковном возрождении, необходимо в первую очередь заботиться о том, чтобы Церковь постоянно являла ту Красоту, которой Она обладает в полноте, — в этом миссия Церкви в мире.
Беседу вёл Савва ЯМЩИКОВ
http://www.lgz.ru/archives/html_arch/lg392005/Polosy/122.htm