Правая.Ru | Вадим Венедиктов | 27.09.2005 |
Принято считать, что в современной России действует так называемый «принцип разделения властей», согласно которому власть в стране осуществляют независимые друг от друга институты: законодательный, исполнительный и судебный. На самом деле, большей реальной властью обладает четвертый (неофициальный) властный институт — информационный.
Российские СМИ и их влияние на общественное сознание россиян — тема уже вполне изученная и, к счастью, многими нашими соотечественниками понимаемая. Одним словом, «дурачат» народу голову. Но нужно признаться, что делают это изощренно и очень хитро.
В последнее время в информационных потоках затронута тему «революционных потрясений» в странах бывшего СССР. Нас пугают «бархатными» и «оранжевыми» революциями. Говорят, что возможна революция и в России. Бесчисленное множество политологов, философов, историков, публицистов, писателей и даже богословов задумываются о судьбе России в этой «непростой» «предреволюционной» ситуации, сложившейся именно в наши дни. Их страстные дискуссии напоминают средневековый знаменитый спор об универсалиях вокруг вопроса о том, существует ли объективное содержание у общих понятий или нет, и если существует, то в какой форме. Очевидно, что и сегодня основные моменты этих споров столь же актуальны, как и раньше.
При анализе этой полемики используются термины универсалия (лат. (pl.) — universalia) и партикулярия (лат. (pl.) — particularia). Первый обозначает общие понятия, то есть свойства («оранжевый», «бархатный» и т. п.) и виды («революция», «общество» и т. д.). Второй — отдельные вещи, то есть эту конкретную «оранжевую революцию» или конкретную «бархатную революцию» и т. д.
Различные позиции в споре об универсалиях определяются ответами, даваемыми на вопрос о том, в каком смысле существуют универсалии.
Реалисты утверждают, что универсалии являются реальными, а номиналисты полагают, что универсалии не существуют реально, а являются только именами (лат. nomina).
В настоящее время мы настолько привыкли к разного рода переворотам и поворотам, что уже по практическим соображениям для указания на похожие вещи используем общие понятия. Вместо перечисления собственных названий всех революций мы говорим о «революции», то есть используем общее имя, универсалию. Такой подход прост для дилетанта, привыкшего судить о вещах лишь по их «вершкам», а не «корешкам».
Научный термин «революция» (от позднелат. revolutio — поворот, переворот) означает глубокое качественное изменение в развитии каких-либо явлений природы, общества или познания. В этом смысле настоящая революция происходила во времена Иисуса Христа и после со временем развития христианства в Римской империи. Христианское учение похоже на «коммунизм» Платона в том смысле, что до определенной меры собственность является общей (по-латыни, communis). При этом, провозгласив абсолютное равенство между всеми членами общества во Христе, в принципе, христианство не отвергало сословных противоречий античного общества.
Христианство, признававшее покорность высшим властям (Рим. 13, 1) и не осуждавшее рабство (Ефес. 6, 5; Колос. 3, 22; Тит. 2, 9), в итоге, после двух веков жестоких гонений стало государственной религией и свергло рабство. Принципы государственной христианской политики отразились во всей истории Восточной Римской империи (Византии).
Революции, которые потрясали Европу, начиная с Нидерланд (конец XVI — нач. XVII вв.) и заканчивая Россией 1917−1918 гг., остались лишь «революциями» для советских марксистских учебников. Скорее всего, кровавые перевороты порождали лишь смуту и разруху, хаос и нищету, воспользовавшись которыми, приходили к власти бандитские кланы, состоящие из моральных уродов, воспитанных на уголовной доктрине: «бери, что попало».
Обратиться хотя бы к истории Великой французской революции и вспомнить, что одним из ее знаменитых изобретений была гильотина, которая за несколько лет обезглавила — во имя революции — 17 тысяч человек, среди коих были не только члены королевской семьи, но и, скажем, крупнейший ученый той эпохи Антуан Лавуазье и поэт XVIII века Андре Шенье.
У нас в стране после 1917 года во имя революции, в отличие от Франции, были принесены в жертву не тысячи, а миллионы людей. Троцкий (Бронштейн), поставленный Лениным во главе обороны страны, говорил: «Если в итоге революции 90% русского народа погибнет, но хоть 10% останется живым и пойдет по нашему пути — мы будем считать, что опыт построения коммунизма оправдал себя». С 1918 года по 1922 год население России уменьшилось на 15, 1 млн. человек.
Неудивительно, что государственный переворот в России изменил судьбу нашей Родины. В 1917 — 18 гг. произошла не «бархатная революция», а настоящая, жестокая и беспощадная «красная революция», в корне поправшая все заповеди любви к ближним, уничтожившая тех людей, что честно исполняли свой долг перед Родиной, что все силы свои полагали на служение благу народному.
Историки пытаются тщетно найти, разыскать и обосновать причины, предпосылки Октябрьской революции. По сути, эта революция длилась до 1941 года, до начала нового потрясения — Великой Отечественной Войны.
Основные тенденции российской революции рассмотрены некоторыми выдающимися русскими мыслителями XX столетия: И. Солоневичем, В. Кожиновым, И. Шафаревичем…
Революция в России была порождением грандиозного социального катаклизма (от греч. κατακλύζω - затоплять, наводнять). Подобное «наводнение» произошло во времена ветхозаветные. Тогда могли спастись лишь единицы: Ной и его семья.
К 1917 году в России произошло оскудение веры. За несколько дней до октябрьского переворота Поместный Собор Русской Православной Церкви обратился с посланием: «Печальные вести доходят до Церковного собора с разных мест земли Русской. То и дело слышим об ограблении церквей, монастырей, землевладельцев, а нередко и об убийствах служителей Божьих и обывателях мирского звания… Во множестве приходов различных епархий крестьяне насильно забрали себе церковную или частновладельческую землю, запахивали самовольно притчевое поле, вырубали церковный или частновладельческий лес… Постыдная родственность таких насилий со злодейскими убийствами настоящих разбойников сказалась с особой ясностью в начале сентября в одном селе под Орлом: здесь был зверски убит уважаемый священник отец Григорий Рождественский на глазах жены. Взяв деньги, разбойники убежали, заслышав набат, а собравшиеся прихожане, увидев плавающего в своей крови убиенного пастыря, принялись разбирать все оставшееся после грабителей имущество осиротевшей матушки: рожь, овес, яблоки — все, что попадало под руки… Не одни только отщепенцы человеческого общества, но чуть ли не целые деревни обращаются в злодеев.
Опомнитесь, православные христиане! Неужели же самый благочестивый в мире народ православный русский кажется лютым врагом своей Церкви, своих священников и прочих своих сограждан?
Откуда это печальное превращение? От лукавых учителей, которые натравливают людей друг против друга и против своих духовных отцов».
Весьма яркое и эмоциональное обращение от лица Русской Церкви накануне революции может пониматься нами двояко. С одной стороны, налицо явный факт: православные христиане самовольно отходят от своей Матери-Церкви. Но очевидно и другое, что православных кто-то или что-то подстрекает на этот шаг. В послании говорится о «лукавых учителях», которые натравливают православных друг против друга.
Большевистская партия, придя к власти, взяла на себя ответственность «строительства нового мира» без Церкви и без Бога. Большевистский коммунизм, таким образом, стал атеистическим учением, а для многих и религией.
Пролетарский поэт Алексей Гастев («Поэзия рабочего удара» 1918 г.) писал:
«Мы не будем рваться в эти жалкие выси, которые зовутся небом. Небо — создание праздных, лежачих, ленивых и робких людей.
Ринемся вниз!
…На многие годы уйдем от неба, от солнца, мерцания звезд, сольемся с землей: она в нас, и мы в ней.
Мы войдем в землю тысячами, мы войдем туда миллионами, мы войдем океаном людей! Но оттуда не выйдем, не выйдем уже никогда… Мы погибнем, мы схороним себя в ненасытном беге и трудовом ударе.
Землею рожденные, мы в нее возвратимся, как сказано древним; но земля преобразится……Когда, в исступлении трудового порыва, земля не выдержит и разорвет стальную броню, она родит новых существ, имя которым уже не будет человек…
Будем метрировать человеческую энергию. Здесь не должно быть ничего священного!»
Поистине, революционный стих. Но в нем запечатлена также идеология того времени. Действия, сопровождающие новые потрясения, описываемые автором, не должны содержать в себе «ничего священного». Революционная волна пролетариев особенно захлестнула по «священному» в 30-ые годы XX века. Гонения, обрушившиеся на Русскую Церковь в конце 30-х гг. прошлого столетия, были исключительными по своему размаху и жестокости в масштабе всемирной истории. Если уничтоженные или превращенные в склады храмы можно было в обозримой перспективе восстановить или отстроить заново, то расстрелянные более 100 архиереев, десятки тысяч священнослужителей и сотни тысяч православных мирян стали невосполнимой утратой для Церкви. Последствия этих гонений сказываются и в наши дни.
Таким образом, русская революция XX века была глобальным потрясением для государственного и общественного строя России. Она коснулась всех сословий и народностей огромной Империи. В силу того, что революция нанесла большой ущерб русскому Православию — в этом видится ее антихристианская закваска, а для многих сама власть большевиков в России казалась «сатанинской».
Складывается впечатление, что в начале XXI века русские патриоты забыли, что революция — это еще и вызов власти. Как правило, дерзкий и наглый. Нужно иметь большие силы (количественные и качественные), чтобы попытаться изменить действующую обстановку в стране. На деле, таких сил сопротивления в стране нет, следовательно, революции не будет.
Сейчас уже ясно, что прошло время оппозиционной риторики. Все философские и политические идеи устарели и не имеют практической значимости. Определяющими являются лишь два типа мировоззрений: христианское (созидательное) и антихристианское (разрушительное).
Хотим ли мы исправить ситуацию в стране, любим ли мы свою Родину, свою историю, культуру и религию? Наконец, любим ли мы основу нашего государства — русский народ?
Если — да, то мы должны всеми созидательными силами стараться не перевернуть, а улучшить, дополнить, преобразить сложившуюся ирреальнось в современной России. В противном случае нас ожидает не революция, а окончательное самоунитожение Российского государства. В ближайшем будущем, вероятно, большинство патриотически настроенных людей вольются в партию власти. У них будут необходимые условия для самореализации их способностей во власти. Мы очень умные, но хватит ли нам мозгов понять, что наше место не в оппозиции, а во власти?
Сможем ли мы устоять? Или мы «вожди слепые» (Мф. 23, 16), уверенные в своей непогрешимости, возразим Тому, кто нас создал: «Неужели мы слепы?» (Ин. 9, 40).
Венедиктов В. Ю., историк, публицист (Союз молодежи «За Родину!»).
http://www.pravaya.ru/look/4941