 |
| Радонеж | Владимир Можегов | 27.09.2005 |
1.
Вспомним: сперва были оцепенение и ужас, затем, когда все осталось позади, как реакция, стала нарастать критика, и чувство бездны, развернувшейся под ногами, вновь сменилось бесконечным, как само время, вопросом «Кто виноват?». Такой поворот был, конечно, неизбежен, но все-же жаль, что из безмолвного потрясения мы так стремительно вышли тогда в детерменизм рациональных вопросов и ответов. Все же трагедия в Беслане сказала нам о чем-то большем, чем «ложь правительства» или необходимость «борьбы с терроризмом». Как будто это был Глагол самой Истории, обращенный к нам, отнюдь, не как случайным постояльцам мировой гостиницы. Но так трагедию в Беслане никто, кажется, и не пытался осмыслить. Конечно, дело это, скорее, священников или поэтов, нежели публицистов, дело, быть может, другого даже времени. Но все же важно, что бы бездна, в которую мы заглянули, не была наскоро засыпана ворохом случайных, необязательных слов и не превратилась тем самым в новую опасную ловушку. Важно, что бы прозвучавший здесь и сейчас Глагол был услышан — и пусть не понят еще, но, хотя бы принят к осмыслению…2.
Трагедия в Беслане была неизбежна. И вовсе не только из-за бездействия и слабости властей (которые всегда лишь следствия). Она была неизбежна потому, что были все эти странные годы, это время испытания нашей свободы; время, в которое мы так много о себе узнали; когда из «нового человека, строителя коммунизма» хлынули такие мутные потоки вожделений, что содрогнулось утонувшее в стойком фарисействе время застоя…В наше время, когда смерть миллионов — статистика, а смерть одного — никого, кроме нескольких его близких, не волнует, трагедии, подобные этой, становятся единственной, по сути, возможностью напомнить человеку о жизни в ее подлинных измерениях; становяться тем ударом колокола, который звонит по каждому из нас и который откликается в каждом сердце…
О усталость людей, уходящих от Бога К грандиозным замыслам, славным деяниям, К искусствам, изобретениям, новым дерзаниям, К величественным, давно опровергнутым планам Освоить океаны и горные кряжи, Подчинить человеку землю и воду, Поделить звезды на избранные и обычные, Создать совершенный кухонный холодильник, Создать основанную на силлогизмах мораль, Создать и издать максимальное множество книг, Мечтая о счастье, швырять пустые бутылки, От опустошенности к энтузиазму По поводу нации, расы, всего человечества; Хотя вы забыли дорогу к Храму Некто помнит путь к вашей двери: От Жизни вы уклонялись, от Смерти не сможете…
Трагедия в Беслане была неизбежна не столько из-за бездействия властей, сколько из-за бездействия совести, вообще характерного для нашего времени. В конце концов, вовсе не «международный терроризм» и ни что другое, угрожающее извне — это наше собственное зло постучалось к нам. Это была очная ставка со злом всего нашего времени.
3.
И плоды этой встречи очевидны: Беслан показал, что мы протрезвляемся от тяжелого опьянения дурно понятой свободой, которая, как оказалось, есть все же не только свобода выбора между пятнадцатью сортами пива, но и ежемгновенная необходимость выбора между добром и злом. Беслан доказал, что для того, что бы противостоять жестокой реальности мира, надо быть сильным и что сила эта — в единстве. Но единстве не политически спекулятивном, а подлинном, единстве людей, делающих свободно и ответственно каждый свое дело, но сознающих, что дело это все-таки общее. Наконец, Беслан помог осознать нам, что идет война… Слово это наконец было сказано и быть может, это было первое внятное слово правды, прозвучавшее за все прошедшие пятнадцать лет «новейшей истории». И оно стало той необходимой точкой опоры на колеблемых весах всевозможных «правд» нашего времени, в которой только они и могли найти общий знаменатель.Конечно, точка опоры эта может показаться не слишком надежной. Но когда она была другой? Одно осознание этого дорого стоит. И опять, возвращаясь к сказанному: главный враг в этой войне — даже не «международный терроризм», а тот всепожирающий гедонизм, который вдруг стал в одночасье основным смыслом и содержанием нашей жизни. Война же — просто самое радикальное и действенное средство для отрезвления. Так ведь и Великая Отечественная не стала ли когда-то таким радикальным средством отрезвления общества, погрязшего в лицемерных преступлениях и горделивых мечтах, актом искупления грехов братоубийственной революции… И сегодня, в эпоху глобализма, терроризм этот (по-лаински страх, ужас), оказывается тем же «бичом Божим», каким в иные эпохи были Тамерлан или Гитлер…
Конечно, война эта не совсем обычная. Впрочем, что значит обычная? Или война — это естественное состояние человека? Но вся земная история не есть ли одна большая Война, лишь изредка прерываемая короткими перемириями? И не означает ли это, что мы просто живем в каком-то противоестественном мире? И не указывает ли это на причины войны более глубокие нежели те, о которых мы читаем обычно в учебниках истории? «Здесь дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей», говорил один из героев Достоевского. И не об этом ли все наше время и не это ли главный сюжет нынешней нашей войны? Ведь, в сущности, все войны на этой земле есть лишь недвусмысленные образы того, что происходит в самих человеческих душах, призванных хранить и возделывать дарованный им мир, на деле же — лишь рвущих его на части.
4.
Думаю, не ошибусь, если скажу, что переломом в этой войне, (или, говоря иначе — всей затяжной фантасмагории «новейшей истории»), стали события на Дубровке. И когда под шум СМИ и демонстрации несчастных родственников с транспарантами, призывающими выполнять все требования террористов, был отдан приказ на штурм — была одержана первая в этой войне победа. Можно было бы сказать даже, что Дубровка стала «битвой под Москвой» этой войны. Да, в той, Отечественной, был еще и 42-й, и 43-й, и Сталинград, и Курск, но победа — духовная — уже тогда, в 41-м, состоялась. Так же точно совершалась она, когда «Альфа» выносила заложников из этого «театрального центра» (не правда ли, почти шекспировский образ?) и сотни машин «скорой помощи» разьезжались с воем мигалок по утренней Москве… И, наверное, для каждого, встречающего эту весть, это был тот самый, долгожданный момент истины, когда становилось ясно, где добро и где зло, кто друг и кто враг, когда каждое сердце могло понять где оно и с кем. И кажется, именно тогда наше странное общество «дорогих россиян» снова начинало по-немногу становиться народом.В Беслане была кровь — неизбежная на войне. Был героизм — на войне необходимый. Была ответственность, заставляющяя принимать единственно возможное в данный момент решение. Не было одного — того «тайного приказа», который в Буденовске заставлял спецназ отходить, теряя бойцов, из почти освобожденного уже роддома. Причину того, что произошло в Буденовске (Святой Крест — таково, кстати, исконное имя этого русского города) также не следует искать только в глухих кремлевских тайниках пресловутой «Семьи». Буденовск стал возможен лишь потому, что в большинстве российских сердец обыватель одолел человека….
Теперь кажется очевидным: если бы не было Буденовска — не было бы ни Хасавьюрта, ни Дубровки, ни Беслана… Но если в Буденовске бандиты улыбались в эфире, если вокруг Дубровки ходили бедные родственники с транспорантами, то реакция на события в Беслане выглядела уже совсем иначе… И если «Дубровка», когда зубы врага щелкнули у самого горла страны, не дотянув каких-то миллиметров, была «битвой под Москвой», то Беслан (и сейчас скажу, наверное, то главное, ради чего и пишу эту статью) стал «сталинградской битвой» этой войны, стал, в высшем смысле, сокрушительным его поражением…
5.
Условия, в которые ставят террористы государство в таких ситуациях — безвыходны. Но, наверное, столь безвыходных, как в Беслане, еще не бывало. Хотелось бы мне посмотреть в лицо тем, кто после вопрошал: «почему не назвали число заложников», «почему не озвучили требования террористов?», «почему не начали штурм раньше?», если бы от них зависело отдать такой приказ. Легко рассуждать, сидя у телевизора, но тогда, в тех условиях, было, кажется, сделано все возможное. Только поэтому и стало возможно чудо Беслана. Ибо то, что произошло, иначе, как чудом — не назовешь. Представим себе, что готовилось нам и свидетелями чего нам предлагалось стать: как тянутся и тянуться бессмысленные переговоры, а из окон ежедневно, а затем ежечасно террористы выбрасывают трупы очередных расстрелянных детей…Но вот, газета «Комсомольская правда» передает рассказ тринадцатилетнего Саши Погребова о кульминационном моменте трагедии: «„Они (боевики) с утра над нами стали издеваться, — рассказывает он. — Мы все раздетые сидели, и террорист увидел у меня крестик на шее“. В это время под окнами школы уже рвануло первый раз. Мальчишку потыкали стволом в грудь, вминая крестик в худое тело, потом потребовали: „молись, неверный!“. Саша крикнул: „Христос Воскресе!“. И тогда бандиты стали бросать в переполненный спортзал гранаты! Сашка понял, что терять больше нечего. Среди взрывов и криков он что-то закричал, а что, и сам не вспомнит, и бросился в открытое окно. А за ним побежала еще сотня детей» («Комсомольская правда» от 6 сентября 2004 г.).
Обдумывая свои акты зарание и готовясь задолго, зло плетет паутину вокруг своей жертвы, просчитывая любые ходы, но одного просчитать оно не может — Бог всегда на той стороне, на которой правда. И когда решимость стоять за эту правду перевешивает все иные соображения — происходит чудо. Так ведь было и в прошлую войну. Ибо, когда приходит осознание, что «отступать некуда…», тогда отступают двоящиеся мысли и возвращается решимость, тогда на твою сторону встает и природа и стихии и все легионы небесных сил.
Потому, кстати, крест, подобный Беслану, несет Россия, а не, скажем, Америка. Вспомним, в какую прострацию впали власти Америки 11 сентября, когда и делать-то ничего уже не оставалось, как только сохранять лицо… Мы, быть может, единственные в мире, кто еще сохраняет веру в ценности не относительные, кто привык мыслить категориями цельными, для кого понятия правды и совести еще не стали индентичны пользе и политкорректности. И потому мы, как всегда воюем и за Америку, и за Европу в том числе. И как всегда, имеем в ответ лишь бесконечные поношения…
6.
«Идем в рай!», «Да поможет вам Аллах!» — кричали расстреливающий детей араб и его собеседники (из перехваченного телефонного разговора во время боя в Беслане)… Можно ли представить себе нечто более чудовищное, чем эти «люди», стреляющие в спины убегающих детей во имя милосердного Бога? Один этот, не поддающийся никакому рациональному осознанию, факт, заставляет искать в происшедшем, прежде всего, метафизический смысл. И, пожалуй, можно с уверенностью сказать, какой: то, что мы увидели — было предельным столкновением идеологии и человечности, зла и добра, как они есть. В Беслане зло идеологии предстало перед нами во всем своем отвратительном цинизме. И это, быть может, и было главным Глаголом Беслана.Замечательный русский богослов, протоиерей Александр Шмеман когда-то писал: «…вера — это всегда нечто очень личное, невозможное без глубокого личного и внутреннего опыта, тогда как идеология, всякая идеология, начинает с того, что просто всё личное отрицает и отвергает как ненужное. Религия — призыв верить — всегда обращена к человеку. Идеология всегда обращена к массе, коллективу, в пределе к народу, классу, человечеству. Цель, сущность религии — в том, чтобы, найдя Бога, человек нашел бы себя, стал собой. Цель и сущность идеологии в том, чтобы подчинить себе без остатка человека, чтобы человек стал исполнителем и слугой идеологии. Религия говорит: «какая польза человеку, если он весь мир приобретет, а душе своей повредит?» (Мф, 16,26). Идеология говорит: нужно весь мир приобрести для осуществления идеологии. Религия в другом человеке призывает видеть ближнего; идеология всегда направлена на дальних, безличных, отвлеченных людей"…
7.
Крушение человеческих иллюзий — так можно было бы озаглавить историю ХХ века, века, котрый стал временем великого торжества и великого крушения идеологий. Одна за другой шатались и рушились империи с их имперскими, мессианскими, расовыми идеями, а к концу его развеялся и романтический хилиазм коммунистического «светлого будущего». А 11 сентября 2001 года рухнула и «американская мечта"… И почему-то кажется, что вовсе не «масоны» и не «мировая закулиса», а сам Господь Бог сокрушил последовательно хрупкие скорлупки всех этих «измов», за которыми человек пытался спрятатся от разрешения своих последних и единственно важных вопросов.И сегодня мы вступаем в такое время, когда человек оказывается перед злом -один на один — вне империй, доктрин и идеологий. Потому и зло принимает сегодня такие формы, перед которыми становятся безсмысленными всякие картонные их стенки, потому так расшатались и обветшали все затасканные их формулы и формы. Ведь бой в этом мире идет, в конечном счете, вовсе не за империю, идеологию, доктрину, или даже религию, а за каждую конкретную, единственную, неповторимую человеческую душу… И не исполнилась ли в Беслане сполна сила знаменитых слов Достоевского о том, что никакая идея, пусть даже и самая великая, не стоит слезы ребенка, пролитой за неё?
8.
Одной из причин, побудившей меня к написанию этой статьи, стал сюжет, показанный вскоре после Беслана. В нем одна дама (из высокопоставленных), задавала риторический вопрос, обращенный, как я понимаю, к каждому; вопрос, действительно, идущий из глубины сердца: «а как, скажите, теперь, после этого воспитывать детей? Учить их ненависти?…"…Ненависть зарождается в сердце, в котором живет страх… В человеке, пережившем подлинную трагедию — едва ли останется для нее место… Ледяное дуновение смерти сметает мусор привычных страхов, обид и злости, так же, как настоящая любовь прожигает повседневный душевный ворох. Душе, пережившей великое потрясение, всякая ненависть будет казаться чем-то фальшивым, низводящим подлинность чувств к каким-то ничтожным, в сущности, предметам… И понимание этого заставляет меня, во первых, видеть в бесланской трагедии нечто большее, чем очередной повод для бесконечных страхов нашего времени, а во-вторых — оптимистически смотреть в наше будущее…
9.
Еще в семидесятых годах прошлого века упоминаемый уже Александр Шмеман, говорил слова, которые едва ли с тех пор стали менее актуальны:«…не пора ли нам…вспомнить этот сердцевинный парадокс христианства — что побеждает в нём только крест, его непобедимая, непостижимая сила, его единственная красота, его дух захватывающая глубина. Не пришел Христос спасти нас ни силой, ни внешней победой, но заповедал нам, чтоб мы знали, какого мы духа, чтоб была в нас сила крестная… Когда-то Владимир Соловьев написал книгу с парадоксальным заглавием „Оправдание добра“; в ней он так ясно показал, что слабость христиан почти всегда в том, что они сами не верят в свое добро и, когда приходит час борьбы со злом, противопостовляют ему такое же зло, такую же ненависть, тот же страх. Так вот, пора оправдать добро, и это значит — снова поверить в его силу, в его внутреннюю Божественную непобедимость. Пора миру, лежащему во зле противопоставить не чудо, не авторитет, не хлеб, как в легенде о великом инквизиторе Достоевского, а тот ликующий облик добра, любви, надежды и веры, от отсутствия которого задыхается человечество. И только тогда, когда мы в самих себе оправдаем добро и поверим в него, начнем мы снова побеждать».
«Национальной катастрофой» называют трагедию, произошедшую в Беслане. Думаю, это все же не совсем так. «Национальной катастрофой» было то самое время испытания нашей свободы, о котором мы говорили вначале. Бесланская же трагедия, уверен, может стать нашей национальной победой. Собственно, она уже ею и стала, нам осталось только её принять и в неё поверить. Примерно так же, как изуверившееся в ветхих богах древнее человечество поверило когда-то истине Креста.
Ведь даже наше «пост-христианское время» не отменяет вечных законов, по которым всякое предательство смывается кровью — и кровью невинных мучеников прежде всего. И что толку искать виноватых? Ведь как говорил Достоевский: «здесь каждый перед всеми за всё виноват».
…Но природный человек затмевает человека придуманного
И Сын Человеческий не был распят раз и в древности.
Кровь мученников не лилась только в древности.
Жития святых не совершались только в древности:
Ибо Сын Человеческий распинаем всегда,
И ещё будут Мученики и Святые.
И, если кровь мучеников потечёт по ступеням,
Нам сначала надо построить эти ступени;
И, если Храм должен быть разрушен,
Сначала надо построить Храм.
10.
В одном из первых репортажей о Бесланской трагедии промелькнуло сообщение о том, что в эти дни в местном кинотеатре должны были показывать фильм Мела Гибсона «Страсти Христовы». Как всегда в России, где «поэт больше чем поэт», и кино — больше чем кино, и жизнь — почти Житие…И вот что еще хочется сказать. Первое сентября — трагический день новой истории. В этот день началась вторая мировая война. И о сегодняшней нашей войне Время напомнило нам именно в этот день. Первое сентября — это еще и первый день церковного новолетия — рождение нового года. И ничего нет нового под солнцем, и Рождество Христово было ознаменовано избиением четырнадцати тысяч вифлиемских младенцев. И пусть не покажутся жестокими эти слова, но возрождение России, ее нынешнее Рождество стоит той мученической крови, что проливается за нее. Не бывает у Бога ни бессмысленной жизни, ни бессмысленной смерти. И в конце концов, как понял однажды Раскольников, никого кроме себя не может убить человек в этом мире. А в дни Христова Рождества, омраченных криками избиваемых в Вифлиеме младенцев, на небесах на четрнадцать тысяч ангелов стало больше…
(в статье использованы фрагменты из поэмы «Камень» Т.С.Элиота)
