 |
| Радонеж | Наталья Ларина | 14.09.2005 |
-Однажды, правда, приключился казус, — припоминает игумен монастыря архимандрит Всеволод, — рассказываю легенду иностранным гостям. И вдруг слышу, лягушка квакнула, три раза. Я был в шоке. Подбегают ко мне мальчишки, хохочут вовсю: «Батюшка, это мы созорничали. Выпустили из банок привезённых лягушек». Тогда жена посла Франции предложила: «Давайте запустим сюда нашу демократическую лягушку. Она и научит квакать ваших». «Нет, мадам, — смеётся, вспоминая, о. Всеволод, — у нас в озере демократический централизм, меньшинство подчиняется большинству, так что ваши лягушки должны будут замолчать».
Но не только природным чудом знаменит Раифский монастырь.
МАТУШКА-ЦВЕТОЧНИЦА
Первое, на что я обратила внимание едва переступила порог монастыря, были даже не дивные, белоснежные, кружевные храмы, а целое море цветов, мыслимых и немыслимых оттенков. Хозяйке этого сказочного цветочного царства Екатерине Михайловне Ошариной далеко за восемьдесят. «Завтра встану раненько, — думала я, — и расспрошу её о житье-бытье». В семь утра постучалась в её комнату. Оказалось, Екатерина Михайловна была уже на своих цветочных плантациях.-Матушка, — удивляюсь я, — да когда же вы отдыхаете? Вчера допоздна копошились на газонах да клумбах. А сегодня ни свет ни заря уже в цветнике.
-Да я встаю с первыми петухами…
В институте Катя была секретарём комсомольской организации. Как сейчас помнит июнь 1941 года. Их, студентов, послали на одну из строек в Казахстан. Ну и удивились ребята, когда увидели утром своего встревоженного преподавателя. И что его занесло к нам в пустыню? Ответ сразил ребят — уже несколько часов идёт война.
-Для меня, — вспоминает Екатерина Михайловна, — вопрос что делать не стоял. Побросала я в небольшую сумку самое необходимое, засунула свою любимую «Войну и мир» Толстого (с ней я прошла всю войну), да и в военкомат. Определили меня радисткой. Начались военные будни. Шесть часов отдежуришь на станции, потом на кухню помогать, а ночью — в дозор. Стоишь с винтовкой, темно, лес шумит, а ты вслушиваешься-вслушиваешься, не крадётся ли кто. Слух обострился до предела, из сорока радиостанций в эфире свою узнавали всегда. Начнёшь передачу, а немцы тут же запеленгуют и начинают обстреливать. Тащишь катушку, разматываешь её на бегу, а вокруг стрельба. Ну и страшно же!
Никогда не забыть мне такую картину. Бегу с проводом мимо раненых, они зовут на помощь, плачут, за ноги хватают. А остановиться-то не могу, не имею права. Перешагиваю через них и дальше бегу. Возвращаюсь назад, а помощь моя уже не нужна.
* * *
Самое горячее время у матушки — ранняя весна. Тридцать тысяч рассады надо вырастить. И не только для монастыря, но и для других храмов. Под рассаду ежегодно сколачивается триста ящиков. А потом начинается подготовка земли.-Она у нас, — вздыхает Екатерина Михайловна, — слабая, суглинок со шлаком и камнями. Вот и везём четыре КАМАЗа земли из-за Волги, да ещё и сами подсыпаем торф, голубиный помёт…
Пятьсот квадратных метров занято под цветами, для чего пришлось выкорчевать тридцать шесть берёз. Если учесть, что вся монастырская территория совсем не велика, то можно сказать, обитель — сплошной цветник. Первыми на труды и старания матушки отзываются шесть тысяч тюльпанов восемнадцати сортов. Самых немыслимых оттенков. Часть из них родом из Голландии.
-А мне кажется, — матушка выпалывала сорняки и окучивала землю, — что самые красивые всё-таки наши, российские. Вот живёт под Москвой знаменитый цветовод Вячеслав Хондырев. Получить от него хотя бы одну луковицу уже удача. И вот представляете, однажды получаю пять извещений на посылку. Батюшки, думаю, это что ж я, старая, до пяти напоминаний дотянула. Каково же было моё удивление, когда мой помощник вынес пять десятикилограммовых ящиков с луковицами подснежников, тюльпанов, ирисов, нарциссов. Вот ведь какой дар преподнёс монастырю Вячеслав.
Уже простое перечисление видов цветов поражает. Пять сортов делльфиниумов. Гортензии — на одном кусте более ста цветков. Восемь сортов лилий. Двадцать сортов георгин. Двадцать сортов ирисов. Двести кустов роз двенадцати сортов. Да всё и не перечислишь. Скажу только, что всего в монастырском цветочном хозяйстве восемьдесят наименований.
* * *
В Раифу я добиралась через районный городок Зеленодольск. До автобуса оставалось много времени, и я отправилась гулять по улицам. Если есть у города своё лицо, то Зеленодольск — это город-сад. Вот тогда-то я и услыхала впервые о Екатерине Михайловне Ошариной.С детства мечтала Катя Ошарина сделать из своего родного города Зеленодольска сад. Поэтому ей не пришлось ломать голову, куда пойти учиться. Окончив институт, пришла на завод имени Горького старшим агрономом. С того памятного 1961 года и началось её служение цветам и деревьям. И вот захотелось ей украсить улицы города голубыми елями. А где их взять? Разузнала — в питомнике города Нальчик.
Вы думаете, что бартер был порождением перестроечных времён? Ничего подобного. Катя Ошарина знала о нём давным-давно. В далёком 61-ом году она заключила сделку с сотрудниками питомника — три вагона зеленодольской продукции меняются на саженцы голубых елей. Добавила саженцы каштанов, западной и восточной туи, декоративные кустарники и две недели сопровождала этот бесценный груз, шедший малой скоростью по железной дороге.
С саженцами и лопатами под духовой оркестр шествовали зеленодольцы по улицам города к месту посадки, которое наметила Катя. Своими же руками она и посадила все деревья. А потом из Липецка привезла ещё двадцать сортов сирени, восемнадцать — жасмина. Из Самары — десять тысяч саженцев японской сирени. Высадила в городе и семьсот кустов роз. Но не прошло и месяца, как какой-то негодяй выкопал всё до одного куста.
* * *
На старости лет вспомнила матушка свою зеленодольскую молодость и решила заложить сад и в монастыре. Двенадцать яблонь каждой по три сорта, земляника, слива, смородина, малина, виноградники, арбузы.-Матушка, — я потрясена, — да как же вы всё это смогли сделать, где силы-то берёте?
-А Бог даёт. Он и укрепляет. Разве я могла бы всё это сделать в миру в своём преклонном возрасте. Да и помощник у меня, наконец, появился — послушник Серёжа. Были у меня помощники и раньше, но ни одному я не могла бы передать своё дело со спокойной душой. Вот и молила Господа, чтоб послал мне приемника, ведь года-то мои на исходе. И услышал Он меня, вот Серёжу и послал. (На этого Серёжу я обратила внимание, ещё ничего не зная о нём. До чего же он походил на Алёшу Карамазова, такой же духовно напряжённый облик, благоговейный, сосредоточенный). Уж до того ответственный, трудолюбивый. Так что если что случится со мной, смена хорошая есть. Лишь бы он остался. А то я замечаю, что он тянется к уединению, молитве, к духовной жизни. А в саду физической работы много. В церкви бываешь только по праздникам, да субботам-воскресеньям. Даже и с родными видеться особенно некогда. С дочкой раз в году встречаюсь. Она в Белоруссии живёт. Консерваторию окончила. Вот хорошо, что сын, можно сказать, под боком, доцент в Казанском университете, экономикой занимается, вот-вот диссертацию защитит докторскую. Да я с миром распрощалась, квартиру оставила внучке и совсем перебралась в монастырь. Спасибо отцу Всеволоду, дал мне келию. Да мне ничего больше и не надо. Хочется только творить, углубляться в своём деле и радоваться вместе с людьми. Теперь вся моя жизнь — это земля, растения, им я отдаю свою душу, а они мне свою теплоту и красоту.
-Ну и заговорилась я с вами, — матушка спохватилась и, опираясь на палку, медленно переставляя одну ногу, с напряжением подтягивая другую (совсем недавно ей сделали сложную операцию), — она взялась за работу.
-Матушка, — к ней подбежали дети из монастырского приюта, — мы готовы вам помогать. Где поливальный шланг?
В СЛУЧАЕ ПОЖАРА ЗВОНИТЕ В МОНАСТЫРЬ
День выдался солнечный, тихий, спокойный. Ничто не предвещало беды. И вдруг всполохи огня. «Пожар!» — пронеслось эхом по всей деревне. Улицы застроены густо. Огонь побежал по крышам с треском. Соседние избы, словно от испуга, боязливо вжимались в землю. Понабежали бабы с коромыслами-вёдрами, да вот беда: водовозки нет. Так дом и сгорел.-И для монастыря пожар — постоянный дамоклов меч, — считает архимандрит Всеволод. — За четыреста лет существования горел он не раз.
Вот и недавно случилось ЧП. Рано утром монахи увидели, как из сарая, принадлежащего СПТУ, что прямо за стеной монастыря, валит дым. Тут же позвонили в пожарную часть. К приезду машины сарай уже выгорел. Весь посёлок растревожился, как пчелиный улей. Монахи стали думать, как обезопасить себя и округу. Кто-то предложил протянуть из озера пожарные гидранты, установить насосы, подсоединить рукава так, чтобы шланг мог дотянуться до любой точки монастыря.
Но архимандрит Всеволод решил по-другому. Он обратился к министру внутренних дел республики с просьбой выделить обители…пожарную машину. Прошло совсем немного времени, и руководство пожарной службы подарило монастырю новенькую машину с полным техническим оснащением. «Монастырь Раифа» — крупными буквами написано на ней. Отец Всеволод издаёт приказ о создании в обители боевого пожарного подразделения. Командиром его назначается послушник Алексей Трусов, бывший следователь, красивый, мужественный, косая сажень в плечах. По не совсем монашескому, но точному сравнению отца Всеволода, Алексей — монастырский Шварценеггер. И компанию ему настоятель подобрал соответствующую, физически развитых, мобильных мужчин. Иеродиакон Вениамин — водитель, он же в свободное от пожарной службы время — кочегар. Инок Илия и послушник Александр — бойцы подразделения. Послушник Дионисий и Андрей — стволовые. Так родился пожарный монашеский дозор в составе семи человек.
Ну и удивились же английские телеоператоры, снимавшие фильм о Раифском монастыре: «Мы объездили весь мир, но пожарных монахов нигде не встречали». История эта так поразила англичан, что следом в Раифу была откомандирована ещё одна группа. Продюссер канала Би-би-си Стивен Роузенберг снял всего три сюжета о Татарстане — интервью с Шаймиевым, о татарских праздниках и о пожарной монастырской команде. Прощаясь, он пошутил: «Приеду ещё раз к вам, когда обзаведётесь машиной «скорой помощи». Но шутка эта, похоже, запала в голову отца Всеволода.
Новенькую, сверкающую пожарку поместили в монастырский гараж. Монахи отправились на учёбу в зеленодольскую пожарную часть N53.
-Пришлось основательно покорпеть, — признаётся послушник Алексей. — Надо было досконально изучить устройство автомобиля, его многочисленные краны, задвижки, цистерны. А сколько правовых документов проштудировали! Несколько раз выезжали на настоящие пожары вместе с профессионалами. После экзаменов, строгих, без всяких поблажек, получили лицензию. И включили нас в состав зеленодольской пожарной части. Рясы сменили на пожарную форму, а то мешала она, путалась в ногах, когда за считанные секунды надо было взбежать по длинной лестнице наверх. Первое пожарное крещение не заставило себя ждать. Зеленодольские пожарные передали по рации: «Неподалёку от монастыря в посёлке Белобезводное случился пожар». Через считанные секунды в полной боевой готовности монахи выехали на вызов.
-Хорошо сработали, грамотно, — похвалили своих «коллег» городские пожарные.
РОМАШКА ИОАННОВИЧ, СИЛУАНОВИЧ, ВСЕВОЛОДОВИЧ
Однажды, было это в 1994 году, к отцу Всеволоду пришла женщина с грязным, сопливым малышом.-Возьмите его, батюшка, к себе. У меня дома и без него много ртов.
И зародилась у батюшки идея создать детский приют для сирот. Его отговаривали: «Да ты что, отче, какой приют! Монастырь надо ещё восстанавливать, да восстанавливать, нет у нас никаких условий». Но отец Всеволод видел перспективу. И сегодня здесь с любовью и добротой отогревают выстуженные жестокостью этого мира детские души в возрасте от восьми до восемнадцати лет. Самый любимый детский праздник — дни рождения. Стол накрыт белой скатертью, в вазах — цветы, фрукты, пирожные, конфеты, о чём отец Всеволод позаботился накануне. Вот-вот из Казани приедет благодетельница мальчишек Любовь Николаевна Салиева, наша вторая мама зовут её дети, с разными лакомствами и начнётся пир-веселье. А закончится праздник в лесу, где директор приюта отец Силуан, старший воспитатель отец Иоанн, да матушка Анастасия будут играть с мальчишками в различные игры, проводить спортивные соревнования.
-Дети поступают к нам ослабленные, вторая степень дистрофии, — рассказывает матушка Анастасия, — и их физическому укреплению уделяется много внимания. В ПТУ арендуем спортивный зал. А на летнее время монахи оборудовали свой собственный небольшой спортивный городок. Есть у мальчишек и велосипеды, они гоняют на них по всему посёлку.
Каждое утро матушка Анастасия, в прошлом сама спортсменка-разрядница, проводит физкультуру, а летом все бегут купаться в сказочное раифское озеро, на берегу которого и стоит монастырь. В холодное время года озеро заменяет монастырская баня. Надо ли удивляться, что летом в какой-то год в Анапе именно дети из приюта заняли первые места чуть ли не во всех видах спорта.
Ни о чём подобном ни один ребёнок в прошлом и мечтать не мог. Я попросила матушку рассказать об их прошлом. Она ответила категорическим отказом: в монастыре такая любознательность не поощряется. У нас есть неписаный закон. То, что было в миру, отсекается, и не надо ворошить их прошлое. У детей новая жизнь — с Богом, с братией.
-По какому принципу отбираются дети в приют? — спросила я у отца Иоанна.
-Никакого отбора нет. Направляют их к нам приёмники-распределители, органы социальной опеки, да милиция. Но беспризорников-то много, а монастырских приютов мало. Вот мы не можем принять больше двадцати мальчишек.
-Так что, можно считать, тот, кто попал сюда, — счастливчик?
-Таков промысел Божий, — ответил отец Иоанн — Новички поначалу смотрят на нас, как волчата, исподлобья. Подойдёшь поближе, а они сразу закрываются, как бы защищаются от тебя рукой, видно, боятся удара. Мы показываем им жизнь с другой стороны. И очень скоро они понимают, что жить можно по-другому и, отнюдь, не скучно, не уныло, а очень даже интересно. Лучше и здоровее, чем их сверстники, которые ходят по посёлку пьяные и не знают, чем себя занять, к кому прислониться. Каждая минута у них расписана в жёстком распорядке дня, чтоб ветра в голове не было.
В восемь утра «Газель» готова везти детей в районную школу. Матушка Анастасия вместе со старшими детьми, внимательно следят, все ли аккуратно одеты, причёсаны, не забыли ли сменку. Мне со стороны очень видно вот это чувство братства, основанное на совершенно других принципах, нежели в молодёжной среде, где дети просто порабощены псевдо дружбой: один покурил-укололся, а за ним и все другие.
Вот забирается в машину Володя, учится он во втором классе. На нём красивые чёрные брюки, модный чёрный свитер, модные ботинки. Другие дети одеты также красиво и модно.
-Ничего себе, — удивляюсь я, — гуманитарная помощь.
— У нас гуманитарки нет, — поправляет матушка, — время от времени кто-то из отцов едет с ребёнком в Казань и покупает всё необходимое…
Детдомовские дети совсем не на одно лицо. Каждый из них личность, за развитием которой внимательно наблюдают. Вот, например, Володя любит литературу, иностранные языки. Школьные учителя дают ему именно эти предметы более обстоятельно, чем остальным. А Серёжа, напротив, технарь. Ему в расширенном объёме даётся математика. У детей кажется есть всё, даже классная комната оборудована компьютерами. Старшеклассников учителя вечерами усиленно готовят в институт. И дети туда поступают.
Вот так, из гадких утят, вшивых, сопливых, ободранных, в новую жизнь дети входят благообразными, современными, образованными молодыми людьми…
Великая княгиня Леонида Георгиевна, принимавшая приютских детей в Париже, до такой степени была очарована десятилетним Ромкой Веселовым, или как его ласково зовут Ромашкой, что предложила остаться ему во Франции. «Может, останешься? — спросил мальчика отец Силуан, — будешь именоваться Георгиевичем.
-Не-е-е, — Роман ни на секунду не задумался, — хочу остаться Силуановичем.
Батюшка смеётся: «Наш Ромка по своей великой рассеянности хитро путается в своём отчестве, называя себя то Иоанновичем, то Силуановичем, но чаще всего — Всеволодовичем».
ОТЕЦ ВСЕВОЛОД
Дети его просто обожают. Несмотря на житейскую умудрённость, высоту положения, известность в общении с детьми он по-детски прост, умеет задушевно общаться с ними. И дети понимают, что батюшка действительно любит их, живёт с ними в гармонии. Он и сам хлебнул в детстве лиха, знает, что это такое — выйти во двор, когда нет, скажем, зимней обуви.Слава в семье был шестым ребёнком. Отца не было, мать за шестьдесят рублей работала стрелочницей на железной дороге. «В доме, — вспоминает отец Всеволод, — зачастую не было даже подсолнечного масла, белый хлеб выдавался по большим праздникам, жареная картошка казалась неземным лакомством. Редкая конфетка делилась на шесть частей».
С раннего детства Слава был бойким отроком, всегда верховодил. Был даже секретарём комсомольской организации, вожатым в пионерском лагере. А вечерами, дома, уляжется в постель и начинает молиться, прося у Бога помощи.
В пятом классе отрок впервые попал в церковь. Его потрясло убранство храма, пение. «Для начала, — вспоминает батюшка, — Бог открыл мне уши и глаза через красоту в храме. Когда в школе узнали, что комсомольский вожак ходит в церковь, вызвали „на ковёр“. Но ничто меня не могло остановить. Передо мной не стоял вопрос, куда идти после школы. Только в духовную семинарию».
В двадцать лет Слава рукополагается во священники с именем Всеволод. Его первое назначение — полуразрушенный деревенский храм в Суджинском районе Курской губернии. Вот он впервые переступает порог своего жилища — самодельный деревянный стол и табурет, тумбочка, лампочка без абажура. Церковь, обшарпанная, разваливающаяся, кругом грязно, бездорожье, темно — хоть глаз выколи. В первый момент немножко растерялся.
Наутро отец Всеволод пошёл в райком партии справку о прибытии отдать. Строгий секретарь, приняв его за пионервожатого, грозно произнёс: «Сколько металлолома собрали»?
-Я опешил, — вспоминает батюшка, — Какого лома? Я местный священник.
И они оба рассмеялись. Через год храм был ухожен, выкрашен, асфальт проложен, дорожки освящены. Клумбы разбиты. На службах всегда народ. К церковным праздникам готовилась вся деревня. Особенно к Пасхе. Заранее отбирались школьники, которые во время крестного хода понесут хоругви, кресты, иконы. На храм работали и военные, приезжающие на уборку урожая. Так молодой священник заражал своим энтузиазмом, весёлостью, добрым расположением к людям. И это в атеистические брежневские времена!
Куда бы потом не забрасывала судьба о. Всеволода, везде он оставлял реставрированные храмы, ухоженные церковные территории и церковные воскресные школы.
-Да в кого вы такой контактный, доброжелательный? — спрашиваю его.
-В бабушку, она у меня была боевитая, деятельная. В 77 лет лихо ездила на велосипеде. Верховодила всеми старушками во дворе. Бывало, сядут они на лавку и ну перемывать косточки какой-нибудь Марье Алексеевне. «Вы что разгулялись, — одёрнет их бабушка, — и чего напраслину говорите, очень даже Марья душевная». И все подружки дружно кивают: душевная, душевная. Вот такой была моя бабушка авторитетной.
Батюшка засмеялся и сразу скрылись белые, не загорелые лучики-морщинки на его лице: батюшка редко не улыбается.
-Вот недавно англичане снимали фильм о нас. Я рассказал им про мою бабушку. И вот вертели они слово «авторитет» и так и эдак, никак не могли перевести, найти сходное английское понятие. И перевели так: «Бабушка о. Всеволода была мафиози».
…В 1991 году о. Всеволода прямо-таки потянуло в Раифский монастырь. Он содрогнулся от картины разорения. Когда-то богатейшая и красивейшая четырёхсотлетняя обитель представляла собой жалкое зрелище. Осквернено было всё. «Когда я увидел эту поруганную красоту. — вспоминает батюшка, — у меня сердце сжалось. Как будто человек в реанимации лежит. Вот-вот умрёт: четыре туалета на месте кладбища, камеры смертников в братском корпусе. Станки в Троицком соборе, и как он только выдержал многолетнюю вибрацию? Храмы были разрушены на восемьдесят процентов. Специалисты считали, что обитель не восстановить».
И всё-таки отец Всеволод решил добиваться возвращения останков монастыря церкви. Ничего не скажешь, как я уже говорила, умел он видеть перспективу.
-Через десять лет, — убеждал он сомневающихся, — сюда будут ездить не только из России, но и со всего света.
Уже тогда он видел сказку, великолепно осуществлённую им сегодня с Божьей помощью. Вот и монахи считают, что отец Всеволод был послан на эти камни промыслом Божьим…
Вопрос о передаче монастыря церкви батюшка вынес на очередную сессию горсовета. Председатель Весёлкин зачитывает решение — отказать. Слово берёт отец Всеволод: «Предстоят выборы. Вот и скажу своим прихожанам, чтобы они голосовали против вас». Перед такой угрозой вопрос был переголосован. Началась поэтапная передача монастыря церкви. Два года ушло на бумаги, согласования, подбор единомышленников.
Прошло совсем немного времени и вот уже монастырь восстановлен в том самом виде, в каком он был в процветающие времена. Дивное чудо увидел и патриарх Московский и всея Руси Алексий 11 и предложил о. Всеволоду стать епископом.
-Я не спал всю ночь, — признавался архимандрит, — молился и просил у Бога совета. Я прекрасно осознавал, что такое предложение бывает раз в жизни. Решение пришло в семь утра, когда я подъезжал к Раифе. Я как будто новыми глазами увидел это белокаменное чудо, а когда мне навстречу бросились наши дети, воспитанники детского дома, я понял, что без Раифы мне жизни нет…
…Указом Президента России о. Всеволод (Захаров) награждён орденом Дружбы народов.
